Враки Давыдова, или забытые партизаны 1812 года

https://warhead.su/2018/10/06/vraki-davydova-ili-zabytye-partizany-1812-goda

Считается, что Денис Васильевич Давыдов был пионером и зачинщиком партизанских действий. О чём он рассказывал и живописал в мемуарах. Но есть основания утверждать, что герой войны 1812 года попросту перетянул на себя одеяло. Приврал, в общем.

Афоризм «Нигде так не врут, как на войне» приписывают Отто фон Бисмарку. Но эту славную воинскую традицию чтили и в русской армии.

Мировую известность получил ротмистр Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен, причём именно за свои удивительные рассказы о службе в русской армии. А другой офицер — полулегендарный фон Сиверс–Меринг — подарил жизнь идиоме «врёт как сивый мерин»…

Но, пожалуй, слава этих немцев на русской службе меркнет в сравнении с удивительными историями, не только рассказанными, но и записанными славным гусаром Денисом Васильевичем Давыдовым. Любил Денис Васильевич кровавый бой, водку, стихи сочинять, а также любил и приврать. Да ещё как приврать! Но что делать — традиция!

Врёте–с, Денис Васильевич

Считается общеизвестным факт, что Давыдов был зачинщиком, застрельщиком и пионером армейских партизанских действий. Также считается: идея действий отдельных «партий» на коммуникациях противника принадлежит ему. В первую очередь, эта ценная информация черпается из мемуаров самого Давыдова. Не подвергаясь критическому анализу и без учёта того, что нигде так не врут, как на войне…

В своих записках Давыдов красочно рассказывает, как он уговаривал Багратиона дать ему «партию», как убеждал князя в преимуществах партизанской войны, как разработал стратегию и тактику партизанских действий. Если верить Давыдову, то дело было примерно так:

Давыдов: Пётр Иванович, вот смотри, тут у меня детальный план партизанской войны на четырёхстах страницах, и это всё я придумал сам, своей головой! Мне надо тысячу сабель — и я ему, супостату, устрою оторванные годы. Ну, ты меня знаешь!

Багратион: Вах, дорогой! Я бы тебе и три тысячи дал, да этот бестолковый одноглазый старикашка жмётся, чего–то опасается, даёт только полтораста и то на пробу.

Давыдов: Ничего, вот я всем покажу кузькину мать. Все оценят мою отвагу и станут мне подражать! И светлейший тоже убедится в пользе партизанской войны!

Хор Ой, не ходил бы, Денис, в партизаны, это слишком опасно!

Давыдов: Я люблю кровавый бой!..

Мы не будем ставить под сомнение личную отвагу и полководческие таланты народного героя, но позволим себе усомниться в некоторых его словах. Начнём с утверждения, что якобы Кутузов с недоверием относился к партизанской войне. Если выгоды отправки «партий» на коммуникации противника были очевидны подполковнику Давыдову, то очевидны они были и фельдмаршалу Кутузову.

Откроем журналы Комитета министров за 1812 год. В донесении от 4 сентября Кутузов, оправдываясь перед государем за оставление Москвы, также сообщает: «…я принимаю теперь в операцию со всеми силами линию, посредством которой, начиная к дорогам Тульской и Калужской, партиями моими буду пресекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым отвращая всякое пособие, которое бы неприятельская армия с тылу своего иметь могла, и обратив на себя внимание неприятеля, надеюсь его принудить оставить Москву и переменить всю операционную линию».

В своём пространном донесении фельдмаршал тоже врал, успокаивая царя, что якобы из Москвы эвакуированы «…все сокровища, все арсеналы, и все почти имущества как казённые, так и частные и ни один дворянин в ней не остался». На войне как на войне, не соврёшь — не проживёшь…

Однако 4 сентября в Петербурге зачитали доклад Кутузова о начале партизанской войны силами многих отрядов, а не одной партии Давыдова. Да и вряд ли отряды эти начали действовать, потому что фельдмаршал «прозрел», получив донесения о необычайных успехах Давыдова.

Успехи у Давыдова к этому моменту уже были — правда, небольшие. Малым отрядом атаковать обозы он не мог и ограничивался тем, что вместе с поселянами уничтожал фуражиров (сборщиков припасов для войск. — Прим. ред.), или мародёров, как их тогда называли.

Кроме того, первое «дело» партизан Давыдова им самим датируется вторым сентября. Доклад был зачитан четвёртого, а написан несколькими днями раньше.

Кутузова вообще трудно заподозрить в склонности к спонтанным решениям. Это был полководец старый, мудрый и весьма дальновидный.

Так что врал Денис Васильевич, врал как… Сиверс–Меринг…

В статье «1812 год» Давыдов, изобличая во лжи Наполеона (этот–то в своих бюллетенях врал так, что у барона Мюнхгаузена косица на парике встала бы дыбом), пишет следующее: «…ибо до вступления его в столицу лёгкая конница наша содержала только передовую стражу, и партизанской войны ещё не было». Давыдов признаёт правоту утверждения Бонапарта, что, мол, при марше на Москву у французов не было русских войск в тылу.

Вот как. Не было. Снова врём, Денис Васильевич? Ай–ай–ай! Как не стыдно!

Что ж, попробуем рассказать, как всё было на самом деле.

Кто приглядывал за французскими тылами?

Первым идею того, что часть войск должна действовать на коммуникациях противника, высказал, как ни странно, царский любимчик, «паркетный» генерал Карл Фуль. Тот самый Фуль, по чьему проекту построили Дрисский лагерь (укреплённая позиция русских войск, созданная накануне Отечественной войны 1812 года северо–западнее г. Дрисса (Верхнедвинск) на левом берегу в излучине р. Западная Двина. — Прим. ред.), увидев который Барклай остолбенел, а генерал Паулуччи бросил Фулю в лицо: «Этот лагерь был выбран изменником или невеждой — выбирайте любое, ваше превосходительство!».

По задумке Фуля Барклай должен был отступать до Дрисского лагеря, а затем в нём обороняться. Багратион же был назначен главным партизаном, а его армии, соответственно, — партизанским отрядом, которому предстояло атаковать тылы Наполеона. Именно поэтому эти две крупнейшие из русских армий базировались на значительном расстоянии друг от друга. На бумаге у Фуля всё было гладко, а в реальности Багратиону и Барклаю пришлось отступать по оврагам, чтобы соединиться только под Смоленском…

Фуль был теоретик, а Барклай и Багратион — практики, и на практике оказалось, что армия вторжения превзошла численностью самые пессимистические прогнозы. Чтобы противостоять Наполеону, русские силы для начала нужно было объединить. И та же практика подсказывала, что армию Багратиона не спрячешь в перелеске, чтобы она подкарауливала зазевавшихся курьеров…

То есть по ряду объективных причин партизанская карьера Багратиона не сложилась.

Однако когда неприятель подошёл к Смоленску, его коммуникации, растянутые по всей Литве и Белоруссии, оказались слишком соблазнительными, чтобы не пошухарить на них.

Незадолго до начала Смоленской битвы Барклай отрядил соединение из одного драгунского и трёх казачьих полков в тыл Наполеона. Перед отрядом поставили ряд задач, первой из которых была связь с корпусом Петра Витгенштейна, прикрывавшего санкт–петербургское направление. Но также отряд предназначался для «…защиты внутренности края от рассылаемых неприятелем отрядов и фуражиров. Важнейшим же предметом оного было старание действовать, по возможности, на сообщение Французских войск». То есть отряд этот занимался всем тем, что описывает Давыдов в статье «О партизанской войне». И фактически был первым армейским партизанским отрядом.

И уже 26 июля состоялось первое столкновение с сильным неприятельским патрулём. Задолго до первой сшибки Давыдова! Взяты пленные — 18 гусар и один офицер. 28–го отряд безуспешно атаковал Велиж, зато 29–го выбил гарнизон из Усвята и затем, сделав этот город своей временной базой, нападал на фуражирные отряды противника.

После Смоленской битвы, седьмого августа, отряд навёл ужас на гарнизон Витебска и захватил разосланные из этого города фуражирные отряды. После чего захватил гарнизон Городка.

Затем отряд разделился: часть отошла к Велижу, другая пошла на Полоцк, который был уже глубоким тылом Наполеона. Под Полоцком один из казачьих полков был передан Витгенштейну, после чего обеим частям приказали соединиться в Дорогобуже — слишком отрываться от основных сил всё же не следовало. По ходу дела партизаны сразились с частями Итальянской дивизии, высланной Наполеоном из Смоленска на укрепление Витебска, очистили большие территории от мародёров, захватили до двух тысяч пленных, организовали народное сопротивление захватчикам…

Бесславный отряд

Прежде чем продолжить рассказ о славных делах этого отважного партизанского соединения, попробую ответить на вопрос, наверняка возникший у читателя: да что же это такое? Почему славные дела этого бесстрашного отряда не воспеты в литературе? Не впечатаны красными буквами во все учебники?

Причин тут несколько. Попробуем разобраться.

Во–первых, грозные события 1812 года вызвали большую волну патриотизма. Патриотизм — вещь хорошая и нужная, но, увы, как и всё хорошее и нужное, имеет побочные эффекты. Вспомним, что великого полководца — одного из спасителей России — Барклая–де–Толли объявили предателем ещё на первом этапе кампании. В числе прочего в вину ему вменяли то, что он–де «немец». И понадобилось немало времени и усилий, чтобы доброе имя Барклая было очищено от грязных подозрений.

А командиром первого армейского партизанского отряда, совершившего первый рейд в глубокий тыл Наполеона, а затем и много других славных подвигов, был самый что ни на есть немецкий немец, генерал Фердинанд фон Винценгероде, который и по–русски–то не разумел! Хуже того, он был даже не российским подданным, а гражданином княжества Гессен–Кассель (что, как увидим, позже сыграло с ним злую шутку).

Но это бы ещё полбеды.

Гораздо худшим обстоятельством стало то, что правой рукой и заместителем Винценгероде был не кто иной, как Александр Христофорович Бенкендорф. Да–да, главный следователь по делу декабристов, инициатор, создатель и шеф корпуса жандармов и даже, даже… как принято считать, чуть ли не один из виновников трагической гибели Пушкина!

Сработало и то обстоятельство, что Давыдов записки публиковал на русском языке, а Бенкендорф свои писал по–французски и вообще не публиковал.

Достоянием историков они стали только в начале XX века, а широкая (относительно) общественность смогла познакомиться с ними совсем недавно.

Опять же, отмашку на партизанские действия этому героическому отряду дал именно подозрительный Барклай, а не всеобщий кумир Кутузов.

…Тем временем Барклай отступал, а Винценгероде двигался за основной армией на расстоянии двух–трёх переходов. В Бородинской битве отряд не участвовал, в это время он находился в районе Рузы.

Партизанская война

Во время великого сидения Бонапарта в Москве армейские партизанские отряды были усилены и достигали одной–трёх тысяч сабель. Наибольшая их активность была на западном направлении от Москвы, по маршрутам движения неприятельских обозов. Иван Дорохов и Александр Сеславин орудовали между Смоленской и Боровской дорогами, контролируя их вплоть до Вязьмы. Князь Иван Вадбольский действовал между Вереёй и Можайском. Винценгероде — между Можайском и Волоколамском. В районе Сычёвки партизанил Илья Чернозубов, в районе Звенигорода — Фигнер, Давыдов — между Гжатью и Дорогобужем. При известной самостоятельности все отряды подчинялись штабу Кутузова.

В это время как раз на территории, контролируемой отрядом Винценгероде, произошли события, дающие нам возможность рельефно увидеть реалии той войны.

Помещики Волоколамского уезда пожаловались в комитет министров на взбунтовавшихся крестьян. Мол, грабят господские имения, даже где–то кого–то убивают. Этот вопрос рассматривался на заседании комитета 24 сентября. Барону Винценгероде предписывалось бунт подавить, зачинщиков повесить.

То есть помещики на как бы оккупированных Наполеоном территориях могли подавать жалобы в Петербург, а правительство могло свободно приказывать своим войскам навести порядок.

Из этого видно, что армейские партизанские отряды контролировали тылы Наполеона, пожалуй, лучше, чем их контролировал Наполеон.

Потому что контролируй он эти территории, помещики пали бы в ноги ему (случаи работы помещиков на Бонапарта отмечены тем же Давыдовым, а Бенкендорф упрекает помещиков в ложном доносительстве и клевете).

Однако в ходе того же заседания зачитали рапорт Бенкендорфа, который уже провёл расследование (вот когда Александр Христофорович приобретал навыки следовательской работы!). Бенкендорф докладывал, что «…не только не было никакого неповиновения от крестьян экономической Никольской волости в деревне Новишине и в отчинах около оной помещиков: действительного тайного советника Алябьева, бригадира князя Шаховского, коллежского асессора Нежданова, но нашёл он сих крестьян совершенно готовыми на поражение неприятеля».

Комитет министров своё постановление отменил.

История сохранила сведения об одном из разведчиков, которых Бенкендорф высылал для сбора сведений о противнике. Василий Григорьевич Рагузин был дьячком при церкви в селе Рюховское Волоколамского уезда. Было ему тогда около сорока лет — возраст по тем временам почтенный. Ему удалось сколотить отряд численностью около 500 человек и оборонять от французских фуражиров окрестные селения. От Бенкендорфа Рагузин получил открытый лист, по которому крестьяне обязаны были предоставлять ему подводы и оказывать всяческое содействие. После прибытия в Волоколамский уезд, где действовал Винценгероде, Рагузина неоднократно посылали «…для разведывания где и как силен неприятель и, возвращаясь оттоль приносил всегда верныя о числе и движении неприятеля сведения, по которым посылаемые генералом Бенкендорфом казачьи отряды всегда имели желаемые успехи — брали в большим числе неприятеля в плен».

Короче, все эти люди так насолили Наполеону, что стало ему в Москве вовсе кисло. И решил он смотаться в Калугу, чтобы оторваться и посмотреть на тамошние соборы.

Первым о движении больших колонн в калужском направлении доложил Дорохов. А точные данные о том, что в движение пришла вся Великая армия, доставил Сеславин, лично и с риском для жизни проводивший разведку. Это позволило Кутузову своевременно выдвинуть достаточно сил к Малоярославцу и вынудить Бонапарта отступать той дорогой, которой пришёл.

Но на самом деле первым о выходе Наполеона из Москвы узнал всё тот же немец Винценгероде. Также ему стало известно о запланированном подрыве Кремля. Уже 7 октября барон лично отправился в спалённую столицу, чтобы отговорить Наполеона от этого варварства. Но тот к прочим варварствам присовокупил ещё одно — арестовал парламентёра! Винценгероде едва не расстреляли за предательство как подданного Гессен–Касселя — то есть земель, подчинённых Наполеону. Спасло его только личное заступничество Александра I.

Всего за время наполеонова сидения в Москве отряд Винценгероде, сам не превышавший численностью трёх тысяч человек, взял в плен более 12 тысяч солдат и офицеров противника!

Знал ли Денис Васильевич о славных делах отряда Винценгероде? Не мог не знать. Преследуя отступающего Наполеона, партизанские отряды то и дело объединялись для совместных атак на неприятеля. В мемуарах Давыдов упоминает и о связях с отрядом генерала Кутузова, под начало которого перешёл отряд Винценгероде после пленения Фердинанда Фёдоровича.

Так что ж врал‑то?

Да потому что нигде так не врут, как на войне!

Источник

Написал War_Lord на mil_history.d3.ru / комментировать