Язык и литература

Бросьте айфоном в экскурсовода, который скажет, что письменность у карелов появилась лишь при советской власти. К двадцатому веку карельская письменность насчитывала минимум семь веков.

А в 1930-х годах начал складываться карельский литературный язык. Бытового словаря уже было недостаточно: конституция КАССР 1936 года провозгласила карельский (наряду с русским и финским) языком государственным.

Времена были быстрые, и уже к 1940 году власти передумали. Язык коренного народа не только исчез из конституции, но был и вовсе вытеснен из официального обращения, полвека на нем говорили только дома, на кухне.

А финский остался. И почти вся карельская литература второй половины двадцатого века — финноязычная. Разве что герои, жители карельских деревень, говорят на собственно карельском наречии языка.

Но обо всем по порядку.

Грамота

Эту берестяную грамоту XIII века археологи обнаружили в Новгороде в 1957 году. Именно она считается первым письменным памятником на карельском языке.

Язык, без сомнения, карельский, но смысл лингвисты разгадывали долго и переводили текст по-разному. Сошлись на том, что это заклинание, спасающее от молнии:

Божья стрела, 10 имен твоих.
Стрела сверкни, стрела выстрели.
Бог суд так производит (правит).

Кстати, берестяных грамот на карельском археологи обнаружили в Новгороде более десятка. В тексте грамоты № 243 есть даже прозвище корреспондента: «поклон от Сменка от Корелина».

Грамотных среди карелов в Средние века было немного, в основном люди торговые, путешествующие. И, конечно, священники — те, что несли православие в карельские земли. Общались с местными жителями и составляли разговорники.

В библиотеке Соловецкого монастыря хранится древнейший карельско-русский словарь, запись из списков «Азбучного (Алфавитного) патерика»; период создания — 1666-1668 годы, автор — ссыльный афонский архимандрит Феофан. Словарная запись содержит примерно 80 парных карельско-русских соответствий.

А этот словарь хранится в архиве Карельского научного центра РАН. Существует он только в рукописи, никогда не издавался.

— Словарь составлен в 1914 году Виктором Никольским, священником из Олонца, — говорит Светлана Нагурная, старший научный сотрудник сектора языкознания ИЯЛИ КарНЦ РАН. — Это ливвиковское наречие карельского языка. Видите, какой труд? А какой почерк! Но, пожалуй, самое важное в этом словаре (если внимательно просмотреть его и проанализировать) — это большое количество слов с абстрактным значением. Не только «дом» и «хлеб», «ружье» и «рыба», но и «смелость», «наблюдение», «счастье».

Важно это потому, что карельский всегда считался языком бытового общения. Когда в начале 90-х началось возрождение карельской письменности, создателям словарей крайне не хватало абстрактных понятий, слов, которые не употреблялись в обыденной речи. В академических словарях современного карельского языка (их автор Татьяна Бойко) десятая часть — авторские неологизмы, составленные по правилам карельской грамматики.

А в словаре Никольского абстрактных понятий много. Очевидно, они существовали, но были утрачены. Хотя не исключено, конечно, что священник и сам составлял новые слова в рамках словообразования. Такой вот авторский подход.

Книга

Первое книжное издание на карельском языке — Евангелие от Матфея (1820 год, Санкт-Петербург). Благую весть перевели с русского священник Г.Е. Введенский и учитель М.А. Золотинский, оставили нам единственный письменный памятник собственно карельского наречия тверского говора начала XIX века.

В отделе редкой книги Национальной библиотеки Карелии есть свой экземпляр.

— Такие редкие книги мы храним в специальных микроклиматических контейнерах из бескислотного картона, — говорит Полина Соловьёва, главный библиограф отдела национальной, краеведческой литературы и библиографии. — На каждое издание есть паспорт сохранности, отслеживаем любой недочет, любое пятнышко. У нашего Евангелия — видите? — корешок оторвался. Но клеем «Момент» мы ничего подклеивать не будем: если книга требует серьезной реставрации, ее отправляют в Российскую национальную библиотеку. Там есть лаборатории и специалисты, которые могут и бумагу нарастить, и переплести издание в точном соответствии с традициями эпохи. Книгу могут привести практически в первоначальный вид.

Взять в руки такую редкость — отдельное удовольствие. Но обратиться к тексту можно и не выходя из дома: большинство редких изданий переведено в электронный вид и доступно на сайте Национальной библиотеки.

Алфавит

Упоминание об одном из самых старинных алфавитов «кореляков» сохранилось в описании голландского путешественника Симона ван Салингена. Побывал он в Кандалакше и сообщил, будто бы некий монах Федор Чудинов в 1566-1568 годах создал карельский рунический алфавит. И записал на нем не только перевод молитвы «Отче наш», но и первую летопись Карелии и Лапландии. Сами книги (если существовали) до наших дней не сохранились.

Дошедшие до нас рукописные литературные памятники карельского языка — на кириллице, как уже заметил внимательный читатель.

И первые книги на карельском — тоже. Всерьез за алфавит взялась православная церковь -чтобы переводить миссионерскую литературу. С начала XIX века выпускаются переводы Библии, молитв, катехизиса для карелоязычных прихожан. Графика — исключительно кириллическая, это должно было способствовать сближению русской и карельской письменности.

Полный хаос в алфавитном порядке навела советская власть.

1920 — 1940 годы, в Карелии идет активное языковое строительство. Филологи и лингвисты полагают, что латинский алфавит подходит для карельского языка гораздо лучше кириллического, поскольку в русском алфавите не хватает ряда звуков, часто употребляемых в карельском языке. И в 1930 году Наркомпрос РСФСР утверждает карельский алфавит на латинице.

Но уже в 1936 году решено создать единый карельский литературный язык — теперь для всех карелов Советского Союза. И через год выходит постановление Президиума ВЦИК СССР о переводе карельской письменности на русский алфавит.

В приказном порядке начинается разработка грамматики и единой терминологии, составление русско-карельского словаря. Лингвист и финно-угровед Дмитрий Бубрих берется за создание литературного языка — единого для всех карельских наречий. В результате появляется русифицированный гибрид, который и карелы понять не могут. На таком языке никто не говорит, не думает.

В 1937-м вышла «Грамматика карельского языка» Бубриха, язык начали преподавать в школах. А уже в 1938-м ученого арестовали и предъявили обвинение в намеренном «введении в карельский язык финских суффиксов и приставок», «упрощении карельского языка до уровня первобытного».

В 1940 году язык был лишен статуса официального и принудительно вытеснен из всех сфер применения, кроме бытовой. Почти до конца XX века на карельском люди говорили только дома.

К вопросу вернулись только после перестройки. Карельский зазвучал на радио и телевидении, язык начали преподавать в школах и в университете. В 2007-м утвержден единый алфавит карельского языка. Спустя семь лет в него было внесено изменение: добавлена буква Cc.

И алфавит вновь стал латинским.

Светлана Нагурная, старший научный сотрудник сектора языкознания ИЯЛИ КарНЦ РАН, кандидат филологических наук:

— В социолингвистике принято различать старописьменные (с древней традицией), младописьменные (созданные в начале советской эпохи) и новописьменные (созданные 1990-е годы) языки.

Я считаю, что карельский язык — новописьменный, хоть и создавался в годы советского языкового строительства. Но нет преемственности, не сохранились традиции, опыт не был перенят. И современный карельский литературный язык сложился уже в девяностых.

Некоторые ученые называют карельский языком с прерванной письменной традицией.

Классика

А теперь поговорим о литературе.

В 2015 году издательство «Периодика» завершило крупный проект: серию «Классики карельской литературы» / Karjalan kirjallisuuden klassikot, начатую в 2002-м. Двенадцать книг, восемь авторов — лучшее, что было написано на карельском, вепсском, финском языках.

Обратите внимание: все крупные произведения классиков карельской литературы написаны на финском языке. Почему так вышло?

Революция в Российской империи, независимость Финляндии и гражданская война — все эти события повлияли и на развитие литературы в Карелии.

В 20-30-е годы в республике начинает формироваться финноязычная литература. Почему карельский язык — язык народа — не получает поддержки большевиков? Новая амбициозная власть готовится к мировой революции, роль Карелии очевидна: республика станет плацдармом для подготовки революции в Скандинавских странах и Финляндии.

Образована новая территориальная единица, впервые объединившая карелов, — Карельская трудовая коммуна. Идея создания коммуны принадлежала «красным» финнам, им же доверили ею управлять.

На политических собраниях начали говорить о том, что Карелии достаточно двух языков: русского и финского. Финский провозглашается литературным языком северных карелов, а карелам в южных районах Карелии, по мнению новой власти, достаточно и русского.

В 1934 год: Союз советских писателей ставит своей целью создание художественных произведений, «достойных великой эпохи социализма». Первая Всекарельская конференция советских писателей принимает решение о создании Союза писателей Карельской АССР — с изданием журналов и литературного альманаха на финском, русском и карельском языках.

В 1937-м ситуация резко меняется: аресты, изъятие книг из библиотек. Финнизации Карелии приходит конец. В Союз писателей, потерявший значительное число литераторов, начинают принимать малограмотных колхозников, сказителей и рунопевцев.

Новые члены ездят по сельским клубам с выступлениями — поют старые и новые песни. Появляются руны о совхозах, о пенсии, о Сталине и Антикайнене, написанные традиционной калевальской метрикой.

Школа

И всё же стереть финский язык с литературной карты Карелии не получилось. И обязаны мы этим одному человеку, учителю из Ухты (нынешней Калевалы) Матти Пирхонену.

Расцвет карельской национальной литературы в послевоенные годы связан с именами Антти Тимонена, Николая Лайне, Пекки Пертту, Яакко Ругоева, Ортье Степанова. Росли они в Беломорской Карелии — в любви к карельской деревне, к простому крестьянскому укладу. Эти люди слышали калевальские руны в исполнении носителей рунопевческой традиции.

Будущие классики карельской литературы учились в ухтинской школе. Здесь давали не только основы знаний; ученики сами выращивали урожай, ухаживали за скотиной, строили лодки и музыкальные инструменты.

Арви Пертту, писатель, сын Пекки Пертту:

— Карельские классики — все как один! — вышли из одной школы, из класса одного учителя — Матти Пирхонена. В Ухте он преподавал финский язык и литературу. Читал с учениками мировую классику, изданную на финском, учил их писать рассказы, говорил об истории Беломорской Карелии.

Его ученики получили разные профессии, воевали, строили советскую республику. Но в итоге пришли к писательству. Собственно карельское наречие карельского языка, по моим непросвещенным понятиям, скорее диалект финского. И беломорские карелы совершенно естественно считали финский своим литературным языком. Вот так и вышло, что карельская литература написана в основном по-фински.

Только в диалогах герои книг говорят на собственно карельском, а так язык карельских писателей — это финский литературный язык 1930-х годов.

— Я познакомилась с национальной литературой Карелии в 80-е годы — тогда это была еще цветущая двуязычная литература, — рассказывает писатель и переводчик Яна Жемойтелите. — В Союзе писателей организовывали вечера на финском языке. Пили финский кофе, бывший в дефиците, и было ощущение такой маленькой Финляндии — с отголосками той социалистической Суоми, которую хотел построить Гюллинг. Построить не получилось, но кое-что мы ухватили.

Да, финский в те годы был языком буржуазного государства, но у нас на нем была Литература. И Ортье Степанов, и Яакко Ругоев были категорически против того, чтобы заново всё начинать на карельском языке во второй половине двадцатого века. Полагая, что финский язык — это и наш литературный язык. И история у нас — общая.

Как-то Арви Пертту рассказывал мне об отце, как тот партизанил. Однажды вышел к поляне, увидел из-за кустов финна: тот сидел на пеньке и портянку перематывал — отличная мишень. И тут Пекка услышал, как финн, вражеский солдат, напевает колыбельную. И это была та же самая колыбельная, которую для Пекки пела в детстве мать.

Он повернулся и ушел в лес.

Наследие

Это один из последних выпусков киножурнала «Советская Карелия». Выпуск тематический, посвящен классику карельской финноязычной литературы Ортье Степанову. Съемки проходили в родовой деревне писателя Хайколя.

Ортье Степанов (Артем Михайлович Степанов) родился в деревне Хайколя, сегодня это Калевальский район. Остров и кусочек материка: здесь он вырос, здесь в последние годы писал свои романы, серию «Родичи». Приезжал в деревню как только сходил снег — и до заморозков. Рыбалка, ягоды, грибы, сенокос. Та жизнь, которой на протяжении веков жили его предки.

В карельских именах — память рода. Полное имя Ортье Степанова — Йоухкон Каласкен Васкен Олексейн Пекан Мийхкалин Ортье: Ортье, сын Мийхкали, сына Пекки, сына Олексея, сына Васки, сына Каласки, сына Йоухко.

Память рода теперь хранят сын писателя, Михаил Степанов и его жена Ольга.

— Отец умер в 1998 году и завещал похоронить себя на старом деревенском кладбище, среди родственников, — вспоминает Михаил. — А уже через пару лет мы с Ольгой решили перебраться в Хайколя. Тогда у многих (в особенности у финнов) появился большой интерес к творчеству Ортье Степанова и к этому месту — люди хотели увидеть «лабораторию» писателя.

Лаборатория писателя — обычный карельский дом, построенный в 1923 году. Разве что письменный стол в нем появился (надо же где-то бумагу и ручки разложить). Рабочее место так расположено, что вид в окна — на три стороны деревни. На озеро, на поле, на соседей.

Правда, когда Ортье Степанов начал здесь работать, жителей в деревне почти не осталось: деревня была официально ликвидирована в 1977 году. И островную часть Хайколя писатель сохранил своими силами, на материковой части домов не осталось.

— Когда мы приехали, на острове было семь домов, — рассказывает Михаил Степанов. — А сегодня мы восстановили деревню в том облике, какой она была сто лет назад, на момент повествования романа «Родичи». Воссоздавали дома по старым фотографиям, рисункам, фундаментам. Строили копии тех домов, которые были утрачены.

Конечно, не в одиночку. В 2004 году создали Фонд Ортье Степанова, у нас были большие международные проекты, много волонтеров. Сейчас проработали маршрут «Тропой родичей» (нас поддержал Фонд президентских грантов), руководит им наш сын, Артем Михайлович Степанов-младший.

Здесь, в Хайколя, мы рассказываем людям не только об отце, но обо всей плеяде финноязычных писателей Карелии. Маленькая, но могучая кучка. Мы их знали, мы их помним. А вот деревень, в которых они выросли, на карте уже нет.

Сегодня Хайколя — музей под открытым небом. Традиционная северная карельская деревня (здесь нет электричества, кстати), выстроенная почти заново, но с соблюдением всех карельских плотницких традиций. Можно пройти по острову с экскурсией, а можно и переночевать в одном из домов. До пандемии гостей здесь всегда было много, Степановы принимали у себя даже международные кинофестивали.

Сейчас родина Ортье Степанова — объект культурного наследия России. А в 2012 году карельская деревня получила международную награду — почетную грамоту фонда Europa Nostra в номинации «Сохранение культурного наследия».

В далеком 1977-м Ортье Степанов написал очерк: «Будут ли окна заколочены?». О ликвидации деревни, о короткой человеческой памяти. И о том, что вопреки всему когда-нибудь его родная Хайколя станет деревней-памятником.