Об аварии на Чернобыльской АЭС и судьбе города Припять говорили многое, а еще больше, наверное, скажут. Вопрос давно ушел за пределы вопросов техники. Тем более что, кроме общих принципов, абсолютное большинство людей ничего в атомной физике не понимает, предпочитая оперировать надерганными из докладов МАГАТЭ и книги Дятлова умными терминами вроде «йодной ямы» или «запаса реактивности», которыми частенько прикрывают реальность. Да и не надо здесь умные слова, все уже сказано и написано, как в открытых книгах, так и рассекреченных документах КГБ, архивном деле номер 992 имеющемся в Сети. Дело давно в политике, как части конкуренции на мировом рынке технологий и противостояния держав в целом. Советская атомная энергетика никуда не делась. И, несмотря на аварию, успешно конкурирует с энергетикой американской и европейской, хотя и называется сейчас российской. Но школа-то та же, и люди зачастую те же. Так что говорилось и говорится многое, причем по принципу: После о случившемся долго будут врать Расскажет ли комиссия, как трудно умирать. Сначала, еще во времена советские, публично врали о персонале, выгораживая разработчиков. Потом на излете СССР стали врать уже о разработчиках, потому как гласность. В период разгула демократии стали врать о СССР в целом, потому как он, по мнению врущих, был не той системы. А недавно к вранью подключились американцы. Со своим набором штампов «водка, балалайка, медведи» и эти самые пионэры. В итоге имеем целый набор мифов о той аварии, причем мифов, легко опровергаемых. Но людям лень. Да и смотреть на экране, как срочники, нажравшиеся водки, стреляют бедных собачек – оно интереснее. Миф № 1. Персонал был неквалифицированным Опровергается проще всего. Биографии той смены да и, вообще – присутствующих там в момент взрыва в сети есть. Главный фигурант – заместитель главного инженера по эксплуатации 2-й очереди Чернобыльской АЭС Анатолий Дятлов, старший из администрации, присутствовавший в ночь катастрофы. Закончил с отличием Московский инженерно-физический институт по специальности «автоматика и электроника». После чего работал в Комсомольске-на-Амуре на местном судостроительном заводе, участвуя в строительстве АПЛ в течение 14 лет. За это время участвовал в установке и наладке 40 реакторов. На ЧАЭС пришел в 1973 году, в момент начала строительства. Если это не опыт, то я не знаю даже... Старший смены – Александр Акимов. Окончил Московский энергетический институт по специальности автоматизация теплоэнергетических процессов, на ЧАЭС с 1979 года, не новичок. Оператор, нажавший роковую кнопку – Леонид Топтунов. Окончил филиал Московского инженерно-физического института в городе Обнинске – колыбели советской атомной энергетики, по специальности конструирование реакторов. На ЧАЭС проходил преддипломную практику и работал с 1983 года. Директор станции – Виктор Брюханов. Окончил энергетический факультет Ташкентского политехнического института, директором ЧАЭС стал до начала ее постройки в 1969 году. Можно листать и листать. Но закономерность налицо: молодежь со специальным, как правило, образованием, а старшее поколение – с практическим опытом или образованием энергетическим. У многих молодых в качестве преподавателя числится академик Доллежаль, один из корифеев нашей атомной отрасли. Если это не специалисты, то я даже не знаю – какие они специалисты должны быть? Миф № 2. Станцию построили некачественно Проблемы при строительстве были. Здесь лучше цитировать документы КГБ: При приемке работ по блоку «А» (фундамент плиты под реактор АЭС) в первых числах апреля с. г. было обнаружено, что установленная арматура не соответствует запроектированной в сторону занижения прочности... Приемщиками работ дирекции строящейся АЭС неоднократно обнаруживались случаи некачественной сварки стыков арматуры... В апреле 1976 года на строительстве баков хранилища жидких отходов по вине прораба Управления правого берега т. Тирской произошел аварийный случай, в результате которого облицовка бака 5000 м3 из стали была выдавлена. И так далее. И на много страниц. Но когда объекты такого объема и сложности строили идеально? Да и тот факт, что все это было выявлено КГБ, следовательно, и исправлено, означает только одно: контроль за стройкой был жесточайшим, причем сразу по нескольким линиям. Что свои результаты дало. Претензии к качеству сооружений были и позже, но несущественные и редко. Были и проблемы с техникой: На втором этапе эксплуатации начали учащаться разрывы в водо-водяных коммуникациях реактора, а именно: на стыке циркониевых оболочек пакета «ТВЭЛов» (тепловыделяющий элемент) с металлом трубопроводов этих коммуникаций. Их соединение (всего таких соединений 1700 штук) происходит методом диффузионной сварки. Разрыв обычно происходит в месте соединения конца циркониевой оболочки. Которые, впрочем, активно решали и исправляли. И первое, и второе было неизбежно. Любая крупная стройка – это тысячи задействованных людей, большинство из них низкоквалифицированные. И недостатки будут всегда. Для того и существует контроль: и технический, и в случае особо опасных объектов – со стороны спецслужб. В случае ЧАЭС, с учетом того, что брак к катастрофам и крупным авариям не привел, контроль был поставлен на высоком уровне. С этой стороны станция была безопасной. Более того, она постоянно совершенствовалась: Учитывая опыт эксплуатации первых энергоблоков ЧАЭС, на последующих энергоблоках станции эксплуатационным персоналом совместно с проектными организациями принимаются меры по обеспечению надежной работы станции. Об этом свидетельствуют данные по аварийности. Так, в 1982 году на 3-х действующих энергоблоках ЧАЭС было 3-и аварии и 16 отказов в работе оборудования с недовыработкой электроэнергии 1843 млн кВт/часов, а за 9-ть месяцев 1984 года на 4-х энергоблоках было только 10 отказов с недовыработкой электроэнергии 131 млн кВт/час. К 1986 году это был уже опытный коллектив и отлаженное оборудование. Кстати, об авариях. Миф № 3. Постоянные аварии Были, конечно. И что? У меня вот вчера дома авария – смеситель в ванной подтекать стал. Неприятно, конечно. Менять пришлось, и что? На любом предприятии, в любой квартире аварии случаются регулярно, правда, угрозы от них – ноль. АЭС дело другое. И разрыв трубы там может вызвать остановку реактора, просто потому как безопасность, доведенная до паранойи, все-таки не котельная на угле, риск страшный. И во избежание этого самого риска принимаются экстренные меры, даже если риск выражается в сотых долях процента. Крупные же аварии носили примерно вот такой характер: 19 апреля 1981 г. в 11 часов стрелком ВОХР Чернобыльской АЭС было обнаружено просачивание (в виде капель) в трубопроводе активных вод блока № 1, о чем ею было доложено начальнику смены ЧАЭС Шадрину Александру Георгиевичу. Шадрин не придал этому значения и не принял своевременно мер для немедленного устранения течи. При прокачке дезактивирующего раствора в трубопроводе течь усилилась, в результате чего, ориентировочно, вылилось до 0,5 куб. м раствора. В 7 часов дежурной ремонтной службой трубопровод был отремонтирован и промывка контура блока продолжена. Службой радиационной безопасности ЧАЭС определена зона площадью до 180 кв. м с уровнем радиации, достигающим 20 микрорентген в секунду при норме 0,8 микрорентген в секунду. Под воздействием ветра была загрязнена территория площадью до 800 кв. м, однако радиация на ней составляет 0,4 микрорентген в секунду. Или максимум вот такие: 9 сентября при подъеме мощности реактора до 20 процентов произошел разрыв одного из 1640 технологических каналов, загруженных тепловыделяющими сборками. При этом оборвалась штанга, на которой крепятся ТВС, и частично увлажнилась графитовая кладка...Поскольку циркониевая оболочка топлива, по заявлению директора АЭС тов. Брюханова В.П. и главного инженера тов. Акинфиева В.П., не разрушена, радиационного заражения технологических помещений не произошло. Бывали и срабатывания аварийной защиты: 18 сентября 1983 г. в 12 час. 25 мин. ввиду срабатывания аварийной защиты № 5 был остановлен 3-й энергоблок Чернобыльской АЭС. В 18 час. 30 мин. этого же дня сработала аварийная защита № 5 на 1-м энергоблоке, который также был остановлен. По предварительному мнению специалистов ЧАЭС, остановка 3-го энергоблока произошла по причине отказа регулятора питательной воды. Срабатывание аварийной защиты на первом энергоблоке произошло в связи с превышением давления в реакторном пространстве. Кстати, а как там у наших западных партнеров с авариями? А все то же. Даже немного хуже. 3 января 1961 года на реакторе при выполнении работ был по неустановленным причинам извлечен управляющий стержень, началась неуправляемая цепная реакция, топливо разогрелось до 2000 K, что привело к тепловому взрыву, убившему 3 сотрудников, а также к расплавлению реактора и выбросу в атмосферу 3 ТБк радиоактивного йода. Например, вот так. И они, и мы учились. И аварии в процессе создания новой техники были неизбежными. Вопрос стоял, скорее, в том: кому не повезет по-крупному первому. Мелкие же аварии – это рутина. Она была, есть и будет везде. Потому как трубы поддаются коррозии, тросы кранов перетираются, ремонтники оставляют ветошь в механизмах, а сотрудники в конце смены плюют на протечки. Что интересно: и у нас, и на Западе, и на Востоке. Люди и железо – они везде люди и железо. И если все это не приводит к катастрофам, то ничего фатального в этом нет. Миф № 4. Проклятый эксперимент Многие знают, что в ту ночь был жуткий эксперимент: отключили защиту, вот и рвануло. И если бы эксперимента не было – все было бы хорошо. Ну и образ Дятлова, нарисованный американцами черными красками: мол, карьерист и тоталитарный руководитель, принудивший персонал ко всякому нехорошему. А на самом-то деле... И эксперимент был плановым. Слово Дятлову: Никакой технической связи между аварией и Программой нет, чистая случайность их связывает да недобросовестность расследователей. Если бы в последние перед началом испытаний минуты произошло автоматическое срабатывание по какому-нибудь сигналу (вы уж не верьте комиссиям и вольным писателям, что мы защиты заблокировали – все они были в действии для режима на мощности 200 МВт), то авария произошла бы точно так же. Произошла бы авария из-за этой Программы, то всё просто – запрети проведение на других реакторах, и нет больше проблем. Но это не так. Программа эксперимента была действительно не причем... Почти. Проверяли один из вариантов аварийной защиты, для этого было выбрано время остановки энергоблока на профилактический ремонт, что и логично. И Дятлов на персонал особо не давил. Зачем? Да и как? Отличные специалисты, они понимали, что сидят на огромной бочке с ядерным горючим, и если что-то пойдет не так... Мертвому угрожать увольнением глупо. Да и не институтками был персонал: молодые, востребованные и зубатые. С чего они должны были испугаться штатного эксперимента по выбегу турбогенератора? С чего они должны были нарушать Регламент? Не дебилы, понимали, чем грозит. И потому особо не нарушали. Миф № 5. Взрывы И станция исправная. И персонал опытный. Так почему рвануло? Как ни странно – так совпало. Совпали два фактора: ненормальный режим для данного реактора и легкий авантюризм персонала, впрочем, вполне в рамках допустимого и инструкций. Ошибка двойная. Конструкторы не предусмотрели, что данная ситуация возможна в принципе, а персонал поверил конструкторам, а не своим знаниям и опыту. При этом и первые, и вторые заблуждались искренне, хотя случаи разгона реакторов РБМК при включении аварийной защиты уже были. Правда, без таких фатальных последствий. Если конкретно: При снижениях мощности, особенно нерегламентных, неизбежно ухудшаются эксплуатационные характеристики, как оборудования энергоблока, так и топлива. Особенно вредны для реактора резкие колебания, так как активная зона к ним неустойчива и в ней легко могут возникать так называемые «перекосы нейтронного поля» (мощности), то есть состояния, когда выделяемая в реакторе мощность сосредотачивается не во всех каналах, а только в какой-то их группе. Это влечет за собой локальный перегрев элементов зоны и возможное их разрушение. В связи с этим основной задачей лиц, управляющих такими реакторами, является недопущение такого перекоса в процессе регулирования (подъема, спуска) мощности. Особенно неустойчив реактор в режиме работы на малой, т. е. непроектной мощности. В этом же режиме он более «инерционен», поэтому для резкого (нерегламентного) подъема мощности с «0» до какого-либо небольшого уровня требуется поднять стержни СУЗов на гораздо большую высоту, чем та, которая требуется для работы на данном уровне постоянно, а затем их несколько опустить: такие «резкие» подъемы запрещены регламентом потому, что реактор может войти в так называемый «неуправляемый разгон», чреватый ядерной аварией. На практике подобные случаи нарушения регламента не редкость. В принципе, еще 6 мая 1986 года более-менее было понятно, что произошло. И в справке шестого управления КГБ УССР это изложено. Сначала, днем 25 апреля реактор начали тормозить. Потом, по звонку диспетчера прекратили. И начали работу на половине мощности. Потом, после 23:00 торможение возобновили, но уронили реактор до 30 мВт, вместо 700, нужных для испытаний. Начали подъем, дошли до 200 МВт вместо 700 по программе, которых достигли примерно к часу ночи, подготовили турбогенератор. И в 1:23 начали эксперимент. А потом: В 01 ч. 23 мин. 40 сек. зарегистрировано нажатие кнопки АЗ реактора для глушения реактора по окончании работы. Эта кнопка используется как в аварийных ситуациях, так и в нормальных. Стержни СУЗ в количестве 187 штук пошли в активную зону и по всем канонам должны были прервать цепную реакцию. Но в 01 ч. 23 мин. 43 сек. зарегистрировано появление аварийных сигналов по превышению мощности и по уменьшению периода разгона реактора (большая скорость увеличения мощности). По этим сигналам стержни АЗ должны идти в активную зону, но они и без того идут от нажатия кнопки АЗ-5. Появляются другие аварийные признаки и сигналы: рост мощности, рост давления в первом контуре… В 01 час. 23 минуты 47 секунд – взрыв, сотрясший всё здание, и через 1–2 сек., по моему субъективному ощущению, ещё более мощный взрыв. Стержни АЗ остановились, не пройдя и половины пути. Всё. Остальное физика высокого градуса, которую понимать особо не выйдет. Ряд факторов просто совпал, от недостатков реактора, до ненамеренного его загона в аварийный режим работы. Взрыв стал неизбежен после подъема мощности в состоянии йодной ямы. Но кто же знал? Или догадывались о риске, но проигнорировали? У мертвых не спросишь. А все основные участники эксперимента погибли или умерли, сколько лет прошло. Да и кто бы признался? В конце концов, этот эксперимент готовили несколько лет, и, зная наши внутренние проблемы с отчетностью, ситуация, когда могли «рискнуть» вместо «затягивать и переносить», вполне реальна. Да и, по воспоминаниям, персоналу было интересно. Тот же Трегуб остался после смены посмотреть, вместе со своим турбинистом. Молодые фанаты науки, ничего не поделаешь. Тем более, формально – практически ничего не нарушалось, а вера в надежность техники была железной. И в какой-то мере серия аварий на АЭС по всему миру была неизбежной, просто потому как веру людей конца XX века в победу разума над природой по-иному сломать бы не вышло. США вот повезло, у них авария на Три-Майл-Айленд привела к расплаву 50 % реактора, у нас – к взрыву. Довольно интересный момент – у нас катастрофе на ЧАЭС предшествовала авария на ЛАЭС. Подобный случай имел место на Ленинградской АЭС, когда в течение около 20 минут был фактически потерян контроль за управлением реактором, хотя все системы контроля работали нормально. Там реакцией операторов, все же распознавших ситуацию, было опускание стержней. На данном энергоблоке было сделано то же, но 4 блок Чернобыльской АЭС находился в таком состоянии около 40 минут. А у них – на АЭС Дэвис-Бесс. Было свое и у французов: В 17 часов 40 минут реактор был автоматически заглушен из-за резкого повышения активности. Было выяснено, что произошло частичное расплавление активной зоны, вызванное коррозией конструкционных элементов топливных каналов. Расплавились 2 твэла (в общей сложности 20 кг урана). АЭС Сен-Лоран-дез-О. Что интересно, за одиннадцать лет до этой аварии, в 1969 году, на той же станции: Ночью 17 октября 1969 года при выполнении перегрузки топлива в результате отказа оборудования и ошибки оператора произошло частичное расплавление активной зоны ядерного реактора. Расплавились 50 кг диоксида урана, помещённые в газоохлаждаемый уран-графитовый реактор типа UNGG первого блока. А окончилось все Фукусимой, которая едва ли не страшнее аварии нашей. Все мы сплясали по атомным граблям, вопрос только в масштабах и везении. Миф № 6. Неправильные действия А какие правильные действия персонала и пожарных должны были быть в условиях, когда непонятно ничего? И персонал, и пожарные повели себя как герои. И делали все возможное. Особо трудно пришлось смене реактора: в пыли, в радиоактивном пару они пытались охлаждать реактор, еще не зная, что его просто нет, искали пропавшего Ходемчука и даже осмотрели сам реактор. Пожарные тоже: Не знаю, может они и нарушали какие-то инструкции, да изменить это ничего не могло. Надели бы они защитную дозиметрическую одежду – не помогла бы она им. Их штатная одежда – из грубого материала, сапоги защищали от излучений, а от излучений их ничего защитить не могло – нет такой одежды. Спасти могло только автоматическое пожаротушение, не требующее присутствия людей на крыше реакторного и химического цехов. Такого не было. Была разводка трубопровода по периметру с ответвлениями для присоединения пожарных рукавов, которые находились рядом в ящиках. Без людей там ничего не сделать. Сделали все, что смогли. Пожар кровли третьего блока был потушен. Масло (около ста тонн) слито персоналом. А могло бы полыхнуть так, что жертв стало бы гораздо больше. О сливах машинного масла (а их было два, 26 апреля и 28 апреля с двух ГЦН), кстати, не помнят. Помнят о чернобыльских дайверах, которые как раз не плыли под водой, а шли в воде по колени. И не спасли мир, а выполнили бесполезную, по сути, работу. И не умерли от лучевой болезни, а долго жили. Да и то что на блоке была масса водорода и: В ночь на 26 апреля 1986 Баранов А.И. исполнял свои служебные обязанности в составе 5 смены электрического цеха. Он сумел перевести турбогенераторы третьего и четвертого энергоблоков с водорода на азот, что позволило предотвратить взрыв и пожар в машинном зале еще одном тихом подвиге как то забыли. Героями высочайше объявили пожарных и дайверов, а смену - дураками. Итог: один погибший под завалами (Ходемчук), один – от ожогов и перелома позвоночника (Шашенок), 19 сотрудников – от лучевой болезни и шесть пожарных – от нее же. Так же от лучевой болезни умерли две женщины-охранницы. Сколько умерло не непосредственно – неизвестно. Медики отработали на пять, конечно: от экипажей «Скорых» до врачей МСЧ-126. Еще одна сказка: эвакуировали не сразу. А как сразу? 50 тысяч человек вывезти – это транспорт и время. А еще перед вывозом надо радиационную разведку провести. А еще найти куда. А еще подготовить для эвакуированных все необходимое. А еще... Рекордно эвакуировали, и йодистый калий раздали своевременно. Кто не верит, почитайте, как это происходит сейчас. Скажем, в Донбассе за семь лет население прифронтовых районов не вывезла ни одна сторона. Или хронологии эвакуаций с мест стихийных бедствий современной РФ: сутки – это рекорд. Без иронии. Лучше не смог бы никто. А атомная энергетика осталась. Не могла не остаться, потому как альтернативы ей нет. И в ближайшее время не будет. Как показала эта зима в Техасе, играть в возобновляемые источники, конечно, можно. Но по количеству жертв выходит что-то на уровне ЧАЭС, только в каждую холодную зиму… Фатального в АЭС нет ничего. Надо только усвоить уроки, уже оплаченные кровью и здоровьем.
