Алексей Тарасов // «Новая газета», №128, 15 ноября 2019 года

«Страшно… Господи! Как можно бояться детей? Чё нас бояться-то?.. Умирать — так красиво. Мы приучены, что русские не сдаются. 15 лет детям — а они (нас) боятся». Трансляция в «Перископе» пыталась донести до глухой и слепой страны эти слова Екатерины Власовой из псковского поселка Струги Красные. Дом, в котором пробовали укрыться от мира, отстреливаясь, 15-летние Катя и Денис, через несколько часов спецназ возьмет штурмом. Это произошло 14 ноября 2016 года.

Через три года, 14 ноября 2019-го, на другом краю страны, в Благовещенске, тихий и спокойный, по отзывам, 19-летний Данил Засорин принес ружье в колледж строительства и ЖКХ, где он учился на 4-м курсе, и расстрелял сокурсников. Затем покончил с собой.

Предварительно причиной назван конфликт среди учащихся. Еще говорят, что Даня как-то внутренне справлялся с тем, что его травят, но не вынес издевательств над своей девушкой.

Сейчас можно выстроить логичные ряды. Например, все случаи шутингов в школах и колледжах за эти три года (год назад, 17 октября, Россия в Керчи взяла первенство в Европе по количеству одномоментных жертв в результате стрельбы и взрыва в учебном заведении). Или все факты насилия между учениками и студентами с ножами, топорами, бомбами-самоделками, «коктейлями Молотова» (Пермь, Красноярский край, Подмосковье, Челябинская и Курганская области, Бурятия и т.д.). Но это ничего не объясняет. Видно лишь, что органическая жизнь в России по своей сложности и многообразию достигла неорганики, и причины массовых боен столь же неповторимы, как, скажем, у лесных пожаров.

Так почему раз за разом ничего не предпринимается и ничего не меняется?

Такие ряды, пусть менее стройные, можно вычленить и на основе мировой статистики. Вот вам самое примерное из всех поколений — Z, центениалы (обратите внимание: они даже на пустых перекрестках стоят, ждут зеленый свет, они много позже, чем поколения отцов и дедов, пробуют алкоголь и начинают курить или не начинают вовсе, позже и ответственней начинают половую жизнь — и так во всем развитом мире, сюда наука включает и Россию).

И вот эти рохли, девочки в тяжелых грубых ботинках, мальчики в своих полукедах с голыми щиколотками, вдруг берут в руки оружие. И разносят мир в щепки.

Рамиль Шамсутдинов, расстрелявший сослуживцев, тоже из центениалов.

Ну да, и в остальном мире тоже. Попробуем все же сосредоточиться на России. Научных исследований — легко ли быть молодым — на современном отечественном материале просто нет. Может, и поэтому тоже традиционная реакция государства на такие бойни выглядит так: сейчас проверят все колледжи, работу ЧОПов, охраняющих учебные заведения, поговорят об оружии, интернете и соцсетях, зачистят какие-то группы… Но при чем здесь ЧОПы и интернет? Во всем этом серийном зле видно — в его начале, в причине — смятенные подростковые души, ищущие справедливости. А каналов, по которым ее принято искать и находить, возможностей для этого — нет.

Всё — как во взрослой российской жизни, где и поэтому тоже требуют вернуть смертную казнь, предпочитают самосуд, вспоминают Сталина: запрос на справедливость в большом и малом не удовлетворяется ни в коей мере уже на протяжении многих лет. И если олдстеров это повергает в уныние и бормотание под нос, подростковое чувство справедливости — ярче, и самые отчаянные или самые доведенные до ручки янгстеры действуют. Как именно — подсказывает все, что нас окружает сейчас, весь тихий токсичный бытовой фон, весь тот настоявшийся за многие годы культ зла и насилия, присущий современной России.


Расчеловеченное, глубоко больное общество надо лечить. Нужны не ставки психологов в школах и колледжах, а реальные специалисты, нужна «экстремальная педагогика», группы быстрого реагирования, педагогические десанты (о которых коллега Быков говорил, когда его приглашали в парламент). Детьми надо заниматься. Тратить на детей, на специалистов по ним деньги. Где их взять в регионах? Возвращаться к конституционным положениям о федеративном устройстве, менять межбюджетные отношения.

«Как можно бояться детей?» — спрашивала Катя Власова. Никто ей не ответил. Похоронили — и всё на этом. Нет ответа.

Вот что я думаю. Когда служил в советской армии, мы все полагали, что нам в чай сыплют бром — чтобы уменьшить нашу юношескую активность и агрессивность. Вероятно, Госдуме предстоит задуматься над законом об обязательном приеме молодыми людьми препаратов, купирующих у них поиск справедливости. Было бы, конечно, эффективнее сразу обращать юность в олигофренов — их добросовестность и работоспособность в несложном физическом труде чрезвычайно привлекательны для современной России (а также их слабые способности к отвлеченному мышлению и обобщению). Но это был бы, наверное, перебор. Хотя мысль, согласитесь, перспективная.