И снова про подводников. Весенний призыв
В бригаду привезли молодежь. Радовались все. Во-первых, матросы, которые меняли статус. Первогодки становились подгодками, подгодки годками, годки — гражданскими. Во — вторых, офицеры, в надежде, что уж этот призыв позволит залатать дырки в штатном расписании и будет лучше предыдущего, состоявшего из сплошных убоищ и уе… ищ.
Ну, как еще назвать человека, выращенного из простой чурки до командира отделения, опрометчиво отправленного в отпуск и вовремя из него не прибывшего?
С другой стороны, как можно обвинять человека (в данном случае командира подразделения, этот отпуск предоставившего), если он вырос в городе, а не глухом ауле (аиле) и не знает нравов, в нем царящих на протяжении веков?
Старшина Бердыбеков ( Тихоокеанский флот на 98 процентов комплектовался матросами из Средней Азии и Закавказья) уехал в отпуск. Через десять суток, не считая дороги, он в часть не прибыл. Не прибыл и через двадцать. Командованию лодки пришлось докладывать о неприятном факте и отправлять на родину старшины целого мичмана.
Мичман прибыл в знойный Таджикистан, добрался до нужного райцентра и в военкомате узнал, что до деревни Бердыбекова 180 километров. И добраться туда можно только на ишаках — горы.
Мичман был молод, настойчив и не боялся трудностей. Сам он когда-то учился в Краснодарском сельскохозяйственном институте (не закончил), и имел второй разряд по конному спорту. Ишак — та же лошадь, только ростом поменьше. Короче, поскакал наш мичман по горам и долам. В военно-морской форме, вызывая законное удивление туземцев и овечьих стад.
Путем расспросов местного населения, нашел аил, а в аиле семью Бердыбековых. По-русски они не говорили. С помощью жестов удалось выяснить, что Улугбек пасет овец в двух днях пути от аила.
Сначала мичман очень смущался в незнакомой обстановке. Но затем увидел, что отец щеголяет в тельняшке, брат в хромовых ботинках, дядя в бескозырке вместо тюбетейки, а из- под цветастого халата сестры Бердыбекова выглядывают флотские штаны. Родные флотские вещи, пусть и разрозненные, придавали сил и уверенности. Он уже не удивился, увидев бабушку в голландке, и с «гюйсом» на голове, поверх платка.
В ожидании Улугбека пили чай. Отец что-то рассказывал, а мичман, не понимая, проявлял уважение и кивал головой. Он настолько понравился отцу, что тот начал окликать пробегающую с лепешкой по двору сестру Бердыбекова, скалить желтые зубы и что-то белькотать, хитро прищуривая глаз и поглядывая на мичмана. Девушка все это время терпеливо стояла, смущаясь. Лепешка обжигала ей руки, но пока ата не отпустил, уходить нельзя. Да и мичман ей нравился.
Сам мичман отнекивался, понимая, чего хочет старик. Становиться зятем ему вовсе не улыбалось. «Гюльчатай» его не прельщала. Он имел здоровые вкусы, сформированные грудастыми, полнозадыми кубанскими казачками, а ему пытались всучить обугленную солнцем, худую и кривоногую головешку. Борьба продолжалась каждый день. От мутного чая уже тошнило, но его постоянно подливали гостю в чашку, и не выпить было нельзя.
Может, мичман бы и дрогнул от натиска и осады, а так же от «чайного» поноса, мучившего его все эти дни и ночи, но через неделю появился Бердыбеков. Он не очень удивился приезду сослуживца и был искренне рад.
— Спасиб, товарища мичман. Служит хотель, радный не пускаль — овца пасть некому. Ата совсем балной. Бират нога болыт.
Жиенщина нилызя. Пириехал — подарка сделал, форма понравылась. Назад иехат нэ в чом было.
Грязный, давно потерявший цвет, прожженный в нескольких местах у ночных костров халат подтверждал его слова.
Мичман, несмотря на молодость, даже не попытался вернуть форму. Подарки не забирают. Он принял Бердыбекова, в чем тот был.
Бердыбеков шел впереди и пел заунывные песни своей страны, мичман ехал на ишаке, ишак понуро шагал, думая о чем-то. Может, Буриданов осел был его предком, и он просто восстанавливал в памяти имена философов, которых при встрече нужно залягать до смерти. А может, его предком был осел ХоджиНасреддина, и он улыбался, вспоминая его похождения, а вовсе не скалил зубы.
Так или иначе, но до цивилизации они добрались. Ишака сдали какому-то родственнику, а сами полетели самолетом — у мичмана вышел срок командировки, ему самому грозило наказание, и он счел за лучшее доплатить. Бесплатные проездные были только на поезд. А поезда на Камчатку не ходят. До Владивостока пять суток, потом трое пароходом до Петропавловска. Командировка закончилась шесть дней назад, и уже три дня мичман, по закону, был дезертиром.
Подробности прибытия опустим, но детали операции по доставке старшины второй статьи в часть стали известны всему флоту. Во-первых, мичману контракт не продлили и отправили в Краснодар, к казачкам, доучиваться.
Во-вторых, пришло негласное указание — матросов из Средней Азии и Закавказья не поощрять отпуском. » Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…»* Лучше присваивать очередные старшинские звания. Служили они неплохо, за власть. Куда там продажным за доллары американским сержантам!
Я сам был свидетелем, когда матрос — азербайджанец тыкал носом в плохо выдраенные паелы матроса — туркмена и приговаривал:
— Ну чито, чурка, пилят не русска, машком паель не начистыл, твоя морда чистим буду!
«Машкой» на флоте называют большую щетку с металлическим «ворсом». Паелы — это съемные металлические пластины, которыми выложена палуба трюма. Должны блестеть. Блеск придается «Машкой».
Приподнял такой «коврик» — добрался до механизма.
Итак, привезли неофитов. Все, радуясь, бросились в казармы смотреть на пополнение. Пришел, по долгу службы, и я.
Узнав, что командир в своей каюте, решил заглянуть к начальнику и другу. Оказывается, радовались не все. Наш командир плакал. Я был шокирован этим сверх меры, зная его как волевого и жесткого офицера. Он отхлебывал сухое вино из стакана, бил кулаком по столу, крутил «дули», кому-то наверху их показывая (думаю, отделу комплектования флота), и кричал:
— Десять суток отпуска, не считая дороги? В Африку? Да вот хер вам, умникам! ТАМ только овцы были, а тут и крокодилы, и
бегемоты, и перевороты!
Он все не мог забыть отпуск Бердыбекова.
Увидев меня, он утер слезу, отхлебнул еще, и почему-то шепотом спросил:
— Зам, ты видел?
— Что? — перешел на шепот и я.
— Вот вечно вы замы так! Когда мелочь какая-то, вы ее раздуете до размеров авианосца, а мимо серьезного события проходите, не заметив! «Что»!- передразнил он меня.
Потом, еще раз отхлебнув, жестом пригласил меня наклониться, и почти в ухо произнес:
— Негры…
— Какие негры, где? — я, грешным делом, подумал, что командир перенапрягся, готовясь к поступлению в академию и читая учебник по МРКД (международное рабочее и коммунистическое движение), в котором борьбе черных за свои права было отведено не мало места.- В Африке?
— В п..де! У тебя под носом, в кубрике, а ты и не знаешь!
Служить будут…На моей подводной лодке…Негры…Уй! Командира передернуло, а на глаза опять навернулись слезы.
Я проникся серьезностью момента. У супостата процентов 80 экипажей кораблей имели темный цвет кожи. Это они охотились за нами, а мы за ними. И их — на лодку? А если в бою расовая принадлежность окажется выше долга?
Я пулей выскочил в кубрик. Действительно, на крайней койке, у стены, сидело трое курчавых, губастых, темно-фиолетовых ребят. В синих робах советских матросов. Они о чем-то тихо говорили на незнакомом языке.
— Может, суахили? — попробовал угадать я. Суахили я не то что не знал, но даже никогда его не слышал.
Пришлось проверить догадки командира:
— Do you speak English?
Бойцы напряженно замолчали. В их темных, выпуклых, похожих на крупные темные вишни глазах с красноватыми белками, не мелькнуло даже тени понимания. И это хорошо, так как пришлось бы вспоминать тему «Допрос военнопленного» на английском, а именно ее я в училище и пропустил.
Восточно-закавказский разговорник остался на лодке, пришлось начать с привычного:
— Вассалом Алейкум!
Бойцы оживились и почти дружным хором ответили:
— Алейкум вассалом, ага-джан!
Стало понятно, что мусульмане, но тень сомнения все же оставалась. И среди негров масса последователей этой веры. Тем более, по-русски они не понимали.
В качестве переводчиков были вызваны: ассириец Джабаров, дагестанец Курбанов, уйгур Раджабов, таджик Бердыбеков, адыгеец Хаджоев, азербайджанец Валиев, грузин Габурадзе, узбек Давлетханов, туркмен Сейтмурадов и даже кореец Ким. Этакий курултай башибузуков, но без достархана. Казахов, армян, башкиров, татар и бурятов я решил не вызывать.
Негры смотрели на нас довольно испуганно, но потом сообразили, чего от них хотят.
Начался тест на опознание. Шестая проба — таджик Бердыбеков, виновник всефлотского шума — дала желанный результат. Негры зашипели, загукали и заклекотали. Они оказались особым таджикским племенем с примесью индийской, афганской и пакистанской крови. Племя живет в горах Памира, питается бараниной и лепешками. С гор они не спускаются, муку доставляет вертолет. В школу дети, естественно, не ходят, лишнее это при таком первобытном укладе. Диалект у них тоже был уникальный, даже Бердыбеков понимал их плохо.
Однажды военкомат не выполнял план по призыву, и этих чабанов увезли тем же вертолетом, что доставил муку, в райцентр.
Мука играла роль приманки, чтоб дети гор выползли из своих пещер к доброй железной птице. В этот раз птица оказалась злой.
Потом какой-то умник определил, что чабанам место именно на подводной лодке — та же оторванность от цивилизации и минимум удобств.
Все это я узнал позже.
Получив ответ на главный вопрос и с воплем:
— Таджики! Таджики!- я помчался к командиру.
Наверное, я кричал в том же ключе, что и бедные болгарские крестьяне при приближении турок: » Янычары, янычары!», потому что командир уже доставал из сейфа пистолет, услышав мой истошный крик.
— Александр Петрович, таджики!- выдохнул я.
Командир молча спрятал пистолет в сейф
— Зам, чего ты так разорался? Таджики и таджики. Не негры ведь. Чего глотку рвать? Зачем ты мне сказал, что это негры? Я же сразу понял, что азиаты, а ты заладил: » Негры, негры»…
— Блин, ошибся, Александр Петрович.
— Ну, ты уж постарайся больше не ошибаться. Выясни все. А то орешь про негров, я и поверил. И вообще, Сергей Викторович, почему не Вы лично принимали и встречали пополнение?
Я оценил изящество хода и перевода стрелок. Командир не может проявлять слабость ни при каких обстоятельствах, особенно в случае с неграми. Даже передо мной. Ноблесс облидж — положение обязывает.
— Захлопотался, Александр Петрович. В следующий раз всенепременно встречу. Первым. Я.
Командир уловил сарказм в моем голосе, и плеснул вина во второй стакан, появившийся на столе. Мы чокнулись и закрыли вопрос. Ни в Африку, ни, тем более в Таджикистан никто из нашего экипажа в отпуск не ездил. Никогда.
Кстати, таджики — негры русский выучили за месяц. Не потому, что на нем разговаривал Ленин, а потому, что Бердыбекову присвоили очередное воинское звание — старшина первой статьи, и отдали несчастных ему в подчинение.
Автор Андрей Данилов.