Непрожёванная история

Она приключилась со мной в круизе. Посреди Карибского моря, аккурат меж Ямайкой и Кайманами. 
Возле лифтов, на восьмом, ресторанном этаже десятиэтажного лайнера, я случайно натолкнулся на пожилую мексиканскую пару. 

 

Энергичный дедушка элегантно поддерживал под отведённые локотки бабушку. И та, вывалив набок синенький язычок и диковато взбрыкивая плечиками, чем-то внутри себя призывно посвистывала. 
Со стороны это походило на танец маленьких утят. Разве что оба танцора выглядели слишком уж предобморочно. Я отметил и стремительно сереющий лоб с испариной, и мутный, ищущий опору взгляд. 
Однако, более всего меня насторожило отсутствие приветливых улыбок на их замогильных лицах.
- Хау а ю? – деликатно поинтересовался я у энергичного дедушки, но вместо ожидаемого «файн, сенкь ю» получил такую истеричную отповедь на смеси испаньёла с английским, что и сам, мгновенно посерев, покрылся испариной. 
- Она что - не дышит?! – не веря в удачу, переспросил я. – Шиз нот бризинг?!
На что дедуля, смущённо опустив глаза, лишь глубоко вздохнул. 
Ему было явно неловко за свою не дышащую спутницу. В то время, как самой спутнице, судя по её губам, было уже всё фиолетово. 
Окончательно размякнув, она вдруг задрожала ресницами, и, растекаясь по дедушке киселём, разверзла передо мной своим проваленным, старческим ртом всю красочную перспективу моего ближайшего будущего. 
- Сердце? – бросился я к дедуле, резво поволокшему бабушку пятками по ковролину. - Харт? Астма? Фуд? – на ходу перечисляя всевозможные причины двинуть коней в этом великолепном круизе. 
И старичок, обрадовавшись знакомому слову, дробно закивал:
- Фуд, фуд!  
- Экзэктли?!!! – уточнил я, перенимая бесчувственный груз из его дрожащих рук в свои трясущиеся. 
- Йес! – уверенно констатировал без пяти минут вдовец. - Йес, йес!!
«Ох, если ты ошибаешься...» – мелькнула в мозгу леденящая мысль, но руки уже плотно обхватили предположительно подавившуюся, и спектакль, а точнее - шоу - начался!

Развернув старушку к себе задом, к деду передом, я провёл ей мощный, как в учебнике, и резкий, как понос, приём Геймлиха, на который бабка отозвалась сухим хрустом, а дед болезненным стоном.

В голливудских фильмах – Геймлих обычно срабатывал. 
После него, подавившийся, как правило, пушечно извергал из себя непрожёванный кусок в суп соседу, и все бросались благодарить спасателя. 
На деле же - из бабушки ничего не выскочило. Кроме животных звуков и зубных протезов. 
Они, как Гагарин, вылетели первыми.
Проследив за их полётом и с сожалением осознав, что «шоу маст гоу он», я  выдохнул: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!», и стал ритмично прессовать несчастную.

Мимо нас, роняя короткое «сорри», проходили вежливые американцы. Дабы не становиться свидетелями более чем интимной сцены, они сконфуженно отводили взгляды и торопливо испарялись, оставляя за собой тонкий аромат духов и сытного завтрака. 
Хотя, судя по тем же фильмам, народ они вполне отзывчивый. Не раздумывая, бросаются на выручку. Спасают всех и каждого... 
Однако в жизни – трогать людей у них не принято, рот в рот - подсудно, а массаж сердца могут счесть за сексуальный харасмент. Отчего в самом оживлённо-людном месте этой огромной, фешенебельной махины, я вдруг ощутил себя неописуемо одиноким, и жутко захотел домой. 
Особенно после того, как мертвенно побледневший дедушка, привалившись к стене, тоже начал плавно оседать.

«Два тела! – панически проорал мой мозг. – Сейчас на моих руках будет два тела!». 
И мне ещё сильней захотелось домой. 
И я уже практически провыл то желание в голос, как вдруг, перед моим взором замаячило белобрысое, очумело вытаращенное на меня лицо официанта, с надписью "IVAN" на серебристом бейджике.
- Ваня?!! – дико улыбнувшись родному рязанскому лику, взвыл я. – Ваня!!! 
И паренёк, шарахнувшись, будто от удара, бросился к висящему сбоку от лифтов телефону. 
Пробубнив в трубку нечто отрывистое, он на мгновенье исчез, затем вернулся со стаканом воды и решительно протянул его мне.
- Де-ду-шке!!! – отчеканил я, поддавая бабушке, и из неё вырвался первый слабый хрип. А затем и что-то тягуче-тёплое потекло по моим рукам.
«В кино такого не бывает!!! – ещё громче возопил мой мозг. – Такого, вообще, никогда! нигде! ни с кем! не бывает!!!»
И он вопил бы дальше, если б его не прервал свистящий полу вздох, полу стон. За которым последовал второй и третий - уже более надрывные и жадные. А потом бабуля и вовсе затрепетала, и начала, хватая меня за руки, натужно реветь и припадочно кашлять. 
Вместе с ней порозовел и старичок. 
Отстранив стакан и Ваню, он вдруг рванулся к нам на четвереньках, на ходу выхватывая носовой платок, и с маниакальным рвением принялся протирать мои руки и бабушкин рот.
- Не сейчас! – отстраняясь от назойливых протираний, прохрипел я. - Нот нау! - И поудобней перехватив жертву, возобновил старину Геймлиха.

Правда, на сей раз бабушка мне уже подтанцовывала. Подстроившись под мой ритм, она самостоятельно сгибалась, наваливаясь на мои руки на выдохе, и продолжалось это до тех пор, пока из её горла не выскользнуло нечто бесформенно склизкое, которое прыткий дедушка, неуловимым движением платочка, тут же подхватил.
- Мясо?! – не в силах отдышаться, поинтересовался я. - Мит?!
- Мит, мит! – счастливо улыбнулся мне несостоявшийся вдовец, и я вернул, наконец, бабушке долгожданную опору.

Попрощались мы у лифтов. Я сел в один. Они - в другой. И, пока не набежали охрана с санитарами, мы разъехались.

А вечером, на ужине, от дальнего столика мне помахали две сухонькие ручки.
- Хау а ю? – кивнул я им приветливо.
- Файн, сенкь ю! - донеслось дребезжащее.
И я, пробормотав под нос «Велком», решительно отодвинул от себя стейк.

(с) Эдуард Резник