«В музыкальной индустрии афроамериканцу сделать карьеру нелегко»
Уэйну Эдвардсу довелось работать с такими гигантами популярной музыки, как Майкл Джексон, Марвин Гэй и MC Hammer. Свои воспоминания он опубликовал в только что вышедшей книге «Не трогай это: мемуары разочарованного музыкального администратора» (Can’t Touch This: Memoir of a Disillusioned Music Executive, AuthorHouse, 2015).
Эдвардс вырос в Южном Бронксе в семье выходцев с карибского острова Санта-Крус. Работал журналистом, сделал карьеру как импресарио в сфере музыкального бизнеса. Занимал посты вице-президента в компании Capitol Records, директора по маркетингу в Columbia Records и менеджера по производству в CBS Records. Перейдя в сферу высшего образования, Эдвардс получил степень доктора социологии в Городском университете Нью-Йорка (CUNY). Работает вице-президентом колледжа Штатного университета Нью-Йорка в Олд-Уэстбюри. Вместе с женой Джинн живет в Нью-Йорке. У них сын и четверо дочерей.
С Уэйном Эдвардсом по телефону побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Что вы испытываете, какие чувства в связи с выходом книги?
Уэйн Эдвардс: Радость. Удовлетворение.
О.С.: В названии использовано слово «разочарованный». Чем вы были разочарованы?
У.Э.: Придя в музыкальную индустрию, я надеялся, что она не дискриминирует расово в такой степени. Но надежды не оправдались. Музыкальная индустрия четко разделяла исполнителей по расово-этническому признаку. А я испытывал прекраснодушные иллюзии, что музыка всех объединяет, всех уравнивает. Конечно, реальная ситуация меня отрезвила.
О.С.: Но как вы объясняете грандиозный успех таких чернокожих музыкантов, как Марвин Гэй, Майкл Джексон, группы «Earth, Wind and Fire» и многих других? Им же удалось добиться всеамериканской славы и признания?
У.Э.: Эти редкие примеры успеха. В музыкальной индустрии афроамериканцу сделать карьеру нелегко. В то время, когда я работал в шоу-бизнесе, большинству чернокожих артистов приходилось ощущать давление расовых предрассудков. При всех талантах, им был закрыт путь на большую американскую сцену. Им оставалось довольствоваться афроамериканскими радиостанциями, которые крутили их песни. Причем в одном только формате – ритм-энд-блюз. Если же черный артист предпочитал, например, рок-н-ролл, фактически, ему была перекрыта дорога на радио. Парадоксально, но факт.
О.С.: Давайте поговорим о вашей карьере в музыкальной индустрии. Вы добились высоких, ключевых постов, так что вряд ли уместно использовать слово «разочарование» по отношению к себе, ведь так?
У.Э.: Я не хочу создавать впечатление, что я не благодарен судьбе за свою карьеру. Я доволен, я добился многого, я исколесил Штаты и весь белый свет, тесно общался с выдающимися артистами. Но, справедливости ради, скажу, что мой карьерный рост тормозился именно из-за расовых соображений. Смотрите, я дорос до вице-президента компании по афроамериканской музыке, но я подчинялся другому вице-президенту, белому, который формально был на моем же административном уровне, но фактически был главнее, контролируя бюджет и определяя приоритеты развития бизнеса.
О.С.: Судьба сводила вас с мега-звездами американской музыки. Какие моменты общения с ними вы запомнили как самые яркие?
У.Э.: Самые яркие – не обязательно самые приятные, вы понимаете? Помню общение с Мартином Гэем во время его турне, когда он впервые исполнил Sexual Healing. Дело было в Сан-Франциско в день, когда у Марвина было два концерта. Первый он провел блестяще. Я был потрясен его вокальным мастерством, высоким уровнем оркестра. Буквально через пару минут после окончания выступления я зашел в его гримуборную. На столе стояла тарелка, полная кокаина. Я сказал, что мне очень понравилось его выступление. Он произнес своим мягким голосом: «Правда? Это хорошо». И втянул носом целую дорожку кокаина. Короче, когда он вышел на сцену для второго выступления, он уже был в сильном наркотическом опьянении. И выступал ужасно. Может быть, потому что думал только о том, чтобы поскорее вернуться в гримуборную и вновь получить дозу.
О.С.: Печально... Как вы объясняете, что столь многие исполнители не мыслили свои выступления без наркотиков?
У.Э.: У меня нет научного, клинического объяснения. Слышал много раз от самих артистов: состояние «взлета» помогает им активизировать потенциал творческой энергии. Так ли это? Не знаю. Но это самое распространенное объяснение.
О.С.: Как вы бы охарактеризовали развитие музыкальной индустрии за все эти годы, примерно с 80-х до наших дней?
У.Э.: Мне сложно это сформулировать. Просто потому что, уходя из этой сферы в сферу высшего образования, я плотно закрыл дверь. Я внимательно не слежу за новыми тенденциями в музыке. В самом общем плане думаю, что особых структурных изменений не произошло. В Нью-Йорке, остающемся медийной и музыкальной столицей мира, по-прежнему работают только три радиостанции, которые играют черную музыку. Одна фокусируется на старом ритм-энд-блюзе, две другие крутят хип-хоп. То есть афроамериканским артистам, которые хотят играть что-то другое, отличное по формату и жанру, просто некуда идти. И в этом огромное отличие от ситуации с белыми радиостанциями, которых в том же Нью-Йорке гораздо больше.
О.С.: Позвольте вас спросить – вы во всем откровенны в своих воспоминаниях? Далеко не все знаменитости любят, когда ворошат их прошлое. Не отсюда ли название книги «Не трогать это»?
У.Э.: Название я взял у MC Hammer – его знаменитая вещь называлась U Can’t Touch This. Когда я ушел из Capitol Records, мои коллеги тут же начали переписывать историю. Ведь это я обратил на MC Hammer внимание и инициировал подписание с ним контракта, о чем я упоминаю в книге. А теперь другие люди забрали задним числом себе все лавры. Так, увы, это работает в музыкальном бизнесе.
О.С.: А что в этом бизнесе важнее: коммерческий успех или реальный талант?
У.Э.: Никакого баланса между этими двумя критериями нет. Капитаны бизнеса всегда отдадут предпочтение коммерческой популярности. В этом главная головоломка музыкальной индустрии. Иногда талант одерживает верх и прокладывает новый тренд. По его стопам идут сотни подражателей, зарабатывающих деньги звукозаписывающим компаниям, и тогда нужен новый талант, чтобы сломать рутину и открыть новые горизонты. Никакой системы нет, но всегда есть надежда на слом стереотипов.
О.С.: Несколько слов о вашей теперешней деятельности, о том, что вас волнует в сфере образования.
У.Э.: Есть огромная разница между государственными школами в том же Нью-Йорке, где я живу и работаю, и частными школами. Ученик частной школы имеет гораздо больше возможностей получить хорошее образование для поступления в колледж, у него лучше технологическая подготовка, знание всех важных предметов. Государственные школы имеют меньшие бюджеты, меньший доступ к технологиям. Достижение реального расового равенства - громадная проблема, трудный вызов для американского образования.