Феноменальная жадность Маши Распутиной

Мы заканчиваем публиковать мемуары одного из патриархов советской и российской эстрады - Павла ШАХНАРОВИЧА. Он родился в 1921 году и с молодых лет стал одним из «бойцов невидимого фронта» отечественной культуры. То есть начал свою карьеру во время Великой Отечественной войны, а закончил в лихие 90-е! Как раз про последние годы работы Павла Александровича сегодня и пойдет речь. (Остальные главы смотрите тут).

Отжатый  автомобиль. - Фантастический идиот Ермаков. –  Скандал на выставке народных умельцев

- Из всех артистов, которые приехали поздравлять с юбилеем Череповецкий металлургический комбинат, больше всего проблем мне доставила Маша Распутина. На самом деле я ее туда не звал. Ее пригласил сам директор комбината. А меня попросил только организовать ее приезд и встречу. Я позвонил по этому поводу ее мужу Владимиру Ермакову. И вдруг он заявил:

- Мы не поедем в Череповец. Нам в другом месте обещают автомобиль. Мы поедем туда.

А со мной за эти юбилейные концерты должны были расплатиться автомобилем. И чтобы спасти положение, мне пришлось от него отказаться и отдать его Распутиной и Ермакову. Они его забрали и приехали на нем в Череповец. А уже на месте потребовали переписать документы на Ермакова. В процессе общения он произвел на меня впечатление просто фантастического идиота. По интеллекту его превосходила даже дверная ручка.

- Когда начинается концерт? - спрашивал Ермаков.

- В семь вечера, - отвечал я.

Через минуту он забывал об этом и задавал тот же вопрос снова. Я терпеливо повторял ответ. И так продолжалось несколько раз. Это страшно выводило меня из себя. Отличилась и сама Распутина. В рамках юбилейных торжеств проводилась выставка народных умельцев. Там были представлены очень красивые вещи. Распутину заинтересовал ларчик, сплетенный из ивовых веток.

- Можно мне посмотреть? - попросила она.

Смотрительница вынула его из витрины и дала ей в руки.

- Ой, как он мне нравится! – воскликнула Маша. – Я возьму его себе.

Сунула под мышку и ушла. Все просто обалдели.

- Меня жена убьет, если я не верну эту вещь домой, - пожаловался автор ларчика. - Не могли бы вы мне помочь?

- А что я могу сделать? – развел руками я. - Попробуйте сами поговорить с Распутиной! Или заявите на нее в милицию!

Но потом мне стало жаль человека, и я все-таки пошел к Маше.

- Верни ларчик! – сказал я ей. - Это же экспонат на выставке. Ты бы еще пришла в музей и оттуда что-то забрала.

- Подумаешь, какая музейная ценность! – усмехнулась она. - Мне и более дорогие вещи дарили.

- Безусловно, дарить тебе могли все, что угодно, -  попытался объяснить я. – Но это делали люди, которым эти вещи принадлежали. А ты сейчас взяла чужую вещь без спроса.

- Даже слушать не хочу! – отмахнулась Распутина. - Не портьте мне настроение. Все равно я ничего отдавать не буду!

Думаете, ей было стыдно? Нисколько! Но я хорошо отыгрался на ней и за ларчик, и за автомобиль, и за все остальное. Поскольку Машу невозможно было убрать со сцены, пока она не выдаст весь свой репертуар, я поставил ее в самый конец программы. В принципе, выступать последним всегда считалось престижным. Но из-за большого количества артистов концерт получился о-очень длинный. И к выходу Распутиной зрители были настолько уставшими, что уже толком не аплодировали и думали, как бы все это поскорее закончилось.

После первого концерта ко мне в гостиницу пришел недовольный Ермаков и стал талдычить:

- Машу надо переставить.

Я отказался . И во все остальные дни Распутина уходила со сцены под три жидких хлопка.

- Вообще, современные артисты бесят меня безответственным отношением к своему делу. Многие позволяют себе выступать в джинсах и майках да еще рваных. В прежние времена в таком виде даже близко к сцене не подпустили бы.

Помню, мы с Ободзинским поехали на гастроли во Владивосток. А своих нарядов для музыкантов у нас еще не было. И я взял им костюмы напрокат в оркестре Леонида Утесова. Они были такого мышиного цвета. Так меня в антракте вызвал начальник политуправления флота и возмутился:

- Почему у вас музыканты одеты, как зэки?

И мне пришлось долго оправдываться.

Я уже молчу о пении нынешних кумиров.

Раньше наибольшим успехом у публики пользовались теноры. Они считались самыми элитными певцами. Конечно, имели своих поклонниц и баритоны, и басы. Но больше всего их было у теноров – Лемешева, Козловского, Хромченко. Один из моих братьев был женат на солистке Большого театра, народной артистке Елене Кругликовой. Она рассказывала, как поклонницы ели снег, по которому проходил Лемешев. А сейчас никто не разбирается – тенор у певца или баритон. Поклонников это вообще не волнует. Лишь бы как-то хрипел, и хорошо.

Ну, разве что к Киркорову нет вопросов. Хотя бы понятно, что он поет баритоном. А вот какими голосами поют, если, конечно, это можно назвать пением, Газманов, Буйнов или любезный моему сердцу Агутин? Просто невозможно понять.

Если у нас концерт задерживался хоть на несколько минут, это было настоящее ЧП! У Ободзинского некоторое время работал один конферансье – полный дурак, дерьмо собачье. Когда делали программу, его взяли из жалости. На Байкале нас попросили дать дневной концерт в санатории. А этот конферансье пошел с какой-то девкой в ресторан и к началу концерта не явился. После этого никто с ним больше не работал!

Сейчас часовая задержка концерта уже никого не удивляет! Наоборот, стало чуть ли не хорошим тоном заставлять зрителей ждать. Особенно во время гастролей по нашей огромной матушке России. Как будто жители провинции – люди второго сорта! И как после этого говорить о какой-то национальной идее, как верить поп-звездам этим, когда они на федеральных каналах начинают бить себя пяткой в грудь и клясться в любви к русскому народу?