АРКАДИЙ ШИПУНОВ. ГЕНИАЛЬНЫЙ РУССКИЙ ОРУЖЕЙНИК

"Я до сих пор не могу понять, как Сталину вообще удалось не только восстановить всю промышленность, но и добиться ее динамичного развития. Как удалось фактически заново воссоздать науку?! У меня в голове это не укладывается: 1929 год - по сути, нет ничего, а в 1939 году есть вполне современная научно-промышленная база, почти повсеместно возрожден профессионализм.

Кто-то утверждает, что тогда все работали из-за страха оказаться в лагерях, быть даже расстрелянным. Но страх побуждает к рабскому труду, который никогда не бывает производительным, тем более - творческим. А те года как раз и отличались невиданной производительностью и настоящим всплеском свободного творчества".

А.Г.Шипунов

Военные конструкторы — это всегда засекреченный образ жизни. Их имена — тайна. Известными становятся лишь по-настоящему великие. Великий Аркадий Георгиевич Шипунов ушел в лучший мир в 2013 году. Его стрелковое оружие, пушки, ракетные и комбинированные системы — легендарны. Зенитно-ракетный комплекс "Панцирь" и противотанковые системы "Корнет" известны специалистам на всей планете.

Даже звук имени — раскатистый. Аркадий Георгиевич!... Тут не забалуешь.

Шедевр, авиационная пушка для штурмовиков и стребителей, равной которой нет и не будет еще лет пятьдесят — ГШ-23. Если бы Шипунов вместе со своим побратимом и соратником Василием Грязевым сделали только ее, этого было бы достаточно, чтобы считаться оружейными гениями. А ему самому недостаточно.

"Если вы увидите где-то пушку — на БМП, вертолете или самолете, не задавайте дурацкого вопроса: чья она. Она — разработки Конструкторского бюро приборостроения. И только!" — говорил Аркадий Шипунов, академик РАН, генеральный конструктор, директор тульского Конструкторского бюро приборостроения.

Во времена, когда и слова «инновации» не было в нашем обиходе, академик Шипунов совершил настоящий прорыв в «оборонке». Под руководством Шипунова тульское КБ приборостроения выдало такое количество проектов революционного характера, что это поставило и предприятие, и оружейную Тулу, да и весь отечественный ВПК на одно из ведущих мест в мире в сфере разработки и производства ракетного, автоматического, высокоточного оружия, пусковых установок, систем управления, гироскопов, электроники.

«Метис», «Фагот», «Конкурс», «Тунгуска» и «Панцирь», в основе которых лежат идеи Шипунова,— изделия до сих пор непревзойденного научного и технологического уровня , еще долго будут оставаться ориентиром для производителей всего мира. Как будет оставаться ориентиром для ученых, инженеров, конструкторов, организаторов производства имя и деятельность А. Г. Шипунова.

7 ноября 2016 года генеральному конструктору Тульского конструкторского бюро приборостроения (возглавлял предприятие с 1962 по 2006 год), академику РАН, Герою Социалистического Труда Шипунову Аркадию Георгиевичу исполнилось бы 89 лет. Дата не круглая, но его вклад в национальную оборону настолько значителен, что о нем можно рассказать и без повода. Тем более что долгое время это имя из-за режима секретности знал лишь узкий круг специалистов. Сегодня мы по сути возвращаем долг общественного признания нашему великому соотечественнику, основоположнику школы системного проектирования высокоточного ракетного и стрелково-пушечного оружия.

Гениальный человек всегда многогранен и полифоничен. Великую личность нельзя разложить по полочкам. Вспоминая Аркадия Георгиевича Шипунова, попробуем сделать акцент на нескольких периодах жизни и работы, когда на долю конструктора и его дела выпали самые большие испытания.

ПЕРВАЯ И САМАЯ БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ

К пушкам у Аркадия Георгиевича отношение было особое [1]. Можно сказать, любовь: неосознанная в детстве и вполне осознанная, первая и большая — в юности. Видимо, сказались неизгладимые детские впечатления от страшной войны, от неистребимого желания стать сильным, побеждать и сделать непобедимой свою Родину.

Родился он в городе Ливны Орловской области в 1927 году, в день главного праздника СССР — годовщины Октябрьской революции, 7 ноября. Мама Ольга Николаевна была врачем, отец Георгий Петрович - инженером-землеустроителем. Семья жила скромно, но детская память сохранила, кроме тягот, и негромкую радость по поводу, в общем-то, значимых событий не столько в семье, сколько в стране.

Так уж сложилось, что воспитанием Аркадия больше занималась мать, Ольга Николаевна. Родом она из семьи потомственных крестьян, но закончила медицинский институт в Москве, работала детским врачом, затем в городском управлении здравоохранения г. Орла. Именно в Орле и прошли детство и юность Аркадия.

С раннего детства Аркадий читал много книг русских писателей. Но любимым для будущего конструктора автором был Джек Лондон.

«Я родился во времена НЭПа. Видел голод 1933 года, – вспоминает Аркадий Георгиевич. – Бабки очередь за хлебом занимали часов в пять утра. И моя бабушка тоже занимала. А потом она приходила, меня поднимала, и я шел на смену. Писали нам номерки, и я стоял. Ну, где-то в районе часа-двух получали хлеб. Но уже в 1934 году были приняты все меры к тому, чтобы земля была вспахана, засеяна и урожай убран. И урожай был колоссальный! Почему я знаю? Потому что у меня мать – врач по специальности. И врачей, ее в том числе, во время уборочной компании отправили в сельскую местность с тем, чтобы медицинское обслуживание было обеспечено. И она со мной поехала. Так что я все это дело видел своими глазами». эп как-то быстро сошел на нет, сталинская власть решила, что если трудности — то для всех. И на смену нэпу очень скоро, в 1933–1934 годах, пришел глобальный неурожай, а следом и голод.

Вот что интересно: каких-то нечеловеческих страданий, о которых Аркадий Георгиевич читал уже в наши дни в связи с политическими кампаниями в современной Украине, он не помнил. В Украине тот период окрестили голодомором и страдальцами объявили только жителей этой советской республики. Однако в России, особенно южной, и в Поволжье голод был не менее свирепым, и не меньшим, чем позже, в военные годы. Аркидий и самые его близкие люди относились к лишениям по принципу «тяжело, но терпимо»: работали, обустраивали быт. А радоваться? Ну и радовались, конечно. Например, щедрому урожаю после голодных лет. Ведь тогда не «баблом» единым, как говорят сегодня, измерялось счастье, а другим, более важным и существенным: был бы хлеб, кров, здоровые дети…

Так сложилось, что в орловской средней школе Аркадий учился в одном классе с дочками командующего Орловским военным округом. Дети большого начальника нисколько не кичились высокой должностью своего отца, да и жила их семья весьма скромно. Аркадий частенько бывал у них в гостях: то уроки вместе делали, то книгами обменивались, то отстающим помогали. Случалось, школьников усаживали за большой стол обедать или ужинать с домочадцами. Каких-то особенных разносолов не водилось: все, как у всех — щи да каша, картошка, капуста, молоко, хлеб… Нередко в трапезе принимал участие и глава семейства, который, несмотря на огромную должностную ответственность, охотно общался с детьми, интересовался их делами, шутил…

Не было никакого деления на свой круг и чужой. У всех были одинаковые стартовые возможности, о какой-то «элитарности» тогда и мыслей не было. Вот, казалось бы, командующий округом, а обстановка в его доме мало чем отличалась от той, что в доме Аркадия. Кровати с никелированными шарами, вышитыми подзорами. Комод с рукодельными салфетками и фотографиями родных в фигурных рамках, стулья в парусиновых чехлах. Видно, жена командующего, как бабушка и мама Аркадия, была женщиной домовитой, хоэяйственной. Бабушка и мама на него оказывали большое влияние, он их очень любил, ближе у него никого не было.

«Да и как иначе? Папанька тоже имелся, конечно. Георгий Петрович,— вспоминал Аркадий Георгиевич.— Говорят, слыл хорошим инженером-землеустроителем. Почерк имел каллиграфический, что должно означать стойкость характера. А вот все-таки приключился с ним казус — сбежал от нас к балерине. Ну да бог с ним. Жили-то мы хорошо, мирно. Мама, правда, тоже второй раз замуж вышла за преподавателя педагогического института, Ивана Михайловича. Авторитетом он для меня не был, но и в процесс воспитания особенно не вмешивался. Жили мы в центре Орла, там, где стояли старинные купеческие дома, которые посещали писатели Тургенев, Лесков. Я, конечно, их произведения прочитал. Особое впечатление на меня Лесков произвел, язык у него сочный, емкий, характеристики точные. В душу запал образ тульского Левши, видимо недаром.

Вот ведь что вспоминается. Детство, а вроде о пушках думал. Что поделаешь — ассоциативное мышление, говорят, свойственно творческим людям… А пушками с военной поры заболел. С тех пор, как наши драпали. Мне еще четырнадцати не было, когда 3 октября 1941 года немцы подошли к Орлу. Мама спешно связала самое необходимое в узлы, и мы с родственниками и соседями в толпе беженцев потянулись из города. Было так тоскливо и муторно на душе, что не передать. Куда идти, кому мы нужны, кто предоставит кров? Люди брели по краю шоссе, уходили с насиженных мест от войны, а она их преследовала с воздуха. Фашистский самолет кружил над беженцами, обстреливал их из пулемета. И надо же, до сих пор живы чувства, тогда обуревавшие: не страха, что удивительно, и даже не бессилия, а ненависти к фашистскому летчику, лицо которого помню всю жизнь. Как он расстреливал беззащитных людей, пытающихся укрыться в канавы, кусты, воронки. А у меня занозой сидела мысль — стрельнуть бы прямо в его поганую рожу!

Желание было настолько сильным, а возможности настолько ничтожными, что от этой вопиющей несправедливости и бессилия я буквально кипел жаждой мщения. Она была такой огромной, что я все три дня нашего похода только и думал о том, как побить фрицев, один план был фантастичнее другого, и все они строились на изобретении и применении мной супероружия, невиданного в мире,— Аркадий Георгиевич улыбнулся воспоминаниям.— Вон откуда нить к стремлению создавать оружие, не имеющее аналогов в мире, тянется. А ведь детские фантазии превратились в реальность… Потому что мы духом сильны. Ведь чтобы достичь высокого, такого, что отрывается от обыденного, человек должен обладать не деньгами, а духом. Мыслить, стремиться к воплощению идей, ставить трудные задачи и решать их. И не бояться, никого и ничего не бояться. И победа обеспечена. Я счастливый человек, потому что понимаю это и занимаюсь делом, которым, выходит, заболел с детства…»

Вторая фаза войны была напрямую связана с решающими сражениями. В это время левый фланг развернувшейся Сталинградской битвы захватил Воронеж, в котором находился тогда Аркадий с мамой. Когда Воронеж был освобожден советскими войсками, 96% города лежало в руинах. В нем практически не было жителей. В то время в городе работала всего 1 школа, а в ней был один единственный полностью укомплектованный класс – 9-й, в нем и учился будущий конструктор. После войны его ждало восстановление страны, карточная система и ее отмена, великие стройки. Это было время, в котором было одновременно много горя и много радости. Шипунов рассказывал, как военрук в школе попросил мальчишек сделать деревянные ружья и принести их с собой для отработки каких-то строевых приемов. Так на следующий день в школу все пришли с настоящими винтовками Мосина, даже пулемет ручной притащили. Этим добром тогда были завалены все окрестности Тулы.

Теперь вновь предоставим слово самому Аркадию Георгиевичу [2] :

«В своё время я получил исключительно высокое образование как инженер-механик. По ряду обстоятельств преподаватели у нас в Туле в ту пору были очень хорошие: те, кого высылали на сто первый километр. Я получал от них знания, которые с детства считал великими: это знания автоматического оружия.

На этот факультет я поступил случайно. Я родился в 1927 году, и нас, призывников этого года, должны были направить в действующую армию, на фронт. Я уже прошёл все комиссии, и мне объявили: поеду в артиллерийское училище, что меня устраивало, ибо я это дело понимал и любил. Но нас не призывают и не призывают. Двадцать седьмой год так и не был призван — окончилась война.

Но в сорок пятом году, когда армия демобилизовалась и воевавших солдат отпустили домой, призвали наш двадцать седьмой год. А я открываю газету «Тульская правда» и вижу объявление: «Тульский механический институт объявляет набор на специальность «автоматическое оружие». Тогда писали прямым текстом без всяких глупостей. Я прямо ошалел! Никогда не думал, что это инженерная специальность.

Мы с моими друзьями во время войны были вооружены до зубов. На полях сражений всякого оружия было до чёрта, и всё оно у нас было: и автоматы, и винтовки, и пулемёты, и взрывчатка.

В то время за это не слишком-то и преследовали. Если милиционер отыщет у тебя винтовку, то отберёт, даст пинка, скажет: «Всё, ступай и больше эту дрянь не собирай». Но мы успели пробрести страсть, вкус ко стрелковому оружию. Поэтому я и решил поступить на факультет. Добрые люди посоветовали: сходи-ка ты на приём к военкому, может, он тебя отпустит, ты минуешь призыв и поступишь в свой институт.

Ну, пришёл я к военкому. Сидит в кабинете майор с палочкой, лицо измождённое, на нём написано постоянное страдание, непрерывная боль. Спрашивает: что пришёл? Я показываю: вот, объявление в газете, хочу учиться. «И что?»— спрашивает. «Но мне не отдают документы». Он позвал секретаршу, говорит: «Скажи, чтобы ему отдали документы». Взял я документы, он проводил меня до двери, положил руку на плечо и сказал: «Учись, сынок». Я запомнил это на всю жизнь.

И стал я учиться очень рьяно, с наслаждением. Нам повезло в том, что нас учили не в узком направлении, а механиками широкого профиля: теория механизмов машин, знания теплотехники…»

В 1944 году, Аркадий поступил на машиностроительный факультет Тульского механического института, который окончил с отличием в 1950 году по специальности «Стрелковые и артиллерийские системы и установки». Его дипломная работа много лет потом хранилась на кафедре в качестве эталона.

Шипунова рекомендовали для поступления в аспирантуру. Но он отказался, заявив, что хочет работать. В том же году по распределению молодого инженера направили на работу в Климовское НИИ-61 (позднее – ЦНИИ «Точмаш») Московской области, где он и начал свою конструкторскую деятельность.С будущей женой Ангелиной Аркадий познакомился в первые дни работы в НИИ-61. Ее направили в НИИ-61 после окончания Московского механического института, она делала обзоры технической информации. Они поженились 26 ноября 1950 года. В Климовске у них родилось две дочери - старшая Татьяна и младшая Анна.

Глубокие теоретические знания, организаторские способности и целеустремленность позволили А.Г. Шипунову в сравнительно короткие сроки пройти путь от инженера до заместителя главного инженера НИИ-61. Климовск во многом предопределил его трудовой и научный путь.

- Помню себя примерно с трех лет, — вспоминает старшая дочь конструктора Татьяна Саклакова [3]. Мы тогда жили в коммуналке на три семьи, а потом получили квартиру здесь, на проспекте имени 50 летия Октября, где прожили с 1955 по 1962 годы. Это было счастье! Помню, отец не ходил, а буквально летал!

Помню окна и балкончик той квартиры на четвертом этаже. Отдельная, двухкомнатная — это было событие. Помню, отец нес домой огромные свертки с книгами, которые покупал в книжном. Как из этого дома бежали мы на электричку, чтобы поехать в Москву в Третьяковку…

Потом родилась младшая сестра, Аня. И старшая добросовестно катала ее в коляске.

- Отец называл Таню «вторая мама», — улыбается Анна Аркадьевна, младшая дочь Аркадия Георгиевича. В отличие от старшей сестры, она мало что помнит о жизни в Климовске. Знала, что мама не хотела отсюда уезжать. Ей все здесь нравилось. И отец всегда был против больших городов, считал, что человек должен жить в поселке, где все под рукой.

- Когда он приехал в Климовск, он не знал своего будущего, но многое уже представлялось, — считает Татьяна Аркадьевна. — Он был одарен и знал это. Получил хорошее образование, выбрал, по его словам, лучшую в мире профессию. Именно здесь, в Климовске, родился девиз «Достичь и превзойти», заимствованный отцом из лесковского «Левши». Здесь, в НИИ-61, пришло осознание важности системного подхода в работе, проявились организаторские и лидерские качества. И была подготовлена к защите кандидатская диссертация.

О первых конструкторских успехах Шипунова вспоминает ведущий научный сотрудник АО ЦНИИточмаш (бывший НИИ-61), кандидат технических наук Михаил Рубинштейн. Главной проблемой тогда были скорострельные пушки, которыми занимались многие выдающиеся конструкторы нашей страны. Шипунов вывел принцип безударного досылания, ставший постулатом для дальнейших разработок. Нашел конструктора — Василия Петровича Грязева, с которым реализовал этот принцип. Вместе они создали более 10 пушек, многие из которых и сейчас на вооружении Российской армии. А их главное детище того периода — высокострельная пушка ГШ-23. Именно в Климовске были проведены все расчеты, прошли испытания.

Аркадий Георгиевич на многое смотрел с иронией, — продолжает один из руководителей военного представительства Минобороны при Тульском КБП Николай Тархов. — Вот он как-то с улыбкой сказал: генерал Калашников сделал всего один автомат и пулемет и вооружил один род Вооруженных сил. А мы с Грязевым вооружили и авиацию, и сухопутные войска, и моряков. Если бы каждый из главнокомандующих этими родами войск дал бы нам на плечи по одной звезде, мы были бы генерал-полковниками.

В Климовске же началось сотрудничество Шипунова с В.П. Грязевым, которое продлится долгие годы[3]. Уже в первый год работы они вместе «нарисовали» первую пушку (создание которых считалось тогда приоритетом для НИИ), а за следующие 5 лет работы тандем Шипунов-Грязев разработал три пушки, которые принципиально отличались по схеме от существующих (что редко бывает) и которые впоследствии были приняты на вооружение и легли в основу работ в области автоматических пушек.

В 1962 году Шипунов был назначен руководителем и генеральным конструктором в тульское ЦКБ-14, впоследствии преобразованное в госпредприятие «Конструкторское бюро приборостроения» (которым он руководил до 2006 года, а затем оставался здесь на руководящих должностях).

В 1964 году он, уже в должности руководителя тульского ЦКБ-14, был командирован во Вьетнам [4]. Там шла развязанная США война. Вернулся, и сразу его к себе с докладом на Старую площадь вызвал секретарь ЦК КПСС Дмитрий Устинов, будущий министр обороны СССР. Именно он — об этом хорошо знали и военные, и оборонщики — был инициатором минимизации роли пушечного вооружения. Но Шипунов не побоялся вступиться за классику.

— Во Вьетнаме американцы воюют с помощью весьма эффективных пушек «Вулкан»,— доложил он.— Все самолеты США ими оснащены. И в этом американцы нас обошли: противопоставить-то нечего, пушечная тематика закрыта…

Признаваться 36-летнему спецу, радевшему за пушки, в том, что этот ляп на его, Устинова, совести, он, конечно, не посчитал нужным.

— Кто закрыл? — слукавил Дмитрий Федорович.

— Специалисты такого рода всегда найдутся,— не выдал осведомленности Шипунов.— Нашелся бы такой, что открыл…

«Вряд ли Устинов рискнет государственными интересами и станет упорствовать, отказываясь признать ошибочность своих действий. Влетит по первое число тем, кто ввел его в заблуждение относительно пушек, и, скорее всего, будет принято верное решение»,— думал Аркадий Георгиевич, выходя из высокого кабинета.

Правильно думал. Через три месяца вышло Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР о восстановлении работ по пушкам. Перед ЦКБ-14, которым руководил Шипунов, была поставлена серьезнейшая задача: оснастить авиацию скорострельными пушками. Дела были плохи. Деньги государство давало, а результата не получало. Шипунов не просто спас бюро, а сделал его знаменитым в очень узких кругах.

В одиночку, без масштабной поддержки разработчиков — Шипунов это хорошо понимал — с государственным заданием справиться было бы непросто. И он пригласил своих соратников по прошлой работе в Климовске, где они с Василием Грязевым совместно конструировали и испытывали первые автоматические пушки. Василий Петрович откликнулся сразу и стал замначальника ЦКБ-14, а за ним из Подмосковья в Тулу приехали специалисты-пушкари.

И уже в Туле этот тандем продолжил свою деятельность, собственно тогда и появилась знаменитая теперь на весь мир марка ГШ (по первым буквам фамилий авторов).

Именно беспрецедентно высокий научно-технический уровень вооружения, которое было создано Шипуновым в соавторстве с Грязевым, предопределил и соответствующий военно-экономический эффект от работы предприятия. Здесь были созданы необходимые научно-технические предпосылки, а на их основе реализована унифицированная система отечественного малокалиберного артиллерийского вооружения, от стрелкового оружия до высокоточных ракетных комплексов, для всех видов вооруженных сил страны.

Вдвоем они создали непревзойденную до сего дня серию малокалиберных пушек ГШ. Они применялись в авиации, в системах войсковой ПВО, стояли на всех кораблях ВМФ, а затем на бронемашинах и вертолетах. "Если вы увидите где-то пушку: на БМП, или на вертолете, на самолете, не задавайте дурацкого вопроса: чья она? Она разработана Тульским КБ приборостроения", - не раз говорил Шипунов.

За океаном первыми спроектировали, стали массово производить шестиствольные пушки и пулеметы по так называемой системе Гатлинга [6]. Однако их врожденным недостатком стал электрический привод вращения стволов, что неизбежно вело к значительному увеличению массы многоствольной системы, необходимости иметь надежный привод с непрерывной подачей электроэнергии.

А вот Шипунов с Грязевым спроектировали изящную и малогабаритную шестиствольную установку калибров 23 и 30 мм, которая по совокупности характеристик превзошла американский аналог. Главная отличительная особенность - вращение стволов осуществляется оригинальным газовым мотором, работающим на отводимых после выстрелов газах. В США такую гениальную простоту реализовать так и не смогли.

В 1965 году на вооружение принимается двуствольная авиапушка калибра 23 мм - ГШ-23. На вид очень простая система. Однако руководство стрелковым отделением фирмы "Дженерал электрик" дало задание своим конструкторам полностью ее скопировать, подогнав под свой калибр. Так появилось "американское" авиационно-артиллерийское изделие "GE-225". Возможно, просчитав все варианты, в США решили, что до конца ХХ века ничего лучше в этом калибре создать не получится, и предпочли просто украсть чужую разработку. А мы считаем, что только китайцы технологическим пиратством занимаются.

При этом Аркадий Георгиевич был не только талантливым конструктором вооружений, но и грамотным организатором. Под его руководством «Конструкторское бюро приборостроения» (КБП) стало одной из ведущих проектно-конструкторских организаций военно-промышленного комплекса России, мощным, наукоемким и инновационным центром, приобретя мировую известность и авторитет. А сам Шипунов стал основателем современной научно-конструкторской школы проектирования высокоточного управляемого и стрелково-пушечного оружия.

Под его руководством и на основе его конструкторских решений и идей был разработан целый ряд образцов артиллерийского и стрелкового вооружения, в том числе – как мы уже говорили, авиационные пушки ГШ-23 (которыми оснащалась почти вся советская, а затем и российская авиация), 2А42 (используется на БМП и вертолетах), ГШ-6-23, ГШ-30-1, ГШ-30-2, ГШ-6-30.

Вот что вспоминал сам Аркадий Георгиевич:

"В годы Великой Отечественной наша страна совершила технологическое чудо. Но была и обратная сторона победной медали. Эвакуированные заводы строились впопыхах, станки в 1945 году износились практически полностью. К тому же накопилась огромная физическая и моральная усталость. Страна-победительница оказалась истощена неимоверно.

А тут "холодная война", новая гонка вооружений, ядерный шантаж. Надо принимать новый вызов. Мы, молодые конструкторы и инженеры, пришедшие в оборонную промышленность после войны, не только как губка впитывали опыт наших старших товарищей, ковавших, как принято говорить, оружие Победы, но и сами себя настраивали на что-то запредельное. Работали практически без выходных и гораздо больше положенных 8 часов в день, старались не на самом передовом технологическом оборудовании и не из самых лучших материалов создавать изделия, превосходящие то, что выпускалось за океаном в несравнимо более благодатных условиях. И я уверен: гонку в стрелковом и артиллерийском вооружении мы не проиграли". Тут необходимо отметить, что Шипунов и Грязев в течении первых двадцати лет в отпуск не ходили. И это не была игра на публику, настолько серьёзно стоял вопрос обороноспособности страны в тот период времени...

РАКЕТНЫЕ И КОМБИНИРОВАННЫЕ СИСТЕМЫ

А сейчас уважаемый Читатель вернёмся в начало 70-х годов прошлого столетия.Помимо скорострельных артсистем под руководством Шипунова был разработан ряд противотанковых реактивных комплексов, опять же превзошедших западные аналоги.

Молодой, энергичный, подтянутый кандидат наук Шипунов на посту главного конструктора ЦКБ-14 проявил системность в работе, показал логичность мышления. Но при разработке первого противотанкового ракетного комплекса столкнулся с серьезными трудностями. Как вспоминал Шипунов — ночами не спал, так переживал и так много думал. Всё- таки тяжело прирождённому конструктору-артиллеристу было переходить к разработке управляемых ракетных противотанковых комплексов.

Его коллега Василий Бакалов вспоминал: «Вместе с ним мы готовы были вкалывать от зари до зари. Так и работали. Но с «Оводом» не получилось. Мы проиграли фирме из подмосковной Коломны, которую возглавлял знаменитый конструктор, Герой Социалистического Труда Борис Шавырин... Военные, конечно, приняли на вооружение «Малютку», потому как считали, что Шавырин – это имя. А кто такой Шипунов? Он только появился, его никто еще не знал».

Но нужно признать, что при потенциально равных технических возможностях, на сравнительных испытаниях все запущеные «Малютки» поразили цели, а большинство «Оводов» рухнуло в лес... Эта неудача послужила жестоким уроком на всю жизнь Шипунову и его команде.

Таким было начало. Но молодой генеральный сделал правильные выводы. В министерство ушло предложение разработать новый ПТРК «Фагот», где были учтены все «детские болезни» предшествовавшего изделия. В новом полуавтоматическом комплексе действия оператора сводились к удержанию перекрестья прицела на танке, что значительно упрощало управление ракетой и повышало боевую эффективность ПТРК. Предложение одобрили, инициаторы получили новое техническое задание.

На предприятии тогда начал эффективно функционировать научно-технический совет, появились другие новшества. Такая система стала тем инструментом, который в комплексе с организационными, производственными, экономическими мероприятиями обеспечил стратегическую линию на обновление и совершенствование вооружений ближнего рубежа и соответствующее развитие КБ минимум на 10–15 лет.

«Если бы предприятие возглавил не он, мы вряд ли добились бы таких успехов, – писал соратник А. Г. Шипунова, главный конструктор по направлению, начальник отделения Лев Захаров. – Все разработанное тогда вооружение – это в первую очередь его заслуга. 60-е годы начались очень тяжело. Шипунов не только создал коллектив единомышленников, но и сам занимался конструированием совместно с начальниками и работниками отделов. Мне посчастливилось трудиться рядом, я все видел собственными глазами».

После «Фагота» родилась идея сделать ПТУРС, который конструктивно был бы близок ручному гранатомету, но стрелял очень точно, как управляемая ракета. Проект назвали «Метис». В 1977 году успешно закончились госиспытания. Разработали самую легкую в мире управляемую ракету весом 3,5 килограмма с дальностью стрельбы тысяча метров. В состав бортовой аппаратуры входили проводная линия связи, трассер и простейший рулевой привод, работавший от энергии набегающего потока воздуха.

Комплекс приняли на вооружение, после чего он был модернизирован и действовал на расстоянии уже 1500 метров, пробивая 800-мм броню. Решения оказались настолько удачными, а ПТУРС так эффективен, что до сих пор находится в арсенале российских Сухопутных войск и ВДВ, а также армий целого ряда стран.

С тех пор коллективом было создано большое количество вооружений, которые пользуются постоянным спросом в мире и по своим боевым качествам не уступают зарубежным разработкам, а часто превосходят их, но стоят дешевле. КБП в период руководства Шипунова принадлежит более 80 уникальных образцов военной техники. Есть не имеющие аналогов: «Конкурс», «Метис», «Корнет», «Краснополь», «Китолов», «Тунгуска», «Каштан». Таким диапазоном и высочайшей интенсивностью выполнения разработок (особенно в 80-е годы) вряд ли может похвастаться какая-либо еще конструкторская фирма.

Что касается производственных и организационных итогов, то ими стали создание научно-конструкторской школы, оснащение предприятия высокоэффективными станками, ввод в строй испытательной базы стрелково-пушечного вооружения, разработка и изготовление уникального стендового оборудования, измерительных и регистрирующих устройств.

Аркадий Шипунов: «Конечно, работа не обходится без срывов. Были они и у меня. Но это те редкие случаи, когда перед нами действительно стояла «крепость»: слишком серьезные задачи были поставлены, и мы должны были их решить в кратчайшие сроки».

В общем деле, как известно, мало отвечать только за себя. Каждое КБ в условиях кооперации сильно прежде всего прочными связями со смежниками. А они тоже люди и могут допускать ошибки, не выполнять взятые обязательства. Шипунов не отгораживался от таких проблем. Наоборот – порой бросал в помощь партнерам целые бригады специалистов.

«Одних приходилось мягко или не очень подталкивать, а иногда помогать в разработке конструкции, в изготовлении отдельных деталей или приспособлений, – вспоминает В. Басов, бывший начальник 1839 ПЗ. – Другим предлагались технические решения, позволявшие получить заданные характеристики». Таких примеров помощи достаточно: разработка конструкции наземной аппаратуры комплекса «Фагот», прицела-прибора наведения 1К13, отладка технологии изготовления лампы «Луйс», решение сложных технических проблем по системе стабилизации «Тунгуски» и ГСН выстрела «Краснополь».

Возникали проблемы и с запуском серийного производства разработанных образцов. Так было при освоении комплексов «Фагот» на «Маяке», «Метиса» на Вятско-Полянском мехзаводе, выстрела ЗУБК10 на Тульском машиностроительном, снаряда «Краснополь» в Ижевске. Но Аркадий Георгиевич умел жестко отстаивать свою позицию, как это было при обсуждении облика боеприпаса для огнемета «Рысь». Доводы Шипунова всегда отличались такой аргументацией, что к ним не могли не прислушаться даже оппоненты.

Другая большая проблема, которую пришлось решать, – создание собственной стендовой базы. Первым шагом стало строительство испытательной станции пушечного вооружения. Введенная в 1973 году в эксплуатацию с шестью стрельбовыми кабинами, включая 100-метровую трассу, она позволила поднять процесс тестирования на новый уровень. Следующей должна была стать станция огневых испытаний ракетного, артиллерийского и огнеметного вооружения с 200-метровой трассой и необходимыми боксами. Однако проект остановила начавшаяся перестройка с повальным навязыванием оборонным предприятиям конверсионной продукции. Лишь благодаря неимоверным усилиям Шипунова был сохранен основной профиль разработок. А для «гражданки» запущены культиваторы и лазерные медицинские приборы.

Но, конечно, не они позволили предприятию выжить в тяжелые времена, а параллельные работы над созданием ручного оружия, в частности пистолетов-пулеметов, объем выпуска которых был доведен до двух тысяч единиц ежемесячно. Эта продукция (спасибо дальновидности Шипунова) позволила предприятию преодолеть, пожалуй, самый трудный период безденежья. Удивительно, но именно тогда была начата разработка комплекса «Панцирь-С1». Как осенило Шипунова создать этот шедевр, который, пожалуй, стал венцом его профессиональной деятельности?

НОВЫЕ РУБЕЖИ

Завершив в конце 80-х годов работы по первой модернизации ЗПРК «Тунгуска» и созданию корабельного комплекса «Каштан», КБП оказалось перед непростым выбором.

На одном полюсе была очевидность того, что они окончательно оторвались от конкурентов не только в стране, но и за рубежом. На другом – желание взять на себя новую разработку, которая должна качественно превзойти предшественницу. Но к тому времени на вооружение войск ПВО уже поступило несколько вариантов системы С-300П с очень высокими характеристиками. Началось списание устаревших комплексов С-75, С-125, долгие годы обеспечивавших эшелонированное построение противовоздушной обороны страны. В результате Войска ПВО оказывались без оружия, защищавшего как обособленные объекты, так и их самих от ударов с малых дистанций и высот.

И в КБП выдвинули идею нового комплекса, который мог использоваться в качестве средства ближнего рубежа в эшелонированной системе ПВО наиболее важных объектов и войск. Так рождался «Панцирь-С1», который должен был базироваться на использовании радиолокационной станции мм-диапазона, тепловизионной системы с аппаратурой автоматического сопровождения цели и ракетно-пушечного вооружения. От комплекса требовались чрезвычайно быстрая реакция, способность противостоять широкому спектру имевшихся и перспективных воздушных средств нападения, включая крылатые ракеты и беспил?