Хасавюрт: государство возвращается

Администрации Хасавюрта пока удается балансировать и сглаживать острые углы. По мнению Хабиба Магомедова, руководителя научно-практической лаборатории по вопросам противодействия идеологии экстремизма и терроризма при Дагестанском госуниверситете народного хозяйства, это во многом объясняется особенностями становления самого города. На ведущие роли в республике он вышел во время войн в Чечне. Именно тогда в приграничном населенном пункте стали развиваться продуктовые, вещевые, строительные и другие рынки — ныне крупнейшие на Юге России. Сегодня большая часть населения занята торговлей. Как следствие, горожане менее зависимы от бюджета и не так втянуты в борьбу за доступ к его дележке.

«В Хасавюрте живут самостоятельные люди, — говорит Магомедов. — Так или иначе они связаны друг с другом экономическими интересами, поэтому стараются мирно решать спорные вопросы».

Впрочем, представлять Хасавюрт этаким вольным городом будет ошибкой. Просто до последнего времени здесь довольно четко работали негласные законы, выработанные при бывшем мэре, который правил с 1997-го до конца прошлого года.

Путь Сагидпаши Умаханова к власти довольно извилист. На языке социологии — это история трансформации «силового предпринимателя» в «стационарного бандита». К слову, два года назад, когда в Дагестане уже начались громкие аресты местных «баронов», Кадыров прямо назвал Умаханова бандитом. В ответ тогда еще глава Хасавюрта намекнул, что за одним из покушений на него стоит чеченский лидер.

Хасавюртовцев лишили даже незавидной альтернативы между «стационарным» и «гастролирующим» бандитами

После этой перепалки стало ясно, что позиции Умаханова пошатнулись, и ему теперь придется либо каким-то образом договариваться с главой Дагестана, либо разделить судьбу других политических тяжеловесов, за которыми то и дело стали прилетать военные вертолеты федералов.

После затяжных переговоров компромисс был найден. Умаханов ушел на повышение, оставив на посту главы города своего преемника. Однако механизм «возвращения государства» уже был запущен. Республика сегодня входит в город со своим уставом.

Столкновения с государством

Первый звонок, известивший, что что-то пошло не так, прозвучал 31 января, когда силовики решили закрыть в Хасавюрте салафитскую «Северную» мечеть. В знак протеста около пяти тысяч человек провели в городе шествие. И уже на следующий день мечеть возобновила свою работу.

Месяцем ранее был арестован имам этой мечети — его обвинили в хранении оружия и симпатиях «Исламскому государству» (ИГ). С конца 2015-го в Дагестане силовики с разным успехом пытались закрыть несколько салафитских мечетей, в том числе в Махачкале и Дербенте. Везде мусульмане соответствующего толка активно выражали свое несогласие, но только в Хасавюрте им удалось отбить мечеть практически сразу.

Политика городских властей по отношению к салафитам в Махачкале всегда была жестче, чем в Хасавюрте. Это тоже сказалось. Здесь люди не привыкли, чтобы с ними так обращались

Впрочем, давление на хасавюртовских салафитов продолжилось. Участников шествия стали вызывать на допросы, после которых многим пришлось покинуть город. А в апреле был арестован имам еще одной «нехорошей» мечети — «Восточной». Один из участников акции протеста Магомед (имя изменено по просьбе респондента — прим. ред.) рассказывает:

— Начали прессовать на следующий день после митинга. Это была, скорее, такая психологическая атака. Силовики всех знают, вызывали людей из разных групп, не только лидеров. Хотели показать, что никого в покое не оставят. Предлагали «по-хорошему» уехать. Некоторые после этих «бесед» подались за границу — в Египет, еще куда-то. Но в основном разъехались по селам — здесь, в Дагестане. Как говорится, тишину поймали.

— Почему именно хасавюртовцам удалось заставить власти, пусть ненадолго, но пойти на попятную и вернуть ключи?— спрашиваю у Магомеда.

— Махачкала более урбанизирована. Хасавюрт — большая деревня. По группам в соцсетях раскидали информацию — собралась толпа. Здесь люди лучше умеют организовываться. И процент салафитов значительно выше. В Хасавюрте двенадцать салафитских мечетей — в Махачкале только две. В этих мечетях на пятничную молитву у нас может собраться 10-15 тысяч человек, десять процентов населения. В Махачкале — максимум два-три процента. И политика городских властей по отношению к салафитам в Махачкале всегда была жестче, чем в Хасавюрте. Это тоже сказалось. Здесь люди не привыкли, чтобы с ними так обращались.

Власти, конечно, с лихвой отыграли утраченные было позиции. Но краткосрочная победа вдохновила хасавюртовцев на еще одну крупную манифестацию. 2 февраля почти 600 человек собрались у перинатального центра, где накануне после кесарева сечения умерла роженица.

По словам руководителя пресс-службы министерства здравоохранения РД Зарины Агмадовой, в женской консультации пациентке не рекомендовали рожать, но «несмотря на противопоказания к шестой беременности, по религиозным убеждениям Далиева не применяла методы контрацепции».

В свою очередь митингующие настаивали на том, что причиной смерти роженицы стала халатность врачей, вовремя не оказавших квалифицированную помощь. «С 12 ночи и до 7 утра Залина без присмотра пролежала, только утром врачи ее обнаружили в луже крови», — рассказала журналистам родственница Далиевой. Участники акции вспомнили и другие истории, связанные с низким качеством медицинского обслуживания в Хасавюрте.

Любые попытки медиков и чиновников оправдаться лишь еще больше распаляли толпу. В окна роддома полетели камни. В итоге власти вновь вынуждены были уступить. В тот же день следственные органы Дагестана возбудили уголовное дело «по признакам преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей)». Совсем недавно, 4 июня, подобный митинг собирались провести жители Кизляра, где, по информации активистов, в местном родильном доме «за пару месяцев погибли три роженицы». Но эту акцию протеста оперативно пресекла полиция, и о каких-либо проверках в медицинском учреждении пока ничего не сообщалось.

Следующее столкновение с государством, закончившееся маленькой победой хасавюртовцев, произошло на одном из рынков. С конца апреля силовики стали проводить регулярные рейды по торговым точкам и изымать контрафактную продукцию.

На рынке «Империя» торговцы оказали сопротивление милиции. Фотография автора. Продавцов возмущало, что, предположительно, оперативники отдела по борьбе с экономическими преступлениями Республики Дагестан (ОБЭП) не представлялись и не предъявляли никаких документов. Они приходили на рынок в сопровождении местного ОМОНа и просто конфисковывали товар.

В начале мая терпение лопнуло у продавцов вещевого рынка «Империя». Когда к ним нагрянул ОМОН под руководством человека в штатском, торговцы заблокировали выход и не дали изъять товар в одном из магазинов. После этого, по словам работников рынка, представители силовых структур изменили подход, и поставили продавцам условие: зарегистрируйтесь как индивидуальные предприниматели, платите официально налоги, тогда товар изыматься не будет.

— Мы им не верим, — говорит хозяин торговой точки Рустам (все имена работников рынка изменены по просьбе респондентов — прим. ред.). — При чем здесь это? Контрафакт и налоги — это же разные вещи. Мы и раньше платили налоги. Работаем, работаем — то этому дай, то этому. Не оставляют в покое. Мы налоги платим — дорог нет. Никто их не ремонтирует. Куда уходят наши деньги? А если зарегистрируемся как ИП, мы вообще перестанем зарабатывать. Почему взялись именно за Хасавюрт? Контрафакт — везде. Закройте тогда границу, закройте Москву, если решили бороться. Мы же просто ездим на оптовые рынки, закупаем товар и продаем.

— Они думают, здесь деньги какие-то огромные крутятся. А мы просто выживаем здесь, — подключается к разговору Фатима. — Никакой другой работы в Хасавюрте нет. Школу окончила — идешь торговать. Большинство так живет. Чем еще заниматься? Хозяин рынка нам пригрозил, что если кому-то начнем жаловаться, работать здесь не будем. Он думает, что он нас кормит. Это мы его кормим! Почему мы должны молчать?

— Все наши рыночные заметили, что после ухода Умаханова дележка какая-то началась. В Хасавюрте не видно новой силы. Скорее всего, Абдулатипов за всем этим стоит, — вновь вступает в разговор Рустам.

— Он сюда приезжал 1 апреля — говорит, если налоги с малого бизнеса собрать, на миллиард рублей можно увеличить бюджет. Власти в Махачкале не знают, как наши рынки живут, откуда он эту цифру взял? Некоторые магазины закрылись. Боятся люди — забирают товар и уезжают. Сам Путин же говорил: не трогайте малые предприятия. А эти приходят с автоматами — как будто террористы здесь какие-то. Но раз уж забрали товар — уничтожайте его, как положено. Так они же деньги с хозяев требуют!

Игра на поражение

Все три истории объединяет то, что хасавюртовцы сумели хотя бы на короткое время отстоять свою позицию и заставить власти выполнить требования разгоряченных масс. Отчаянное сопротивление новым порядкам обусловлено тем, что Хасавюрт волею судеб застрял в немного другом периоде истории.

Чтобы пояснить, вернемся к упомянутой уже концепции государства как «стационарного бандита». Согласно теории Манкура Олсона и Мартина Макгира, от «бандита-гастролера» его отличает стратегия максимизации дохода. Первый — «включает в калькуляцию будущее», «берет с граждан поменьше и производит общественное благо, обеспечивая расширенное воспроизводство, что в конце концов позволяет ему брать с граждан побольше». У второго — нет стимулов к долгосрочному планированию, он опирается на технологии перераспределения, в том числе технологии запугивания.

Государство в лице республиканской власти своими действиями в Хасавюрте больше напоминает «гастролера». И это закономерно: само устройство вертикали власти в стране поощряет именно такое поведение. Чтобы продлить свое пребывание в кресле губернатора, нужно постоянно транслировать благостную картинку стабильности и всенародной поддержки «курса партии и правительства». В этом деле у главы региона два союзника: силовое давление и экономическая зависимость населения. Взамен отнятого суверенитета народу предлагаются больницы, где умирают пациенты после простейших операций.

Ирония в том, что Кремль ведет похожую игру с региональными руководителями. Созданный Путиным в 2011 году Общественный народный фронт (ОНФ) при всей кажущейся бесполезности выполняет достаточно важную роль добровольного контролера над местными властями, что, в свою очередь, ставит их во все большую зависимость от Москвы. Далеко не каждый сигнал активистов ОНФ служит руководством к действию, но досье на Старой площади пополняется регулярно, о чем не могут не знать главы субъектов.

Судя по всему, стартовавшая недавно предвыборная кампания ознаменовала переход этой игры на новый уровень. В Дагестане, например, довольно быстро набирает популярность региональное отделение партии «Народ против коррупции» (НПК). Журналисты уже прозвали ее «партией муфтията», поскольку представители НПК утверждают, что в их рядах состоят такие религиозные лидеры, как первый заместитель муфтия Дагестана Магомедрасул Саадуев, пользующийся авторитетом не только у сторонников официального духовенства, но и у салафитов, сын известного дагестанского шейха Саида-эфенди Чиркейского (убитого смертницей в 2012 году) Абдула Ацаев и отец муфтия Дагестана Мухаммадсаида Абубакарова (тоже погибшего от взрыва в 1998 году) — Хасмухаммад Абубакаров.

При этом в Сети активно распространялась фотокопия обращения председателя НПК Григория Анисимова к главнокомандующему Национальной гвардии Виктору Золотову. «Высший политический совет партии по просьбе общественности создает общероссийское движение „Народ против коррупции", в состав которого войдут наши соратники — эксперты Счетной палаты, ветераны спецназа, служб ФСБ, МВД, прокуратуры, ВС РФ. Движение „Народ против коррупции" обращается к Вам с предложением возглавить его, став его лидером!» — сказано в документе.

Некоторые дагестанские аналитики всерьез полагают, что за НПК стоит администрация президента. Косвенно это подтверждается несколько нервной реакцией Абдулатипова на вопрос об отношении к антикоррупционной партии. «Во-первых, я такую партию не знаю, хотя отслеживаю политический процесс в стране и республике. У партии должен быть лидер, должна быть программа. Не вижу таких», — сказал глава Дагестана 3 июня в интервью изданию «Новое дело». И далее добавил: «Если вокруг них (духовных лидеров — прим. ред.) будут люди, которые будут толкать их к политике, то их авторитет как духовных лидеров будет падать. А я бы этого не хотел».

Любопытно, что днем ранее высказался об участии в выборах представителей ДУМД муфтий Дагестана Ахмад-хаджи Абдулаев. Сославшись на федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», он заявил, что «и работник Духовного управления, и любой имам имеют законные права участвовать в выборах, выбирать и быть избранными народом». В результате власти республики, поддерживавшие ДУМД в их борьбе с салафитами, неожиданно столкнулись с тем, что муфтият решил вести самостоятельную политическую игру, опираясь на более сильного союзника.

Эта версия по крайней мере рационально объясняет, для чего понадобилось массово закрывать салафитские мечети. Последователей «чистого ислама» в Дагестане меньшинство, но они, как правило, занимают активную гражданскую позицию и способны на коллективные действия. Со стороны муфтията было бы логично перед выходом на политическую арену нейтрализовать неудобных оппонентов.

В условиях, когда новые партии появляются из ниоткуда, заручившись поддержкой где-то «наверху», возможны любые, самые неожиданные союзы. Но как бы там ни было, на предстоящих в сентябре выборах НПК, по идее, должна не столько выиграть, сколько потрепать нервы оппонентам из «Единой России». Напряженная кампания напомнит «гастролерам» во власти о зыбкости их позиций, а значит, заставит проявлять еще больше рвения в угодничестве федеральному центру.

Город самостоятельных людей не вписывается в эту систему вертикального государственного устройства. Хасавюртовцев лишили даже незавидной альтернативы между «стационарным» и «гастролирующим» бандитами.

Бадма Бюрчиев

Фото: Информационный центр Национального антитеррористического комитета