Константин Образцов: Триллер – самое жизнеутверждающее чтение

Константин Образцов – ведущий русскоязычный автор в жанре триллер. ReadRate поговорил с писателем о том, все ли могут читать страшные книги, есть ли у страха национальность, и о любви к героям-негодяям.

– Зачем люди читают триллеры? Какую базовую читательскую потребность удовлетворяет этот жанр?

– Термин «триллер» происходит от английского thrill, то есть «дрожь». В широком смысле слова триллером можно назвать любое произведение, эту самую дрожь вызывающее: от восторга или отвращения, радости узнавания или волнения за судьбу персонажа, удовольствия или страха. С этой точки зрения триллером являются самые разные образчики литературного творчества, от «Орестеи» Эсхила до современных детективных романов.

В более узком смысле триллер – роман с напряжённым сюжетом, ведущий своё происхождение от американского «крутого детектива». Кажется, Росс Макдональд сказал, что в детективе «действие движется назад, к разгадке, а в триллере – вперёд, к катастрофе». Наличие мистической составляющей в данном случае не так важно.

Возвращаясь собственно к вопросу, нужно обратить внимание на один необходимый элемент системы персонажей каждого триллера. Это злодей, некое персонифицированное зло, которое, что очень важно, можно победить. Любой человек время от времени задаётся вопросом: отчего мир таков? В чём причина его несовершенств? Почему, в конце концов, так страшно жить? Персонификация зла в триллере отвечает на этот вопрос: причина в мировой закулисе, масонском заговоре, шестисотлетнем вампире из питерской коммуналки, Змее Горыныче, тайных правительственных экспериментах, Кощее Бессмертном, смертоносном вирусе – в чём угодно ещё, но принципиально важно, что это зло можно победить, а значит, мир станет лучше. В этом смысле триллер – самое жизнеутверждающее чтение, дающее надежду, пусть и не буквальную, на перемены к лучшему. К сожалению, жизнь обычно такой надежды не даёт.

– Как вы понимаете, что из придуманного вами действительно напугает людей, а что нет?

– Я никогда в принципе не ставил себе цель кого-то напугать. Это вообще не может быть целью литературного произведения – напугать читателя; в противном случае самыми удачными опытами в этом направлении следовало бы признать СМС-сообщения от коллекторов и издавать эти образчики прозы отдельными сборниками. Страх – это художественный приём, элемент поэтики, но ни в коем случае не основа содержания.

– Чем, на ваш взгляд, русские страхи отличаются от европейских или американских?

– Страх универсален для любого человеческого существа, живёт ли оно в Кемерово или в Уганде.

– Есть ли у нас своя формула страха?

– Нет.

– Все ли люди готовы читать триллеры? Или для этого нужна определённая психическая устойчивость?

– Если вернуться к первому ответу, то очевидно, что да. Триллер – это прежде всего занимательное произведение с напряжённым сюжетом, заставляющим переживать за события и судьбы героев, так что, например, любовный роман с непростой интригой тоже вполне себе триллер.

– А как вообще понять: это был здоровый саспенс или книга – перегрузка психики?

– По желанию повторить опыт чтения. Страх вообще – эмоция негативная и разрушительная. Как и боль, он может быть приятен только тогда, когда реципиент уверен в своей безопасности и возможности прекратить воздействие. Страх от катания на американских горках или при просмотре фильма ужасов очевидно отличается от страха человека, который поздним вечером едет в лес в компании неприятных незнакомцев, прижимаясь к заблокированной задней дверце, провожая тоскливым взглядом мелькающие за мокрым стеклом светящиеся окна домов и редеющие огни фонарей и зная, что через час в этом мире его уже не будет, а будет только быстро наполняющаяся водой яма в болотистом грунте.

Первый опыт хочется повторить, второй – никогда.

– Как оценивать успешность произведённого эффекта? Когда читателю в кошмарах снятся сюжеты из книги – это писательская удача или провал?

– Единственный критерий успешности литературного произведения – желание читателя и дальше знакомиться с книгами автора. Очень странно измерять успех в количестве и качестве кошмарных снов.

– Вы общаетесь с поклонниками? Как они себя ведут, что пишут?

– Мои читатели – приличные люди. Умные, интересные, разносторонние. Я с удовольствием общаюсь с ними на различного рода мероприятиях, иногда переписываюсь в социальной сети.

– Многие писатели говорят о том, что своих героев нужно любить – иначе не получится хорошей книги. А как с героями триллеров, можно ли их полюбить? Или у вас при создании текста к ним другие эмоции?

– Я совершенно согласен с этим утверждением. Оно справедливо в отношении произведений любого стиля и тематического направления. Конечно, трудно любить очевидного негодяя, злодея, душегуба, лицемера или подлеца, но я стараюсь в своих книгах уходить от однозначных оценок персонажей. Мне интересно не навешивать ярлыки, а увидеть в каждом герое нечто, опираясь на что его можно если не полюбить, то понять. И посочувствовать ему. Все негодяи одиноки, все несчастны, все по-своему морально искалечены, но за пороками и очевидным злодейством каждого всегда есть глубокая личная драма.