ТАВРОМАХИЯ ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ
Прежде чем сразиться с быком, человек должен признать в нем равную себе личность

 

Antonio Capel. Бык

       В Канаде интеллигентные люди не любят хоккей, в Англии — футбол, в Японии — сумо, в Италии — мафию, в Испании — корриду. Это и понятно. Мы тоже не желаем, чтобы иностранцы видели в нас медведей или космонавтов. Никому не хочется соответствовать национальному стереотипу. Гордые выделяются из толпы, остальные ценят то, что делает уникальным их культуру. Например, корриду.
       Встав с Европой вровень, Испания еще не изжила провинциальных комплексов. Поэтому она прячет от иностранцев все, что отличает ее от них. В том числе — бой быков.
       Коррида не подходит к круассанам. Она слишком вульгарна и простонародна. Ее слегка стесняются. Коррида — это атавизм вроде хвоста, киотских гейш, костоломного бангкокского бокса, карибских петушиных боев или чрезмерной волосатости.
       Не то чтобы вас не пускали на корриду. Конечно, нет, тем более что ее не скроешь — о ней напоминает афиша на каждом столбе. 

 

 

Другое дело, что мадридские гиды предпочтут повести вас в оперу, барселонские — познакомить с современным искусством, остальные — отправить на пляж.

   Но вы не даете себя провести. Вы знаете, что такое коррида, отличаете пикадоров от матадоров и даже немного говорите по-испански: мулета, колета, карамба. Вы держите в голове все ритуалы тавромахии, ибо выросли на Хемингуэе, смотрели Гойю и Пикассо, слушали «Кармен» и читали в отечественной прессе репортажи, начинающиеся словами, которыми св. Августин описывал гладиаторское сражение: «Сначала это жестокое зрелище оставляло меня равнодушным».

 

Франсиско Гойя.  Бой быков

 

Пабло Пикассо. Коррида

 

Пабло Пикассо. Смерть матадора

 

Эдуард Мане. Мертвый тореадор

       Короче, вы знаете все — но не себя. Вы не знаете, как отнесетесь к тому, что через полчаса на этой нарядной арене совершится зверское убийство, оплаченное, кстати сказать, и вашим билетом. Честно говоря, вы и пришли-то сюда только затем, чтобы это выяснить.

 

Франциско Родригес Климент. Бой быков

 

Альберт Линч. Бой быков

 

Жан Жорж Виберт. На корриде

     Дилетанту понять корриду проще, чем знатоку. Мы смотрим в корень, потому что видим происходящее незащищенными привычкой глазами. Новизна восприятия компенсирует невежество. Пусть мы неспособны оценить мужественную неторопливость вероники, пусть нас не трогает отточенность матадорских пируэтов, пусть мы только по замершему дыханию толпы судим о дистанции, разделяющей соперников.

 

Antonio Capel. На площади

 

Antonio Capel. Gregoriana

       Мы видим лишь то, чего нельзя не заметить: всадников на лошадях, милосердно одетых в ватные латы, и потешно наряженных пеших. 

 

Antonio Capel. Выход

Сверху они напоминают оживший набор оловянных солдатиков. Тем более что их оружие — крылатые бандерильи и пики с бантами — выглядит вопиюще несерьезно.

 

 

Пикассо. Коррида

Самый невзрачный в этой компании — виновник происходящего. Не больше коровы, он выглядит не умнее ее. 

 

Оскар Домингес. Коррида  

   Лишь вдоволь упившись пестрой параферналией корриды, вы начинаете уважать компактную, как в 16-цилиндровом «Ягуаре», мощь быка. Равно далекий хищникам и травоядным, он передвигается неумолимо, как грозовая туча, видом напоминая стихию, духом — самурая. Что бы он ни делал — невозмутимо пережидал атаку или безоглядно бросался на врага, ярость в нем кипит, как свинец на горелке. Собаки нападают стаей, кошки — из-за угла, но бык — всегда в центре событий. Завоевав наше внимание, он постепенно подчиняет себе всех, превращая мучителей в свиту.

 

Эрик  Фишл. Бой быков в Ронде (1)

       Только тот бык, который утвердился в царственном статусе, заслуживает право на поединок. Прежде чем сразиться с быком, человек должен признать в нем равную себе личность. Как и мы, бык не может избежать смерти, но, как и мы, он волен выбрать виражи, ведущие к ней.

 

Эрик  Фишл. Бой быков в Ронде (2)

       Коррида — та же дуэль, где джентльмен не скрестит шпаги со слугой, ибо подневольный человек лишен достоинств свободного. Равноправным соперником быка делает свобода воли, а не тупая сила — никому ведь не придет в голову драться с трактором.

 

Инна Панасенко. Бык

 

Antonio Capel. В заключении

       Животными, впрочем, тоже можно управлять — как лошадью. Их можно стричь, как овец, доить, как корову, есть, как свиней, и разводить, как кроликов. Однако высшее предназначение зверя состоит в том, чтобы с ним сражаться. Все наши битвы — междоусобицы, коррида — война миров.

 

Д. Лучанов. Тореадор, убиваюший быка

 Бык таинственен и непредсказуем, как природа, которую он воплощает. Это та же природа, что заключена в нас.        

   Сражаясь с быком, мы сводим счеты со своим прошлым. Бык — это зверь, которым был человек. Чтобы мы об этом не забывали, на арену выходит тореро.

 

Д. Лучанов. Предвкушение триумфа

     Если угодно, матадор — это антибык: предел рафинированной цивилизации. С трибуны он выглядит аккуратной шахматной фигуркой.

    Сложный и дорогой наряд, доносящий до нас моду прекрасного просветительского века, символизирует красоту и порядок. Узорчатый жилет, белые чулки, тугие панталоны — от золотого шитья на матадоре нет живого места. 

 

Antonio Capel

 

Antonio Capel. Куртка тореадора

   По песку, конечно, лучше бы бегать в трусах и кроссовках, но именно неуместность костюма оправдывает его старомодную роскошь. Мы не требуем фрака от футболиста, однако ждем его от гробовщика. Мистерия убийства достойна торжественных одежд. К тому же матадору должно быть не удобно, а страшно.

 

Antonio Capel. Молитва 

 

Antonio Capel. Отчаяние

 

Antonio Capel. Хосе Томас

 

Antonio Capel. Хосе Томас

 

Antonio Capel. Fandi

 

Antonio Capel.   Ponce

 

Antonio Capel. Новильяда

 

 

Мэри Кассат. Тореадор

 

 

Мэри Кассат. Предложение тореадору

       На арену матадор выходит не спеша, давая себя разглядеть и собой насладиться. Все мужчины ему завидуют, все женщины его любят. Он — избранник человеческого рода, честь которого ему предстоит защищать. Матадор должен показать, чего стоит не вооруженный наганом разум, когда он остается наедине с природой.

 

       В такой перспективе коррида не имеет ничего общего со спортом — она глубже его. Говоря проще, коррида нас пугает: как романы Достоевского, она не может обойтись без убийства.

       Тавромахия — это искусство парадной смерти. Без нее матадорские фуэте теряют смысл, как ласки без оргазма. Только смерть, наделяя инфернальной глубиной карнавальные шалости, придает корриде вес и значение.

 

 

David  Lozeau. Матадор       

 

   Но неуклюжее убийство — позорная казнь. Нет ничего страшнее неумелого палача. Мучая зрителей больше быка, он тычет врага, пока тот не истечет кровью, освободив нас от зрелища своих страданий. Бедная коррида, которой часто довольствуются в Латинской Америке, не имеет право на существование. Как всякая нищета, она унижает не только тех, кто от нее страдает. Удавшуюся корриду должен завершать удар, оправдывающий смерть.

 

David  Lozeau. Матадор    

       Вы догадываетесь о том, что дело подходит к концу, по аскетической серьезности происходящего. На арене прекращается многолюдная суета. Кончилось время опасных игр. Сорвав овации, матадор уже показал себя, но лишь последнее испытание делает его достойным своей профессии. До сих пор он пленял выучкой, мастерством и смелостью, теперь он должен проявить характер. Отбросив эффектные позы, забыв о себе и зрителях, он стоит, как вкопанный, вызывая быка на атаку.

 

 

       Бык не выдерживает первым. Нагнув рога, он бросается в бой со стремительностью ядра и инерцией поезда. Сдержать этот приступ может лишь то, что сделало нас царем природы: воля и интуиция. Первая нужна, чтобы не дрогнуть, дожидаясь нужного момента, вторая — чтобы выбрать его. В это единственное мгновение матадор должен нанести удар в уязвимое место размером не больше яблока. В момент высшей сосредоточенности все движения приобретают обманчивую замедленность. Кажется, что матадор остановил время. Вошедшая до рукояти шпага убивает быка раньше, чем он об этом узнает. Продолжая порыв, туша еще несется вперед, но это уже не крылатый порыв, а судорога трупа. Бой завершился смертью одного и победой обоих.

 

 

 

 

 

Эрик  Фишл. Бой быков в Ронде (3)

 

 

Эрик  Фишл. Бой быков в Ронде (4)

 

 

Эрик  Фишл. Бой быков в Ронде (5)

 

 

Эрик  Фишл. Бой быков в Ронде (6)

 

       Трудно спорить с теми, кто считает корриду варварским зрелищем. Живая окаменелость, коррида — машина времени, переносящая к заре мира, когда люди боролись за существование не с собой, а с другими. Возвращаясь в эту героическую эпоху, коррида обнажает корни жизни и оголяет провода страсти.
       Поэтому я всем советую побывать на корриде, хотя далеко не каждому стоит на нее возвращаться.
       Я, например, не собираюсь.
       Дело не в том, что мне больно смотреть на быка. Я даже не против поменяться с ним местами, чтобы умереть легко и разом, как перегоревшая лампочка. Мне не жалко рожденного для этого часа быка. Он уходит в разгаре сил, красоты и ярости, сполна прожив свою жизнь. У быка не осталось дел и долгов, и шпага принесет ему меньше мучений, чем старость.
       Мне, повторяю, не жалко быка. И на корриду я не пойду, сочувствуя не ему, а матадору.
       Каждый убийца наследует карму своей жертвы, и я слишком давно живу, чтобы выяснять отношения с природой. Ее голос звучит во мне все слабее. Мне б его не глушить, а расслышать.

 

Antonio Capel.   Святая дева

 

       Статья Александра ГЕНИСА, специально для «Новой»,
       Мадрид — Нью-Йорк
       26.05.2005