Астрид Линдгрен и всё, всё, всё…
К 115-летию выдающейся детской писательницы. Материал Алексея МЕЛЬНИКОВА.
В мировой литературе есть два сорта авторов: одни создают отдельные книги, другие – целостный мир. Первых большинство, вторых – единственный у каждого. Чаще всего «единственность» такого рода беспредельна – вроде обнимающего огромные сообщества всевидящего божества, дарующего людям веру в счастье. И реализующих эту веру наяву.
Не помню точно, сколько раз я читал и перечитывал того же «Карлсона». Сначала – сам, потом – с детьми, а теперь – уже и с внуками. Если скажу «сто раз» – боюсь, что сильно преуменьшу. Или – «Пеппи Длинныйчулок». Или – «Эмиль из Лённеберги». Точно знаю, что такие книги не читают. Такими книгами живут. Точнее – созданным в них особым миром, на редкость точно созвучным с миром приобщающегося к нему читателя.
Астрид Линдгрен вспоминала, что когда поставила точку в последнем из рассказов о маленьком Эмиле, то села и расплакалась. Так плачут люди, когда прощаются с ушедшем детством, понимая, что самое лучшее и светлое в твоей жизни навсегда останется в прошлом: где-то в стороне, в маленьких уединенных хуторках и отдаленных селениях, в деревянных домиках, окруженных старыми вишнями и полевыми цветами, в нежных ласках натруженных крестьянских рук отца, в заботливых домашних хлопотах мамы.
Ты осознаешь, что это лучшее, далеко ушедшее от тебя, самое заветное и есть ты сам – плод всепоглощающей семейной любви, то самой, именем которой человек появляется на белый свет и во славу которой он этот белый свет преображает. Великая заслуга Астрид Линдгрен – она сумела пронизать заветами этой большой любви самых маленьких своих читателей, а за одно с ними – и окружающий их и нас с вами противоречивый мир. Снабдить его скрепками, утрата которых куда плачевный ослабления самых важных государственных сцеплений.
Феномен книжек Астрид Линдгрен, ее сказок и легенд – они наднациональны. То есть даже в самом отдаленном будущем им вряд ли угрожает участь быть переформатированными в какой-нибудь «скандинавский фольклор». Их место – в сугубо классическом репертуаре неизбежного чтения, если не сказать больше - в каноническом его ряду, где-то совсем невдалеке от поучений святых апостолов.
Как известно, святость снисходит на людей мучительно. Так было и с великой Астрид Линдгрен, проповедовавшей на страницах своих книг мир счастливого детства, но прежде полностью испившей чашу поздней родительской горечи в отношении ранней ее же, родительской, слабости. Когда ее собственный первенец Ласс,е самые ранние годы жизни был отлучен от материнской ласки и воспитывался вдали от самого ему родного человека.
Это боль ранней детской «недолюбленности» вслед за сыном Астрид будет преследовать и многих ее главных героев. Того же Малыша у Карлсона, ту же Пеппи Длинныйчулок. Дальним и ближнем эхом отзовется во многих ее повестях и рассказах. С тем, чтобы сложиться в итоге творчества великой шведской писательницы в молитву во славу главной сердечной привязанности людей – бесконечно глубокой и нежной любви детей и родителей.
Я не помню, чтоб в детстве ставил кого-либо из детских писателей выше Астрид Линдгрен. Не поменял я этого отношения к королеве детства и в более зрелые годы. Никакие сказки народные, ни «полународные», ни западный фольклор, ни восточный, никакие Красные Шапочки, Оловянные солдатики, Шахерезады и проч., даже Мойдодыр с Дядей Степой и Рассеянным Маршака не могли в моем детском сердце претендовать на бесконечно доверительное отношение к прочитанному. На роль чуть ли ни полноправных членов семьи. К коим я, а также мои дети, а теперь и внуки всегда с легкостью относили и затейливого Эмиля из Лённеберги, и неугомонного Карлсона с верным Малышом, и «ненормальную» Пеппи с ее вполне «нормальными» друзьями Томми и Анникой.
Великие люди всегда несколько больше своих свершений. И редко умещаются в собственных репертуарных оковах. Той же – доброй литературной королевы, в кои Астрид Линдгрен произвели ее большие и малые читатели. Великая писательница не удовольствовалась ролью властительницы в своем жанре, а разнообразила ее уже на финише ролью прямо противоположной – неукротимой бунтарки в жанре совсем, вроде бы, несвойственном для сказочников и добрых литературных фей – в жанре политическом, прослыв в миролюбивой Швеции одним из самых ярких оппозиционеров, способных не только вставлять шпильки правящим властям, но и, когда совсем прижмет, отправлять целые правящие кабинеты в аут.
Как это, например, стряслось с блестящим, в принципе, премьер-министром Швеции Улофом Пальме, поплатившимся своим премьерским креслом в первый свой срок пребывания у власти всего лишь за недостаточное внимание к природоохранному вопросу. Тогда, в 1976 году, все говорили, что без влияния эколого-защитной деятельности Астрид Линдгрен дело не обошлось. Великая шведская писательница сумела повернуть власть в собственной стране лицом к вопросам сохранения природы. А значит, как она видимо, считала – сбережения страны. Наверняка ясно осознавая родственность и неразрывность корневой системы личности человека и окружающей его среды.
Интересно, что шведы придумали Нобелевскую премию по литературе, а также – за мир, но самому знаменитому из шведских сочинителей и миротворцев - Астрид Линдгрен – ее почему-то выписывать не стали. Что, впрочем, символично - не царское (то бишь – не королевское), как говорится, это дело - получать ордена и медали. Их дело совсем иное – сторицей вознаграждать своих подданных и щедро одаривать их.
Алексей МЕЛЬНИКОВ, г. Калуга