Философ с улицы Йомас
«Книга выдержала соревнование с интернетом»
Мы познакомились в Рижском техническом университете 27 лет тому назад. Евгений Фрицевич Земель читал непрофильную для инженерно–экономического факультета философию, от которой только–только отпало прилагательное «марксистско–ленинская».
Необычный преподаватель
Помню, на первой лекции он спросил, знает ли кто–нибудь, что за маленький памятник стоит в тылу Политеха? А ведь это выдающийся мыслитель XIX столетия Иоганн Гердер, чей бюст счастливо пережил все бури века XX. Пожалуй, единственная в своем роде скульптура, оставшаяся от балтийских немцев.
Судьба семейства Земелей тоже весьма эксклюзивна. Почему такая фамилия — явно латышскя, но с русским «акцентом»? Предки Евгения Фрицевича переселились в поисках лучшей доли в российскую глубинку, под Калугу. Потому латвийский паспорт он получил в порядке дополнения к Закону о гражданстве как потомок латышей, проживавших на нынешней территории Латвии с 1881 по 1914 год. В свою очередь, брат Геннадий живет в Казахстане, считается там статусной фигурой в кинематографии, регулярно возит художественные и документальные ленты на европейские фестивали. Я смотрел полнометражный фильм Г. Земеля «Людоед» — это черно–белая картина про каторжные лагеря в Казахстане начала 50–х годов. Тяжелая вещь…
Научные интересы Евгения Фрицевича начали формироваться в его «альма–матер» — Московском государственном университете, где в 1984 году он защитил кандидатскую диссертацию по теме методологии науки. Надо сказать, что движение методологов в 80–е годы было весьма влиятельным, и в известной мере сформировало культуру дискуссионных клубов, перешедших впоследствии в политический формат. Однако, став в Латвии нострифицированным Ph.D., Земель не остался исключительно в академической среде. На жизнь он стал зарабатывать тем, что ему всегда было интересно больше всего — книгами.
«Я книжный червь!»
В начале 90–х ваш автор встречал Евгения Земеля на многочисленных тусовках книголюбов — в «Магадане» (бывший клуб МВД, возвращенный церкви), ДК ВЭФ, школе у сада Зиедоня. Сегодня, конечно, его галерея в Майори представляет собой рай для библиофила. Чего здесь только нет — полное собрание сочинений Достоевского, роскошные художественные альбомы, и даже… Мао Цзэдун на русском, издания 50–х годов.
— Мы были самой читающей страной, но потом все это глухо обвалилось. Последние лет двадцать велись споры о том, что книгу вытеснит компьютерный формат, но сейчас можно сказать, что она выдержала соревнование с интернетом. И как «вещь в себе», со своей фактурой, оформлением, и как средство познания. Недавно проводили тесты по усвоению текстов — аналогичный материал в книжном виде был воспринят на 75%, а в электронном — на 25%.
Евгений Земель не согласен, что молодежь сейчас читает мало. Вопрос — какая молодежь? На днях задумчивая барышня поинтересовалась у антиквара дореволюционными российскими буддологами.
Люди подходят к букинистической литературе не только из когнитивно–гносеологических, но и из торговых соображений — зачем покупать «новых» Пушкина и Толстого, если эти собрания сочинений дороже? А может, на классике еще можно заработать?
— Важна фундаментальность книги как таковая. Вот она, лежит перед тобой!
Правда, библиофилами в подавляющем большинстве выступают россияне — а не местная русскоговорящая публика, относительно вкусов которой мой собеседник настроен более чем скептически.
Фарфоровая мания
За пятнадцать лет, которые Земель профессионально занимается культурными ценностями, он установил стабильную пропорцию: 70 процентов покупателей из России и, шире, из бывшего социалистического блока. Могут сейчас жить в Израиле или Германии с прежним багажом представлений о прекрасном.
На мой вопрос — не желают ли гости увезти из Латвии именно латышскую живопись, Евгений Фрицевич отрицательно качает головой. По его мнению, интерес к местным пейзажам и натюрмортам у пешеходов улицы Йомас минимальный, процентов 5–6. «Даже не живопись как таковая, просто тема — украсить интерьер».
Зато вполне пользуются спросом весьма недешевые литографии Магрита Шагала. Статус авторских копий сохраняется, несмотря на тираж:
— Он вырезает произведение на камне, ставит свою роспись, а остальная черная работа — уже его подмастерьев. Но, если по правилам, он все равно надзирает за процессом, потому работа и авторская.
— У нас большая продажа бывает не чаще одного–двух раз в год. Это человек, который долго выбирает, ему нужна именно Живопись, — говорит Евгений. Мало тех, кто способен отличить подлинное от дрянного.
Безусловно, индустрия подделок в последние годы стремительно активизируется, что подстегивает корпоративное коллекционирование. Банки и инвестиционные фонды потратили сумасшедшие суммы на фейковые картины. «Фальшивый Кустодиев за 9 миллионов евро на Сотбис!» — разводит руками Евгений. А откуда на престижном британском аукционе чуть ли не каждую неделю возникает «новый» Коровин?
— Даже солидные «конторы» пошли на поводу у желания богатого клиента «иметь шедевр», хотя и намекают ему — ты будь поосторожней…
— Что надо изучать психологам, или даже психиатрам — это нечеловеческое, безумное увлечение фарфором, — иронизирует галерейщик. — Коллекционные варианты «Балтарс», Витбергс, Сута, ранний советский агитационный фольклор интересуют серьезных коллекционеров, широкую публику — фигурки пастушков и Праздника песни. Продаются и императорские фарфоровые заводы, и РФЗ. Но, конечно, наши люди все же не достигли уровня Запада: «Европейскому коллекционеру купить тарелочку от Пикассо за 20 тысяч, а продать за 30 — это нормальная сделка».
Разумеется, и у гостей из РФ интерес бывает экстремальный:
— Меня поражает, когда многозначительно спрашивают: по Третьему рейху есть что–нибудь? Слово за слово — ну ведь у вас наверняка дедушки или даже прадедушки имели сложные отношения с этой империей. Хотя такие случаи носят характер интернациональный — среди таких интересующихся есть и скандинавы, и поляки. Как можно найти себя во всем этом, я, деликатно выражаясь, не понимаю.
Здесь имеет право на жизнь и такая версия: определенную лепту в формирование спроса на антикварную «зигу» внесли главные телеканалы РФ. Что не так — ведь основным развлечением в Латвии являются парады эсэсовцев?!
Сам же Евгений Фрицевич научные изыскания не откладывает. Участвует в научных семинарах, публикует статьи на сетевых ресурсах. Осмысливает концепцию Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории». Собирает материалы о личной жизни Ленина. Сейчас в фокусе интересов Земеля — 1917 год. «Стараюсь воспроизвести его поминутно. Будучи убежденным русофилом, считаю революцию национальной катастрофой. Ее можно было избежать, ведь перед Первой мировой Россия была передовой страной, одних самолетов мы производили в четыре раза больше, чем США».
Желаю философу творческих успехов, выхожу на улицу Йомас. Редкие осенние прохожие идут мимо сокровищ цивилизации…
Николай КАБАНОВ.