Хотел быть футболистом, а стал губернатором. Лев Коршунов о том, почему не хочет возвращения 90-х
Хотел быть футболистом, а стал губернатором. Лев Коршунов о том, почему не хочет возвращения 90-х
Бывший глава Алтайского края не считает себя политиком, гордится тем, что при нём в регион пришёл природный газ, не ностальгирует о своей прежней работе и говорит, что 25 лет назад в администрации было как в Смольном
Он был губернатором Алтайского края, ректором «Политеха» и главным налоговиком региона. А мечтал стать... спортсменом. С чего начинался путь Льва Коршунова, почему он сменил 12 школ и зачем освоил «строительный сленг», бывший глава Алтайского края рассказал в интервью amic.ru и Дмитрию Негрееву. Заодно объяснил, почему не считает себя политиком, оценил, какую пользу принёс Барнаулу приезд Ельцина, и рассказал, почему угольщики жалели, что не убили его, Коршунова.
Кто такой Лев Коршунов?Лев Александрович Коршунов родился 13 февраля 1946 года в Иркутске. Доктор экономических наук. После окончания Алтайского политехнического института работал в различных строительных организациях. С 1987 по 1991 год — председатель Рубцовского горисполкома, председатель городского Совета народных депутатов. С ноября 1991 года — заместитель главы краевой администрации, первый заместитель главы краевой администрации. В 1994 — 1996 годах — глава администрации края, член Совета Федерации. В 1997 — 2003 годах — начальник краевой налоговой инспекции. В 2003 — 2007 годах — депутат Государственной Думы. В 2007 году Лев Коршунов был избран ректором Алтайского государственного технического университета. Затем был президентом университета. В настоящее время — советник ректора.
«Лёва, ты, наверное, где-то класса два пропустил»
— Лев Александрович, вы когда-нибудь предполагали, что у вас будет такая биография?
— О, однозначно нет. А если учитывать, что в молодости я подавал достаточно серьёзные надежды в спорте... У отца была очень большая тревога, что меня это затянет. А судьба спортсменов в Советском Союзе была сложнее, чем сейчас. Как правило, футбол — это игра до 25, ну до 30 лет, различного рода травмы, а потом ты выпадаешь из общего потока и как бы дорабатываешь. Поэтому было очень большое беспокойство у отца. Но я хотел быть спортсменом.
— Где вы занимались спортом и какую роль он сыграл в вашей жизни?
— Чтобы ответить на этот вопрос, расскажу немного о своей биографии.
В 50 — 60-х годах в Алтайском крае поднимали целину. Среди тех, кто принимал участие в её освоении, особое место занимали строители. Именно они решали задачи обустройства посёлков, городов, строительства инфраструктуры и жизнеобеспечения населения.
Мой отец был руководителем строительной организации, которая в 1953 году была направлена в Алтайский край на строительство железной дороги Барнаул − Славгород — Карасук − Камень-на-Оби — Барнаул. Мы приехали в село Черёмное. Мне в ту пору было семь лет и там же я пошёл в первый класс. А затем по кругу — Кулунда, Бурла, Златополь (село в Кулундинском районе, — прим. ред.), Камень-на-Оби, Карасук (город в Новосибирской области, — прим. ред.) и, в конечном итоге, Барнаул. В школе начал заниматься футболом.
Вместе с отцом прошёл всю стройку. Был на планёрках, которые он проводил, в лютые морозы мотался с ним по объектам, слышал образную и яркую «строительную речь» и впитал этот сленг, видел ввод объектов в эксплуатацию, радость и торжество тех, кто это делал. И сам, того не понимая, впитал романтику этого труда и как отец хотел строить.
25-я школа в Барнауле у меня была, по-моему, 12-й. И говорить о том, что я учился с отличием и был хорошим школьником, — это взять грех на душу. Классный руководитель, познакомившись со мной, с моими знаниями, сказала: «Лёва, ты, наверное, где-то класса два пропустил». Но школу я окончил. Сразу после окончания 11-го класса кафедра физкультуры пригласила меня поступать в «Политех», в котором был строительный факультет. Начал сдавать экзамены, и тут кафедра предложила сыграть за «Политех».
Игра была в Барнауле на стадионе «Динамо». Я забил гол, но одновременно получил тяжелейшую травму коленного сустава — разрыв крестообразных связок, мениска, оказался в больнице. Пролежал около года — врачи сказали, что дорога в спорт закрыта. Если честно, переживал сильно, рушились мечты. И, наверное, это заслуга родителей: вместо того чтобы впасть в хандру и тоску, в больнице начал изучать школьные учебники, которые не трогал в школе. На следующий год вновь пошёл в «Политех», набрал 24 балла из 25 и поступил на строительный факультет.
##news_0b808fb5-30f7-4301-970b-faa333a8ee83##
Запрет на занятие любимым видом спорта, конечно, удручал, я его придерживался много лет, но несколько раз не удержался. В составе команды администрации края трижды принимал участие в футбольных матчах против команды журналистов. В общей сложности за три игры забил в их ворота шесть мячей. Хорошо помню, как при появлении на стадионе «Динамо» команды администрации в футбольной форме, болельщики начали скандировать: «Дави власть!» Однако после третьего, забитого мною мяча, с трибун звучало: «Лев, дави журналистов!»
Сегодня понимаю: и спорт, и спортивная травма, которая, казалось, разрушила мечты, и частая смена школ — порой за один год учился в трёх школах в Златополе, Кулунде и Бурле — все эти обстоятельства, так или иначе, формировали характер. Футбол учит играть на команду, но одновременно и быть лидером, уметь брать ответственность на себя.
«Я достаточно болезненно реагирую на слово „политик“»
— Вы работали в разных строительных организациях на разных должностях. А как произошёл переход из производства в политику?
— Я достаточно болезненно реагирую на слово «политик», так как не считаю себя политиком. Если образно, политик это — «вентилятор», который для того чтобы выиграть выборы, готов менять и скорость, и направление, лишь бы понравиться избирателю.
Логика хозяйственника иная. Он обязан быть гибким, но всегда наступает момент, когда понимаешь, что если ещё чуть-чуть прогнёшься, то всё, что ты создал или над чем трудишься, обрушится. И тут ты не только прогибаться, а тем более «вертеться» перестаёшь — засучиваешь рукава и начинаешь драться, чтобы сохранить и отстоять сделанное.
А сам переход из производства в политику произошёл как бы автоматически и незаметно.
##news_a74d2687-659c-4485-8460-e770038a43ab##
На «Коксохиме» я стал начальником единственного на стройке комсомольско-молодёжного Строительного управления № 38. Но молодёжь — это не только работа, но и свидания, любовь, дети, садики, школы и десятки, сотни социальных проблем, которые совершенно неожиданно для себя, наряду с вопросами строительства и ввода объектов в эксплуатацию, вынужден был решать.
И если в начале своего рабочего пути считал, что для качественного и производительного труда необходимо создавать условия только непосредственно на рабочем месте, то быстро стал понимать — человек жив не одной работой. А хорошие условия жизни, квартира, зарплата — всё это и есть политика.
Когда на «Коксохиме» освободилось место секретаря парткома стройки, меня неожиданно избрали на эту должность. Я всего три месяца был секретарём парткома, но очень благодарен этим трём месяцам, ибо столкнулся с совершенно новым для меня направлением работы, когда твой труд оценивается не тоннами и километрами, а духовными категориями.
«Это ты у моей внучки конфеты украл!»
— Рубцовск всегда был непростым городом. Вы работали там председателем горисполкома и председателем горсовета в конце 1980-х — начале 1990-х: время тотального дефицита, талонов. Что вспоминается?
— Помнится всё. И первые митинги, и попытки захвата жилья, боль и ненависть людей при остановке заводов, растерянность ветеранов, когда началась приватизация предприятий.
Город насчитывал тогда около 180 тысяч населения. А талонов, особенно на сахар, выдавали значительно больше. Как дурили исполком рубцовчане, до сих пор не знаю, но не в обиде на них, время было такое.
Помню, идёт встреча с населением, я отчитываюсь. Мы уже перестали читать «по бумажке», надо было уметь выйти к людям и говорить с ними. Встреча заканчивается, и я вижу боковым зрением, что где-то в углу поднимается женщина на костылях, автоматически определяю, что она участница Великой Отечественной войны. И она идёт ко мне. В зале устанавливается тишина. Женщина доходит до сцены, я помогаю ей подняться. Она останавливается и кричит: «Это ты у моей внучки конфеты украл!» и плюет мне в лицо. И ты понимаешь, что ты на её стороне. Это было психологически очень тяжёлое время.
В 1990 году я побывал в Америке, встречался с мэром, точнее с «мэршей» маленького городка — 17 тысяч жителей — и спросил у неё, сколько в городе магазинов. Она сказал, что не знает. Я опешил, женщина — и не знает. Я в Рубцовске все магазины наперечёт знал. Больше того, знал номенклатуру всех продуктов и где что будет продаваться. А там была другая экономика и работал совсем другой механизм.
Время идёт и всё проходит. Сейчас попробуй спроси мэра города, сколько у него магазинов и что там продаётся. Я почти уверен, никто не ответит.
«Рубцовск — это город, где я прошёл самую жестокую жизненную школу»
— Вы когда уже работали в администрации края, постоянно ссылались на свою работу в Рубцовске. Похоже, она произвела на вас неизгладимое впечатление.
— Я всегда любил и люблю это трудовой город и всегда был не согласен с теми, кто считал и считает его умирающим. У него непростая судьба, но 130-летний юбилей показал: ещё не вечер и у него есть будущее.
Для меня Рубцовск — это город, где я прошёл, пожалуй, самую жестокую жизненную школу и трёпку, за которую благодарен городу, людям, которые помогли, научили и поддержали меня.
Наверное, мало кто об этом задумывался, в Алтайском крае негласно существуют различные школы управления, наиболее известные — барнаульская, бийская и рубцовская. Рубцовск — это достаточно экстремальная школа.
— Экстремальная из-за того, что там находятся исправительные учреждения? В чём разница между этими школами?
— Нет. Естественно, исправительные учреждения и ЛТП (лечебные трудовые профилактории, в которых в СССР помещали алкоголиков, — прим. ред.) влияли на социальный микроклимат города. Но это не главное.
Рубцовчанам свойственны огромная социальная терпимость и в то же время чувство достоинства и справедливости. В Рубцовске можно как угодно разругаться во время спора, но не дай бог власти кого-то обидеть несправедливо. Если быстро не загладишь вину, жди конфликта, да ещё какого.
Теперь о школах управления. Барнаульские руководители, как правило, мало ездили в Москву. За них это делали или первый секретарь крайкома КПСС или председатель крайисполкома. В Бийске всё определяла система военно-промышленного комплекса, взаимодействовавшего с министерствами и ведомствами. Рубцовские руководители работали с Министерством сельхозмашиностроения. В городе было пять крупнейших заводов союзного значения, самые крупные — Алтайский тракторный завод и «Алтайсельмаш». И горком КПСС, и горисполком привыкли работать с Москвой. Рубцовская школа формировала умение взаимодействовать с большими начальниками и не бояться их и, в конечном итоге, притащить деньги. Будучи председателем горисполкома мне удалось добиться, чтобы краевой бюджет выделял Рубцовску определённые финансовые ресурсы, а всем, что мы привозили из Москвы, мы распоряжались сами. И за два-три года серьёзно поправили городские финансы.
«Чем дольше цеплялись за советскую экономику, тем больше оскудевал край»— Вершина вашей карьеры — должность главы администрации края, губернатора по-нынешнему. Какие ощущения у вас были на этой работе?
— Это была работа с утра до ночи. Рушилась одна общественно-экономическая формация и на смену ей приходила другая. Были те, кто поддерживал новое, неизведанное, и те, кто, как говорится, на дух не принимали происходящего. И у каждого было своё понимание правды.
Чтобы сохранить социальную инфраструктуру, предприятия, мы крутились как могли, пытаясь найти источники финансирования.
Были постоянные командировки в Москву, попытки найти и вытащить деньги. Но это всё текучка, тушение пожаров. Нужно было понять, как жить дальше, что делать, в каком направлении двигаться? Для этого необходимо было определить основные стратегические направления развития края и решить, как по ним идти.
И ещё один фактор — это противостояние, которое происходило между законодательной и исполнительной властью внутри края, не зря же нас называли «красным поясом». Я не хочу давать оценки хорошо это или плохо, это тема отдельного разговора. Но это противостояние привело в 1995 году к политическому кризису, и мне, как главе администрации края, ни с кем не согласовывая, пришлось обратиться в Конституционный суд, для того чтобы разрешить его. Руководитель администрации президента Сергей Филатов сказал мне тогда: «Ты что же не согласовал свои действия с нами? Ну, если выиграешь — скажем спасибо, проиграешь — пеняй на себя». Речь шла вот о чём: Законодательное собрание выступало за избрание главы администрации депутатами, администрация края — за всенародные выборы. Конституционный суд поддержал нас.
Когда мы говорим об этих годах, о губернаторах, то забываем, что есть преемственность, есть последовательность. Если взять Райфикешта (Владимир Райфикешт — глава администрации края в 1991 — 1994 годах, — прим. ред.), то 1992 год — это приезд президента Бориса Ельцина, определение основных направлений: это «Семипалатинская программа», это природный газ, это новый мост через Обь в Барнауле.
Хочу сказать, что решений по итогам визитов руководителей государства в регионы в то время принималось множество. Но система управления только начала формироваться и из-за отсутствия политической воли у руководителей регионов, федеральной власти, неразберихи, отсутствия финансирования, а порой и просто нашего русского разгильдяйства — львиная доля их просто не выполнялись.
##news_4f6bc22e-7324-4585-9c81-db5a8a3bd455##
И мне было приятно, когда в 1996 году, зайдя в аппарат президента, услышал, что поручения Бориса Ельцина 1992 года администрация Алтайского края смогла реализовать практически полностью.
Когда я работал, эти вопросы начали практически решаться. «Семипалатинская программа» дала возможность начать строить новую краевую клиническую больницу. А тема строительства объектов здравоохранения в нагорной части Барнаула продолжалась каждым губернатором.
Часть жителей края за нанесённый вред здоровью взрывами на Семипалатинском полигоне стали получать денежную компенсацию.
Более 30 лет в крае занимались приходом природного газа. Но в советское время это не получилось сделать. В 1995 году в Барнаул пришёл природный газ.
Избирательная кампания 1996 года задержала ввод нового моста через Обь и его ввели в 1997 году, когда губернатором стал Александр Суриков. В эти же годы закладывались элементы туризма, который тогда критиковали все.
— Если посмотреть с позиций сегодняшнего времени, что тогда, как вы считаете, делали неправильно?
— Трагедия заключалось в другом: мы просто не знали, что делать правильно или неправильно. Ведь всё изменилось: рынки сбыта и сырья, порвались экономические связи, закончились государственные дотации сельскому хозяйству. Если по-крупному, то в 90-е и власть, и оппозиция в Алтайском крае пытались сохранить экономику в том виде, в каком она была во времена СССР. И чем дольше цеплялись за советскую экономику, вкладывая финансовые ресурсы, тем больше оскудевал край, ибо нельзя было по принципам экономики советского образца выжить в рыночной, по определению невозможно.
«В 90-е годы власть не просто не любили, а скорее ненавидели»— Вы можете сказать, что Райфикешту или вам работалось тяжелее, чем следующим губернаторам?
— У каждого губернатора были и сейчас есть проблемы, которые характерны для его времени, его периода работы. Поэтому говорить, что кому-то легче, а кому-то нет, нельзя.
Но вот об отношении населения к годам, в которые работал тот или иной губернатор, говорить можно.
На Руси люди никогда не любили власть, но в 90-е годы не просто не любили, а скорее ненавидели. Поэтому труд руководителей регионов 90-х годов и нашего времени — это, как говорят, две большие разницы, нам было в разы сложней.
«Начальник, а ты ничего не боишься?»— Когда строили газопровод Новосибирск — Барнаул, были большие надежды на то, что большая энергетика перейдёт с угля на природный газ. Как вы считаете, почему этого не случилось? Кузбасс оказался таким сильным, что не позволил? Аман Тулеев не дал?
— Я очень горжусь тем, что удалось привести в Алтайский край природный газ. Ещё в 1995 году, когда в Барнаул приехал Черномырдин, было принято решение, что газопровод пойдёт на Рубцовск, на Бийск и Белокуриху.
Дальше по разным причинам что-то стало не срабатывать. Может быть, денег у газовиков не было, может, ослабли отношения администрации края с Москвой, и если Бийск и Белокуриху при Александре Карлине осилили, то до Рубцовска ещё далеко. Наверное, и угольщиков нельзя списывать со счетов. Да я сейчас это уже не отслеживаю.
Но мне вот что вспомнилось. В 1996 году я самолётом возвращался из Москвы в Барнаул, по привычке открыл ноутбук, и ко мне подсел какой-то слегка выпимший, как говорят в Рубцовске, мужик. И поздоровался он со мной по-рубцовски: «Привет, начальник, всё пишешь и пишешь».
Повернувшись ко мне, он спросил: «Начальник, а ты ничего не боишься?» Не понимая, к чему он клонит, попытался отшутиться. Но он юмора не принял и раздражённо повысив голос, отчеканил: «Из-за тебя и твоего газа десятки мужиков, потеряв топливный бизнес, остались без работы и теперь шакалят, чтобы прокормить себя и свои семьи. Жаль, что мы тебя не прибили». Задремавшие пассажиры начали обращать на нас внимание. Собеседник, почувствовав это, сплюнул, встал и молча перешёл в хвост самолёта. Больше я с ним не встречался.
Я тогда впервые почувствовал, что, приведя сюда природный газ, я кому-то сильно помешал.
##news_94d83067-14c0-4711-82fe-8049e22f3122##
«Пусть право первой ночи будет за мной»— У вас никогда не возникало ностальгии по работе губернатором? Не было желания вернуться?
— Нет, не возникало. Но я хочу отметить три должности, которые мне нравились, — это управляющий трестом, губернатор и ректор. И не потому, что они какие-то великие и денежные. Просто в то время, когда я их занимал, решение разных вопросов зависело от тебя самого на 60 — 70%. И каждая эта должность ставила задачи и проблемы, решение которых позволяло выходить на новый управленческий и, самое главное, человеческий уровень, что-то добавляя и меняя в себе самом.
Славу богу, я работаю и сегодня, а значит, на ностальгию времени нет. Но когда я захожу в здание правительства, я просто вспоминаю и свои времена, и Райфикешта, и Сурикова, и Михаила Евдокимова.
Тогда в этих коридорах народу была тьма, как в Смольном. А сейчас красиво, ухожено — ни в коем случае не критикую, более того, считаю, что это правильно. Но в наше время так не получалось. Сейчас ситуация делается более управляемой, более стабильной, система начинает работать. Это положительный фактор. Но уже нет непосредственности, обаяния того времени.
Ностальгия по тому времени у меня иногда возникает. Но я не хочу, чтобы оно вернулось по одной простой причине: когда происходит слом, ненависть становится очень сильной. И самое главное — от этого страдают люди, в первую очередь старики и дети.
— Вы мемуары пишете?
— И не то чтобы да, и не то чтобы нет. Я прочитал воспоминания многих своих коллег о событиях, в которых принимал самое активное участие, и знаю то, о чём они даже и не слышали. Поэтому я сейчас не пишу, а скорее пописываю про газификацию. Но в моём понимании это не мемуары. Ну кто знает, как я познакомился с Черномырдиным и как у нас с ним сложились личные взаимоотношения, и как это отразилось на строительстве газопровода? А это почти анекдот.
— Расскажете?
— Нет, напишу. Пусть право первой ночи будет за мной.
Ранее председатель бюджетного комитета АКЗС Антон Васильев — бывший представитель экс-губернатора Александра Карлина в Заксобрании — рассказал amic.ru, как «людям приходилось потеть, краснеть и оправдываться».
##news_cc0654ce-5d62-435c-be08-bed58f8e1b0f##
##news_6fd1c05c-3def-4957-88da-6562dfe5ab08##
##news_d0ab5026-b5ac-4c7a-bc52-99804d00c05a##