Аль Пачино: «Я нахожусь в постоянном поиске»

Кого только не играл Аль Пачино — и такого сложного человека, как Майкл Корлеоне в «Крестном отце», и изможденного детектива Уилла Дормера в нолановской «Бессоннице», и стареющего актера в «Унижении». Последняя на данный момент его работа — драма Дэвида Гордона Грина «Манглхорн», где Пачино досталась роль одинокого старика с душой поэта, который зарабатывает на жизнь изготовлением ключей. В своем недавнем интервью легендарный Аль рассказал о своем герое и о том, как изменилось его отношение к работе за прошедшие годы.

Грин придумал главного героя «Манглхорна» под вас, не так ли?

Мы встретились, когда мне предложили сняться в рекламе какого-то крупного проекта, а Дэвид должен был руководить съемками. Помню, я еще тогда долго раздумывал, соглашаться ли, ведь я нечасто появляюсь в рекламе, а деньги мне пообещали немалые... Но во время той встречи, я вдруг осознал, что это не мое... Я чувствовал себя не в своей тарелке, и Дэвид это заметил. Мне кажется, в тот момент он и решил написать сценарий к фильму, где главную роль исполнил бы именно я.

Зная, что роль написана для вас, вы иначе относитесь к съемкам?

Нет, подход всегда остается один. Ты смотришь на персонажа и начинаешь размышлять: «Как я буду играть? Каково прошлое героя?». Особенно, если тебе досталась роль такого необычного человека, как Манглхорн. Прочитав сценарий, я сразу же понял, каким будет Манглхорн в моем исполнении — мужчина с неоднозначным прошлым, которое до сих пор влияет на его жизнь.

Когда-то вы говорили, что сложно играть замкнутых героев, таких как Майкла Корлеоне. До сих пор сталкиваетесь с подобными трудностями?

Нет, не совсем. Во времена «Крестного отца» я был впечатлительным пареньком, считавшим, что роль Корлеоне — не для меня. Коппола думал иначе. Он увидел во мне нечто такое, о чем я и сам не подозревал. Все познается с опытом. То же самое можно сказать обо всех ролях — какие-то мне удались, а какие-то — нет. Даже согласившись сыграть Манглхорна, я не представлял, чего хочет от меня Дэвид и в итоге стал искать собственный подход к герою. С возрастом начинаешь осознавать, что есть части тебя самого, которые можно, скажем так, «включить» или «выключить». Ведь понимание своего предназначения в жизни с годами меняется. Человек более объективно начинает смотреть на вещи. Мне в этом чертовски повезло, иначе я бы давно уже прыгнул с какой-нибудь крыши.

Как вы сейчас выбираете проекты?

Существует два аспекта. Во-первых, я сразу думаю о том, как в новом образе меня воспримут зрители. С другой стороны, я постоянно нахожусь в поиске того, что соответствует моему возрасту, опыту и мировоззрению. На самом деле я стремлюсь к тому, чтобы позволить себе немного отдохнуть и не выбирать работу по принципу: «Я должен это делать по такой-то причине». Сейчас мне большее удовольствие доставляет общение с семьей.

Но мне всегда попадаются интересные проекты. К примеру, пьеса Дэвида Мэмета, премьера которой состоится в октябре на Бродвее, — достаточно интересная задача, поскольку она написана лишь для двух персонажей. Проблема кинематографа состоит в том, что все здесь ограничено временем. Иногда сложно создать яркий образ за те шесть недель, которые отводятся на съемки. Недостаток времени сказывается в итоге и на качестве конечного продукта. Мне, к примеру, не хватает общения с режиссером или коллегами по площадке на рабочие темы. Я помню те дни, когда Сидни Люмет умудрялся снять фильм за шесть недель, но началу съемок предшествовал месяц репетиций. Сейчас такой подход не актуален. Режиссеры редко собирают актерский состав для предварительных репетиций.

Cкучаете по тем временам?

Во время съемок «Унижения» мы репетировали прямо на съемочной площадке. Дайан Уист и Грета Гервиг — талантливейшие актрисы, и они достаточно легко приспосабливаются к любой ситуации. У меня все наоборот — мне нужны репетиции, чтобы выучить реплики, почувствовать свободу для импровизации. Но несмотря на это кинематограф отличается спонтанностью. Так, например, во время съемок «Собачьего полдня» ко мне подошел ассистент режиссера и попросил крикнуть «Аттика!». Я вышел на улицу и закричал, а толпа стала аплодировать мне и повторять: «Аттика!». Такое может случиться только в кино.