Валерий Сойфер. "Сталинская борьба с «космополитами и первый «суд чести» над биологами"
Сталинская борьба с «космополитами и первый «суд чести» над биологами
В этом ветре — гнет веков свинцовых,
Русь Малют, Иванов, Годуновых,
Хищников, опричников, стрельцов,
Свежевателей живого мяса —
Чертогона, вихря, свистопляса —
Быль царей и явь большевиков.
Максимилиан Волошин. Северовосток.
31 июля 1920 г.
К концу войны Сталин понял, какую опасность представляет то, что сотни тысяч солдат и офицеров его армии своими глазами увидели, как живут люди в «загнивающих» капиталистических странах, настолько отсталых, что даже социалистическая революция у них, бедных, еще не произошла. В сравнении этого образа жизни с советскими порядками лежал взрывной заряд критицизма (не случайно советские шутники потихоньку острили, что «хоть Запад и загнивает, но запах оттуда несется очень привлекательный»). Поэтому сразу же после окончания войны пропагандистская машина Кремля начала прокручивать на все лады одну тему—идеологической и технической отсталости Запада, коварства империалистов, чужеродности западного образа жизни.
На приеме в Кремле 23 мая 1945 года Сталин произнес речь, в которой цветисто оценил решающую роль русского народа в победе над фашистской армией, назвал русских «наиболее выдающейся нацией из всех, входящих в состав Советского Союза». Соответственно той роли, которую в СССР играли «установочные» положения, шедшие от Сталина, в головы многонационального советского народа начали вбивать утверждения о «величии русского народа, старшего и могучего брата в семье советских народов». Одновременно в прессе и на радио всё чаще повторяли лозунги о превосходстве всего русского над западным.
2 января 1946 года выдающийся физик (будущий Нобелевский лауреат) П.Л. Капица послал Сталину письмо относительно плохой русской традиции недооценивать всё русское и превозносить всё иностранное:
Мы, по-видимому, мало представляем себе, какой большой кладезь творческого таланта всегда был в нашей инженерной мысли... обычно мы недооценивали свое и переоценивали иностранное... один из главных [наших недостатков] — это недооценка своих и переоценка заграничных сил. Ведь излишняя скромность — это еще больший недостаток, чем излишняя самоуверенность.... творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других, и на него можно смело положиться. Что это так, по-видимому, доказывается и тем, что за все эти столетия нас никто не сумел проглотить.
Капица часто писал Сталину (известно не менее 25 его писем, адресованных вождю), но это послание совпало с желанием Сталина к решительным действиям. Способствовало такому развитию событий и то, что Уинстон Черчилль в фултонской лекции, произнесенной 5 марта 1946 года в присутствии Трумэна, заявил, что пора «положить конец распространению советской пропаганды» и провозгласил свою программу «отбрасывания социализма». Холодная война развернулась вовсю. Содружество наций сменилось противостоянием идеологий. США и СССР, разделенные «железным занавесом», оказались во главе разных лагерей.
Совершенно изменилась обстановка и во внутренней жизни страны Советов. Сталин потребовал от Секретаря ЦК по идеологии А.А. Жданова начать мощную кампанию по противодействию «тлетворного влияния Запада». В СССР усилили «промывку мозгов» лозунгами о превосходстве всего русского над западным и недопустимости преклонения перед иностранщиной. Обвинения относились прежде всего к интеллигенции. Жданов ввел термин «безродный космополит», закрутились жернова новой кампании — искали тех, кто «низкопоклонствует перед Западом», не ценит родины с большой буквы, хамелеонствует и космополитствует. С гневом объявлялось: для них одобрение западными коллегами важнее всего на свете, что, потеряв честь и совесть, космополиты забыли, что и воздушные шары, и теплоходы, и паровозы, и телефон, и радио, и самолеты, и даже велосипеды изобрели сначала в России, и лишь позже достижения русской инженерной мысли переняли на Западе. «Россия — родина слонов» — мрачно шутили острословы.
Этот крен во внутренней политике реализовался в обвинении Сталиным двух московских биологов — члена-корреспондента АМН СССР Нины Георгиевны Клюевой (1898—1971), специалиста в области аллергии и иммунологии и её мужа, ученика Н.К. Кольцова, заведующего кафедрой гистологии биофака МГУ, профессора Григория Иосифовича Роскина (1892—1964)— в предательстве интересов советского государства. Они разработали метод выделения из трипаносом (одноклеточных простейших) экстрактов, которые по их мнению частично, а иногда полностью подавляли развитие раковых клеток. Препарату они дали название «КР» по начальным буквам своих фамилий (см. замечательную книгу В. Д. Есакова и Е.С. Левиной «Дело КР. Суды чести в идеологии и практике послевоенного сталинизма»).
16 марта 1946 года Клюева сделала доклад на заседании Президиума Академии медицинских наук СССР о результатах их экспериментов. Неожиданно новость о выступлении разнеслась по свету. Произошло это из-за вмешательства директора Института микробиологии им. Мечникова Л.Г. Вебера, к которому была приписана группа, руководимая Клюевой. Директор, заявившийся на заседание Президиума АМН (он не состоял в академии), услышал выступление Клюевой. Он и раньше пытался «примазаться» к работе в качестве соавтора «великого открытия» и вечером того же дня «прорвался» в студию Центрального радио в Москве. Он безмерно (можно сказать иначе—довольно бессовестно) расцветил доложенные Ниной Георгиевной результаты, заявив, что они получены чуть ли не под его мудрым руководством и что в СССР уже научились лечить рак с помощью чудодейственного «КР».
Его выступление наделало много шума в мире. Речь записали и той же ночью передали в переводе на английский и другие; языки. Отрывки из нее прозвучали в том числе и по американскому радио. Огромное число американских слушателей, узнав, что в СССР разработан новый и в высшей степени успешный метод лечения рака, бросились писать письма в американское посольство в Москве, прося дпстать лекарство. Статьи самих авторов и сообщения об их успехе появились во многих изданиях, в том числе в престижном научном журнале «Раковые исследования» («Cancer Research»).
Новым послом США в Москве 3 апреля 1946 года был назначен Уолтер Б. Смит — один из наиболее известных американских генералов, правая рука Дуайта Эйзенхауэра во время 2-й Мировой войны и начальник Объединенного Комитета Штабов американской армии. Он уже прославился своими дип томатическими талантами в конце войны, когда отвечал за ведение переговоров с фашистским командованием перед подписанием условий капитуляции, и новый президент США Гарри Трумэн решил, что именно такой боевой генерал должен возглавить американское дипломатическое ведомство в СССР. Трумэн пилага л, что Смит — человеі: открытый, прямой и честный—должен работать в Москве в момент резкого охлаждения отношений с правительством Сталина. Забегая вперед, нужно заметить, что Смиту не удалось наладить хороших отношений с СССР. Он встречался несколько раз с Молотовым, был принят Сталиным, пытался ослабить озлобленность советского руководства в отношении к США, снизить накал противостояния, но советские лидерьі все эти попытки в открытой и грубой форме отвергли.
Особенно резок и порой просто хамоват был министр иностранных дел СССР Молотов. Дело кончилось тем, что Смит через два года, в декабре 1948 года, отказался от дипломатического поста, вернулся в США и в 1950 году был назначен директором ЦРУ.
Только прибыв в Москву и еще не очень освоившись в новой роли, Смит столкнулся с необычной ситуацией: каждый день по дипломатической почте в посольство доставляли мешки писем от американских граждан (в том числе от многих высокопоставленных чинов), требовавших срочно разузнать, как заполучить лекарство от рака или даже как привезти в Москву их больных родственников. Из выступления Вебера по радио было известно, что Клюева сделала свое сообщение на заседании Президиума Академии меднаук СССР Поэтому посол узнал у своих помощников телефоны руководства АМН и позвонил туда. Его соединили с вице-президентом АМН А.И. Абрикосовым, разговор по телефону явно не получался информативным, посол повесил трубку, сел в машину и поехал прямиком без приглашения на улицу Солянка в здание Президиума АМН, чтобы лично посетить вице-президента. Как Абрикосов написал 31 января 1947 года в кабинете А.А. Жданова в своей объяснительной записке, переданной непосредственно Сталину, он якобы не разобрался, кто приехал к нему в кабинет, решил, что это американский корреспондент ... и стал рассказывать гостю (сейчас этот процесс называют «навешиванием лапши на уши»), какие институты приписаны к Академии меднаук.
Посол настойчиво попросил у вице-президента Академии меднаук домашний телефон члена-корреспондента этой академии Нины Клюевой и профессора Григория Роскина. Абрикосов узнал у помощника этот телефон, набрал номер и сообщил Роскину, что у него сидит посол США Смит (что отвергает его слова в объяснительной Жданову, что он будто бы принял посла за корреспондента!), затем передал трубку послу, и тот начал договариваться с Григорием Иосифовичем, где и когда они могли бы встретиться на следующей неделе. Поскольку после выступления Нины Георгиевны на Президиуме АМН, её группу перевели в новое место — в Институт эпидемиологии, микробиологии и инфекционных болезней АМН СССР (через два года институту присвоят имя Н.Ф. Гамалея), договорились провести встречу в этом институте. 20 июня 1946 года посол США Смит приехал в институт, где в присутствии недавно назначенного нового директора В.Д. Тимакова и представителя НКВД он встретился с Клюевой и Роскиным. Посол сказал авторам, что американские ученые заинтересовались их исследованием, что он уже связался с американским правительством и получил заверение о готовности поддержать работу советских ученых приборами, реактивами и материально, поскольку разработка методов борьбы с раком важна для всего человечества.
Возвратившись в посольство, Смит продолжил переговоры с советскими администраторами о совместной разработке проблем рака с участием американских ученых. В Академии меднаук ему посоветовали обратиться в Министерство здравоохранения СССР (подобные советы расшифровывали в кругах советских администраторов как «спихотехнику»). Посол позвонил министру, насел на него так, как умеют наседать свободолюбивые и не очень склонные тихо отходить в сторону американские начальники, когда им уклончиво указывают на дверь. Министр был вынужден связаться с МИД СССР, там тоже не знали, как себя повести в этом вопросе с новым послом великой страны, в недавнем прошлом союзника СССР в войне с фашистами. В общем, потянув некоторое время, советские начальники решили продолжить переговоры с американцами. В СССР прилетели два крупных исследователя проблем рака из США, и в министерстве здравоохранения СССР были вынуждены подготовить соглашение с американскими медицинскими ведомствами об обмене всей информацией в области лечения рака (надо заметить, что американцы честно отправляли в СССР все их новинки, а из Советского Союза долгое время ничего в США не поступало, и советские руководители медицинского ведомства лишь обещали, что вот-вот ученые из СССР прибудут в Штаты).
Наконец, 4 октября 1946 года в США отправился министр иностранных дел СССР В.М. Молотов, который должен был принять участие в сессии ООН по вопросам международных взаимоотношений, а вместе с ним была послана группа советских медиков во главе с главным ученым секретарем Академии меднаук СССР (его должность называлась в то время Академиком-секретарем Президиума АМН СССР) Василием Васильевичем Париным. В группу включили советских онкологов, но Клюеву и Роскина в США не пустили. Академик Парин хорошо знал правила поведения советских администраторов за рубежом (с 1942 по 1945 год он был заместителем наркома здравоохранения СССР и имел огромный опыт административной работы).
Поэтому перед вылетом он получил разрешение министра здравоохранения СССР Г.А. Митерева на то, чтобы ознакомить американских коллег с основными результатами Клюевой и Роскина, передать им небольшой образец препарата «КР» и рукопись их монографии, которая должна была выйти в свет в СССР в конце 1946 года. 26 ноября 1946 года на заседании Американо-советского медицинского Общества Парин передал американским ученым всё, что его уполномочил сделать министр (важная деталь — препарат «КР» предварительно был испорчен советскими представителями НКВД в посольстве СССР в Вашингтоне — его биологическая активность была убита: пробирки с препаратом продержали длительное время в кипящей воде, причем сделано это было втайне от академика Парина, и он узнал об этом много позже, уже после возвращения в СССР). Советские шпионы внимательно проследили за фактом передачи материалов американцам на этом заседании и сообщили о случившемся в Москву. Об этом сразу известили Сталина.
Ни Клюева, ни Роскин не могли знать, что за их действиями Сталин внимательно следит из Кремля. Произошло это частично из-за самой Нины Георгиевны. Несмотря на важность их работы и обнадеживающие результаты, многое не способствовало успешному ходу экспериментов. Собственно говоря, и её решение выступить на заседании Президиума АМН СССР в 1946 году было обусловлено желанием представить высшей научной общественности собственные результаты, чтобы отвести от себя назойливые усилия директора Института микробиологии Вебера примазаться к ним в качестве чуть ли не руководителя. Кстати, в своем выступлении Клюева была исключительно аккуратна в интерпретации терапевтического эффекта препарата «КР». Все слова о «лечении рака», прозвучавшие в выступлении Вебера по радио, были его личной фабрикацией. Ученые понимали, что надо уходить от его «опеки», добиваться перевода группы в иное место. Благодаря докладу на Президиуме АМН это удалось сделать: группу, как уже было сказано, перевели в Институт эпидемиологии, микробиологии и инфекционных болезней АМН СССР.
Но работе ученых многого не хватало, страх за судьбу их детища сохранялся, желание заинтересовать им высших руководителей страны превалировало, и Нина Георгиевна в апреле 1946 года написала первое письмо А.А. Жданову с объяснением главных результатов изучения препарата «КР» (позже стало известно, что Григорий Иосифович уговаривал жену не посылать письма кремлевским лидерам, он не ожидал ничего хорошего от их вмешательства в ход событий). Жданов, конечно, немедленно проинформировал Сталина о крупном успехе советских биологов, а тот потребовал, чтобы Жданов внимательно следил за испытанием «КР». Позже Клюева послала Жданову второе письмо, не предполагая, что её сообщения немедленно оказывались на рабочем столе Сталина, и что тот внимательно за всем следит.
История с «КР» тем временем стремительно развивалась в типичном для Сталина направлении. В августе 1946 года Жданов после встречи со Сталиным в Кремле сделал запись в своей записной книжке, что «было ошибкой разрешать Смиту посещать институт». Немедленно после возвращения советской делегации ученых из США Жданов по распоряжению Сталина вызвал к себе в кабинет Клюеву, Роскина, министра здравоохранения Г.А. Митерева, академика В.В. Парина и еще нескольких причастных к делу крупных начальников. Всех приглашенных попросили взять бумагу и ручки и написать объяснительные записки о своих шагах, повлекших передачу на Запад советских секретов и рукописи книги. Все письменные объяснения были тут же переданы на просмотр Сталину.
Поскольку второе письмо Клюевой Жданову вызвало у Сталина жгучий интерес, он прочел его еще раз и приказал Жданову и заместителю председателя Совета Министров СССР Клименту Ефремовичу Ворошилову встретиться лично с авторами открытия в трехдневный срок. Когда 21 ноября 1946 года Клюева и Роскин пришли в здание ЦК партии, в комнате, где проходила встреча, кроме Жданова и Ворошилова, оказались Владимир Деканозов—кадровый энкаведешник, назначенный заместителем министра иностранных дел и в связи с этим приобретший ранг посла, министр госконтроля Лев Захарович Мехлис, Генеральный Прокурор СССР Константин Горшенин, несколько человек в ранге заместителей министров и другие официальные лица. Клюевой и Роскину было сказано, что по поручению Сталина советское правительство издаст специальное постановление о создании нужных условий для изучения «КР». 7 декабря 1946 года проект постановления
был готов, его направили для утверждения заместителю председателя Совмина Л.П. Берии. 23 декабря он принес Сталину документ на подпись, а тот его подписал. На документе фазу появился гриф «Секретно». Работы над «КР» было приказано вести в глубочайшей тайне.
Но помимо создания условий для изучению «КР» Сталин развил и другую линию. Жданову было приказано подготовить постановление правительства об учреждении в СССР «Судов чести». В царской России такие суды существовали в армии, где офицеры, уличенные в совершении аморальных поступков, подлежали наказанию, а Сталин решил, что в Советском Союзе «Судам чести» подлежали «руководящие, оперативные и научные работники министерств СССР и центральных ведомств... [за] совершенные ... антипатриотические, антигосударственные и антиобщественные проступки и действия, если эти проступки и действия не подлежат наказанию в уголовном порядке». Жданов начал готовить положение об этих судах 24 января 1947 года, и Сталин решил, что первыми перед таким судом предстанут Клюева и Роскин.
17 февраля 1947 года оба ученых, ничего не подозревая о готовящемся против них процессе, были приглашены на заседание Политбюро ЦК ВКП(б) в Кремль. Заседание вел сам Сталин. В какой-то момент он взял со стола книгу присутствовавших авторов, пролистал перед членами Политбюро несколько страниц с отчеркнутыми им цветными карандашами фразами, затем поднял её над головой и патетически произнес: «Прекрасная книга». На этом спектакль был завершен, зардевшихся от смущения авторов с миром отпустили, а Сталин перешел ко второму акту разыгрываемого им спектакля.
Он потребовал от присутствовавших членов Политбюро Молотова, Жданова, Берии, Ворошилова, Микояна, Кагановича, Маленкова и Вознесенского высказаться по поводу конкретных планов наказания авторов «прекрасной книги» и тех, кто был замешан в передаче советских секретов американцам. В записной книжке А. А. Жданова, в которую он заносил поручения Сталина, высказанные при личных встречах, появились строки:
О Парине размазать погуще
Вдолбить, что за средства народа должны отдавать все народу
Расклевать преувеличенный престиж Америки с Англией
Будем широко публиковать насчет разведки.
В соответствии с принятым Политбюро решением в тот же день 17 февраля министр здравоохранения Г.А. Митерев был снят с поста. На следующий день, 18 февраля, В. В. Парин — один из создателей и первых руководителей Академии медицинских наук СССР был арестован, обвинен в шпионаже в пользу США и осужден на 25 лет (он был освобожден из заключения после смерти Сталина 29 октября 1953 года и полностью оправдан 13 апреля 1955 года). Вскоре после его ареста Сталин в антракте оперы, на которые он часто приезжал в Большой театр, вызвал в ложу вновь назначенного министра здравоохранения Е. И. Смирнова и объяснил, как тот должен будет организовать «Суд чести» над Клюевой и Роскиным. 25 марта 1947 года Жданов принес Сталину для окончательного одобрения постановление Советского Правительства «О судах чести в Министерствах и центральных ведомствах» (опубликовано 28 марта того же года под № 758 за подписью Сталина как главы Совета Министров СССР).
14 мая 1947 года Сталин вызвал к себе писателей А. Фадеева, К. Симонова и Б. Горбатова и после двух с половиной часов разговора о размере гонораров за литературные публикации, о командировках писателей, о штатах чиновников в Союзе писателей вдруг перешел к новой теме. Расхаживая по кабинету, он держал перед ними получасовую речь о недопустимости предательства советских интересов интеллигенцией и сослался на дело Клюевой и Роскиным. Сама мысль о том, что описание советского открытия передали в руки американцев, казалась ему отвратительной, кощунственной. И, конечно, как человек, кристально ясно различавший ситуации, в которых можно наварить политический капиталец, он использовал факт передачи рукописи как показательный пример «низкопоклонства перед Западом». Он потребовал от писателей обратить их талант на то, чтобы пробуждать в советских людях глубокую любовь к Родине, патриотизм, призвать их перестать пресмыкаться перед западными ценностями. Он особо осудил тех, кто считает правильным заимствовать с Запада «всё лучшее», не замечая лучшего у себя на Родине. Говоря о тех, кто готов продать Родину за пустяк, Сталин, по воспоминаниям Симонова, сказал следующее:
Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей, у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Всё чувствуют себя еще несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников. Это традиция отсталая, она идет от Петра. ... Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед иностранцами... засранцами... Простой крестьянин не пойдет из-за пустяков кланяться, не станет ломать шапку, а вот у таких людей не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия... Вот взять такого человека, не последний человек, а перед каким-то подлецом-иностранцем, перед ученым, который на три головы ниже его, преклоняется, теряет достоинство. Надо бороться с духом самоуничижения у многих наших интеллигентов.
«Суд чести» над Клюевой и Роскиным был проведен с 5 по 7 июня 1947 года в клубе Совета Министров СССР. Билеты для слушателей были разосланы полутора тысячам медицинских работников Москвы. Текст будущего постановления суда отредактировал Жданов, а затем Сталин три часа лично вносил в него поправки. Боявшийся смерти от рака Сталин сажать «провинившихся» или уничтожать физически не стал, вдруг пригодятся. Дело завершилось публичным надругательством над учеными и объявлением им общественных порицаний. А по всем парторганизациям страны 16 июля 1947 года было разослано «Закрытое письмо ЦК ВКП(б) партийным организациям», начинавшееся словами:
Центральным Комитетом ВКП(б) за последнее время вскрыт ряд фактов, свидетельствующих о наличии среди некоторой части советской интеллигенции недостойных для наших людей низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной и современной реакционной культурой буржуазного Запада. Особенно характерным в этом отношении является дело об антипатриотических и антигосударственных поступках профессоров Клюевой и Роскина.
Письмо возвестило о наступлении нового политического климата в стране. Позорное прозвище «отщепенец» перекатывалось по страницам советской прессы. За «низкопоклонство перед Западом» полагалось нести суровое наказание. Только в 1947 году в стране прошли 82 суда чести.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky