4 Предыстория. Еду, как-то утром за городом. Стоит на перекрёстке...
Еду, как-то утром за городом. Стоит на перекрестке старушка. Чистенько одета, аккуратненькая такая. Очень редко кого подбираю, но тут остановился. Говорит куда ей и спрашивает, сколько будет это стоить.
Денег не прошу, и она садится.
Добирается в поселок на почту за пенсией. Спрашивает откуда я родом.
Удивлена, что я практически местный. Говорит, что здесь очень редко водители не требуют денег. Сама с Урала, но судьба закинула ее сюда давным-давно, да и то через многолетнее заключение. Рассказала бы, но уже приехали. Почта.
Достала из сумки гроздь винограда, угостила меня. Пожелали мы друг другу дежурных благ и расстались.
Несколько дней я просто мучился, вспоминая бабулю. Не выдержал однажды и поехал в тот поселок на почту. Прошу вспомнить, проверить, какая старушка получала пенсию в то утро. Не хотят ковыряться, искать. Тут меня осенило – виноградом, говорю, вас она, наверняка угостила.
— А! — воскликнула женщина за стойкой. — Так это Елизавета Даниловна с хутора К Маркса.
Так я нашел попутчицу.
А теперь, вкратце, история.
Жила в одной уральской деревушке девочка Лиза. Работала, как и все в поле. Серпами жали хлеб. Упавшие зерна тайком отправляли в рот. Очень боялись, но голод был сильнее страха — с 1932 года действовал «знаменитый» Указ «О трех колосках».
Видел учетчик или нет — неважно, но подбежал к Лизе, схватил за волосы, привез в контору и велел звонить в район. Дали десять лет. Могли и расстрелять.
Два года шила телогрейки. Началась война. Ассортимент расширился — в моду вошли шинели. Замечаний не было и стали Лизе доверять работы и за пределами зоны. Однажды отправили ее с группой на станцию перегружать продукцию. Работы шли в спешке. Военные и железнодорожники ругались и грозили друг другу неприятностями. Поезд стоял на парах. Какая-то страшная тоска вдруг толкнула Лизу в загруженный вагон.
Покинула вагон в новой телогрейке уже на правом берегу Волги. Повезло поменять телогрейку на старое пальто и кусок хлеба. Немцев отогнали уже далеко. Подалась на юг. Документов не было, но до сих пор везло. В Астрахани удалось остановиться работать в больнице. По-настоящему повезло, когда главврач похоронил, как неизвестную, умершую женщину, а Лизу, выздоровевшую, «выписал».
И отправилась дальше на юг уже не Елизавета Даниловна, а Лидия Алексеевна. С ребенком под сердцем.
Остановилась на Кубани. Прижилась. Родила сына. Работала в колхозе. Годы полетели.
Дояркой Лидия Алексеевна стала передовой. Отмечали ее на каждом собрании. Постоянно была на Доске Почета в районе. А однажды, уже в конце 70-х, ее представили к награде.
Вручать медаль приехал на собрание первый секретарь райкома. Очень хвалил, как водится, благодарил за доблестный труд и спросил, чего она желает от руководства колхоза или даже района. Пообещал выполнить любую просьбу.
Лидия Алексеевна поблагодарила всех, отказалась от всех благ и… на глазах всех селян, руководителей и собственного сына рассказала эту историю и попросила вернуть ей ее имя.
Можно ли представить, что в нашей измученной стране, человек, переживший такое, мог испытывать самое настоящее счастье.