«Эдик видит поле затылком и все уже за тебя просчитал». 30 лет назад ушел из жизни Эдуард Стрельцов
О великом футболисте и своем старшем товарище вспоминает партнер Стрельцова по «Торпедо» Михаил Гершкович. Связка Стрельцов — Гершкович до сих пор считается чуть ли не эталонной в отечественном футболе.
— По каким именно причинам ближе к концу сезона 1966 года с «Локомотивом» расстался Константин Иванович Бесков — отдельная история, но факт тот, что она имеет прямое отношение к моему переходу в «Торпедо». Из «Локомотива» мы с Володей Козловым ушли в режиме решительного протеста, несмотря на угрозу дисквалификации (реализованную, нужно заметить).
Выбор у меня был, и хороший, звали сразу несколько московских команд, зато не было внутренней альтернативы: только «Торпедо»! Ведь за «Торпедо» играет Стрельцов.
Мои старшие братья, которые очень любили футбол и сами поигрывали на любительском уровне, регулярно таскали меня на стадион. Сложилось так, что болел я в детстве за «Спартак», но и «Торпедо» очень нравилось.
Мне было лет 8, когда впервые увидел игру Стрельцова вживую. Как сейчас помню: начало мая, «Лужники», «Спартак» — «Торпедо» — 3:3. «Спартак» вел все время, «Торпедо» отыгрывалось, Эдик творил чудеса. Все три торпедовских гола — его.
До сих пор слышу голос диктора: «Лучший игрок матча — Эдуард Стрельцов!»
Эдика держал Анатолий Масленкин. Ну как держал — пытался. Никита Палыч Симонян любит рассказывать эту историю. На разборе тренер, Николай Гуляев, Масленкину пихает: «Ну что ж ты Эдика распустил? Разве так можно? Посмотри, как Хренов (Борис Хренов, защитник «Торпедо» в 1952–1957 годах. — matchtv.ru) закрыл Симоняна! Не дал ему ничего сделать». А Масленкин по жизни шепелявил немножко. «Сусайте, — возмущается, — о цем вы вообсе говорите? Против Симоняна и я бы сыграл».
Через много лет там же, в «Лужниках», на глазах 100 тысяч зрителей «Торпедо» порвало «Спартак» 5:1. Горели 0:1, а потом Эдик взялся за дело. Мы с ним по два тогда забили…
***
https://www.instagram.com/p/CC5W3FJjCJn/?utm_source=ig_web_copy_link— Я взрослел, играл за ФШМ, за сборную Москвы, начал привлекаться за юношескую сборную СССР. С Эдиком тем временем случилась беда, о которой в такой день ни вспоминать не хочется, ни даже упоминать. Скажу только, что его вины в той дурацкой истории нет. И тему эту он никогда не поднимал. Даже в разговорах с теми, кому доверял. Даже когда мы подружились уже по-настоящему — табу. Помню лишь одно его откровение. «Миша, — говорит, — знай: я ничего этого не делал. Моей вины нет». Точка.
Эдик освободился зимой 1963-го. Работал на ЗИЛе, играть за команду мастеров ему не давали. Где-то в 1964-м по Москве пошел слушок: выпустят за дубль в следующем матче! Против «Динамо». Нет таких слов, какими можно описать набирающий с каждым днем силу ажиотаж перед той игрой на Восточной улице. Народу привалило — тьма! Там тогда была одна трибуна — она битком. На деревьях за оградой люди висели гроздьями, в окнах, на балконах и на крышах близлежащих домов места не было свободного. Все хотели встретить Стрельцова. Вся Москва.
Мы с пацанами чудом прорвались на трибуну. Приехали задолго до начала, еле-еле умостились где-то сбоку. Команды выходят на разминку — Эдика нет. Трибуны в шоке. Давай считать по номерам — ага, 10 человек в составе. Когда он появился, я думал, стадион рухнет, такой был восторг. Сыграл всего тайм, по-моему, особо ничего у него не получалось, но нам хватало самого факта его возвращения.
Этот тайм за дубль долго оставался единственным: так его в высшую лигу и не пускали. Начал играть только в 1965 году. «Торпедо» стало тогда чемпионом Союза, Эдик попал в список «33 лучших» под первым номером.
А через год, в 1966-м, исполнилась моя мечта, которая когда-то казалась несбыточной…
***
— «Торпедо» тех лет было одной из самых зрелищных команд в классе «А». Наверное, даже самой зрелищной. При этом Эдик играл в футбол, который, как науку, нужно было постигать. Серьезно, его футбол — за гранью. Не то что догнать — приблизиться к его уровню было нереально. Главная задача — грамотно под него подстроиться, и тогда все будет хорошо.
Подстроиться у меня, к счастью, получилось довольно быстро. Мои три года в «Торпедо» — лучшие в карьере, хоть я и был совсем еще зеленый.
После того матча против «Спартака», когда мы забили по два (а я еще и отдал), услышал от него высшую похвалу: «Ты сыграл в моем стиле». Хорошо помню: захожу с фланга в штрафную, обыгрываю защитника, иду один в один с Маслаченко, а Эдик двигается параллельным курсом. В нужный момент я ему покатил, а он зашел с мячом в пустые ворота.
«Вот так надо в футбол играть, Миша. Мог же сам бить? Нормальная позиция. Но моя-то была получше».
Чтобы понять его футбол, понадобилось какое-то время. Эдик как игрой распоряжался? Вот идет на него передача, он к мячу спиной. В центре штрафной — пустая зона, в которую мне, центрфорварду, как бы нужно открыться. Но смысл туда рвать, когда он еще даже мяч не принял? Надо ведь дождаться правильного момента для рывка.
Оказывается, ждать не нужно, потому что Эдик видит поле затылком и все уже за тебя просчитал. Пяткой — хоп, полкоманды отрезал, мяч в нужной зоне, а если ты проспал — исправляйся. Вот когда я эту его алгебру начал чувствовать и понимать, у нас стало получаться. И он забивал много, и мне хватало.
Он говорил потом: «Мы с тобой вместе немного играли, но в каком сезоне я больше всего забил, 21 мяч? В 1968-м, в наш с тобой полный сезон».
Если не ошибаюсь, я тогда забил 12. Тоже неплохо…
***
— Популярность Эдика в народе — что-то особенное. Запредельная, космическая популярность. Я для себя так определил: в этом плане Стрельцова можно сравнивать только с двумя современниками — с Гагариным и Высоцким.
Один из сотен эпизодов. Приезжаем в Одессу, матч завтра. Пообедали и пошли на стадион смотреть, как дубль будет играть с «Черноморцем». Эдик говорит: «Давай за воротами сядем, иначе футбола нам не видать». За воротами на трибунке пусто, сели. Но через пять минут к нему стояла очередь за автографами, а отказывать он не умел.
Конечно, он знал себе цену, но никогда своим статусом не кичился. Не лез на первый план, не просил привилегий. В отношениях с ребятами, с руководством, с болельщиками — ровный, спокойный, очень доброжелательный. Не помню случая, чтобы орал на кого-то. Думаю, просто боялся человека обидеть: не дай бог, запишут в звездные пижоны. Для него это было совершенно неприемлемо.
Никогда нас, молодых, не угнетал с высоты своего футбольного величия. Некоторые, бывало, покрикивали, кто постарше, Эдик же только помогал. Подсказом, добрым отношением. Но даже его молчание весило больше, чем чей-то окрик.
Как часто в жизни бывает, наши недостатки есть продолжение наших достоинств. Сказано как раз про Эдика. Вот это его неумение отказать, настоять на своем, защитить себя прямо отразилось на судьбе. Величайший футболист, гений, а по жизни — большой ребенок. За кого хочешь встанет, но только не за себя. Даже на поле: если против кого-то из наших играли слишком жестко, он сразу предупреждал: «Але, ты что творишь-то? Смотри вокруг внимательно». И его слушались. А если не слушались — мог нормально вставить. И вставлял.
А когда его били, отвечал совсем иначе. Если Эдик всерьез разозлился — туши свет! Все тренеры Союза защитникам говорили: «С Эдиком аккуратнее!» Дед Маслов жаловался, когда работал в киевском «Динамо»: кто-то его грубо зацепил — он как начал их рвать! 0:2 горели, 3:2 выиграли. Дед потом своим разнос учинил: «Просил же Эдика не трогать!»…
***
— При всем своем величии на поле в тренировочной работе Эдик ничем особо не выделялся. В отличие, например, от Валерия Воронина, который пахал за пятерых на каждой тренировке. Что в целом объяснимо: Валерий Иваныч хорошо понимал, что только за счет работы может поддерживать свой высокий уровень.
А Эдик — кристальной пробы гений. Ему достаточно было просто находиться в нормальной форме — и он лучший. Футболистов такого уровня одаренности у нас в стране никогда не было. Ни до него, ни после.
Но пахать — не в его характере, честно говоря. Футбол для Эдика был любимой игрой, точно не работой. Он снимал с него сливки, и этого было вполне достаточно. Так дети любят свои игрушки. Детям ведь неважно, из чего они сделаны, их игрушки. Главное, чтобы были…
***
— Эдик умер в больнице 22 июля 1990-го. Болел долго, все про себя понимал.
Когда он ушел, мы с Раисой, его женой, начали заниматься памятником. Один архитектор предложил проект: две скалы, Эдик между ними, он как бы зажат, но в прорыве. Добыли хороший камень, серый гранит. В мастерской в Долгопрудном начали работу.
В нужный срок звонит художник: готово, приезжайте.
Мы с Раисой поехали. На месте смотрим — что такое? В мастерской бардак, публика помятая. Главный скульптор прячет глаза: «Мы, — говорит, — вчера на радостях, что закончили такую работу, выпили слегка. Повздорили с помощником, он, дурак, взял кувалду и шарахнул по скульптуре. Отколол нос. Но вы не волнуйтесь, исправим, доделаем, приклеим на место!»
Обойдемся без деталей, но этот парень узнал о своем возможном будущем много интересного. Из самого безобидного: вероятность утопления его, скульптора, вместе с мастерской в Москве-реке руками торпедовских болельщиков.
В общем, приклеивать он ничего не стал. Взял новый материал и исполнил все бесплатно. Один в один. Версия-2 на могиле и стоит…