«Работаем на износ за копейки, не видим жен и детей, а лекарства покупаем за свои деньги»
«Работаем на износ за копейки, не видим жен и детей, а лекарства покупаем за свои деньги»
Житель Дзержинского умер, после того как к нему не приехала скорая, возбуждено уголовное дело. Подросток из Долгопрудного, выбросившийся из окна, скончался на глазах у матери, приехавшей через 20 минут. Сотрудники ГБУ «Ритуал» тоже оказались на месте раньше, чем скорая помощь. Другому жителю Долгопрудного пришлось везти мать в больницу на такси, так как скорая предупредила — ждать придется долго. Все эти новости последнего времени — иллюстрация коллапса скорой медицинской помощи в Подмосковье. The Insider на условиях анонимности поговорил с фельдшером скорой помощи в Балашихе и узнал, почему задержки приезда бригады скорой могут достигать 12 часов, из-за чего врачи закупают лекарства на свои деньги и почему девушек-медиков пациенты берут в заложники.
«Вместо 50 машин числится 20, из них на ходу 7-8»
До октября 2017 года все подстанции скорой помощи относились к центральным районным больницам, но затем была создана единая Московская областная скорая помощь, все подстанции забрало под себя руководство, которое находится в Красногорске. После этого у нас снизилось обеспечение, в том числе автозапчасти для машин, медикаменты и т.д.
На нашей подстанции официально числится порядка 20-21 машины. Из них где-то машин 6-7 просто стоят в ремонтной зоне — сломаны. Очень часто бывает, что в сутки на город у нас 7-8 машин. При этом население Балашихи составляет около полумиллиона человек, соответственно, такого количества машин не хватает , что и приводит к задержкам <по старой норме — 1 машина на 10 тысяч человек — на Балашиху должно было бы приходится 50 машин — The Insider>.
Машины, как любая техника, ломаются, и из-за того, что нет финансирования, администрация в Красногорске кормит нас обещаниями — мол, ребята, потерпите, заживем красиво, заживем счастливо, и тому подобное. Работаем в условиях времен Великой Отечественной войны. Когда мы были при центральных районных больницах, если ломалась машина, у нас делалась заявка в администрацию больницы, та находила денежные средства, и машина в течение 3-4 дней вставала на линию, если там какой-то мелкий ремонт.
В Москве в каждом районе имеется своя подстанция. Отзвонилась бригада, едет к себе в район, быстренько словили и через 10-15 минут уже приехали на другой вызов. В области бригада освободилась, поступает вызов — и ее гонят на другой конец города, а в этот момент поступает еще какой-нибудь экстренный вызов, который в 5-10 минутах досягаемости. И начинается такой перекрестный огонь.
«Работаем в бешеном графике, отцы не видят своих жен и детей»
После того, как нас отдали Красногорску, многие сотрудники уволились. Раньше было много приезжих, кто-то из Орехово-Зуево, кто-то из Павловского Посада, и когда сделали единую службу Московской областной скорой, народ начал подтягиваться поближе к дому. Из-за этого у нас на подстанции в Балашихе дай бог работает 50 человек. Работаем в бешеном графике, бывает и сутки через сутки, бывает и двое суток подряд. К сожалению, на областную зарплату на скорой помощи идут только герои, потому что зарплаты у нас очень плачевные, и порой машины стоят просто из-за нехватки медиков.
Если сотрудники скорой работают на ставку или ставку с четвертью, по нормальному графику, то получается, сутки они проводят на работе и три-четыре дня дома. Но по факту многие, как я, отрабатывают сутки, приходят домой, несколько часов отдыхают и сразу же выходят на 12-часовую подработку в ночь. Если бы я работал по нормальному графику, я бы со всеми вычетами получал на руки тысяч 40. У врача, который вырабатывает бешеное количество часов в месяц не на голую ставку, зарплата получается тысяч 90 с натяжкой. У водителей — от 24 тыс. руб. с натяжкой до 40 тыс. руб.
У меня 15 лет стажа, высшая категория. Сейчас, выработав 300 с лишним часов в месяц, я получил зарплату на руки 65 тыс. руб. Когда я прихожу домой, от меня четырехлетний сын не отходит вообще, скоро придется вывешивать свою фотографию на стене, чтобы ребенок не скучал по папе. У нас, к сожалению, сотрудники работают в таком ритме, что отцы очень редко видят своих детей и жен. Бывший министр здравоохранения Татьяна Голикова и нынешняя Вероника Скворцова бьют себя в грудь и кричат, что простой рядовой водитель получает зарплату 70 тыс. руб. в Москве, но это все неправда.
Дошло до того, что нам форменную одежду не выдают. Вы посмотрите, в каком печальном виде ездят сотрудники областной скорой помощи: либо джинсы, в которых он пришел на работу, сверху 10-летней давности запчасть от формы, по которой уже не поймешь, что это скоропомощная форма была. Красногорская администрация нашей скорой помощи говорит: ребята, вы потерпите, мы сейчас вам закупим зимнюю форму, но выдадим ее в августе. А как, извините меня, когда на улице будет +30, работать в синтетической форме с длинным рукавом? Мы тогда даже посмеялись, сказали: ребята, вы нам зимнюю форму дадите в августе, а летнюю форму дадите в январе, когда на улице будет -30. Бардак полный.
«Лекарства закупаем за свои деньги»
Медикаментами до реорганизации тоже стабильно обеспечивали каждую неделю, а сейчас дошло до того, что во многих городах Московской области мы, медики, для того чтобы как-то оказать помощь населению, лекарства закупаем за свои деньги. За несколько дней до дежурства я смотрю, что у нас закончилось, и иду в аптеку. Меня уже как постоянного клиента узнают, спрашивают: «Для работы идешь покупаешь или что-то для себя?». Покупаю те препараты, которые продаются без рецепта, — от банального анальгина и до препаратов посложнее. Я сегодня после суток пришел к себе в аптеку на подстанцию: «Ребята, — говорю, — я на детские температуры выезжаю». А при детской температуре надо всегда колоть ту же литическую смесь — анальгин, супрастин, чтобы снизить температуру, чтобы у ребенка не пошли судороги. Мне на сутки выдали три ампулы анальгина, сказали: «Извини, больше нет».
А если мы приедем на вызов и не окажем пациенту помощь, и у пациента потом будут печальные последствия — либо его состояние ухудшится, либо, не дай бог, скончается, то родственники, сейчас все же грамотные, сразу привлекут адвокатов-юристов, а это статья «неоказание медицинской помощи», и медработнику грозит два варианта наказания: либо тюремный срок, либо же увольнение с дисквалификацией, с лишением диплома сроком до пяти лет. То, что это не наша вина, никого не волнует.
У меня был в прошлую смену вызов — женщина, 70 лет, с давлением. Я приезжаю, а у меня препаратов, которые идут в виде уколов, ни одного нет, все закончились. Остались только таблетки. Я открываю таблетку, даю женщине, чтобы она приняла. Она начала себя бить в грудь: «Я плачу налоги, да что это за скорая помощь, почему вы мне не делаете укол, да я вас по прокуратурам затаскаю» и тому подобное. И для того, чтобы избежать такого рода жалоб, чтобы спасти себя от поездки в Минздрав, если жалоба поступит, чтобы в худшем случае не посадили, приходится идти на такие затраты.
«Не нравится — увольняйтесь, наймем таджиков по 10 тысяч»
Мы боремся, пишем и жалуемся. Мы и в «Добродел» <Единая книга жалоб и предложений Московской области — The Insider> писали, и в Минздрав. Минздрав Красногорска, который сидит рядом с администрацией областной скорой помощи, на наши жалобы просто-напросто закрывает глаза. На днях было собрание всех заведующих областной скорой помощи в Красногорске, в администрации. Старшие врачи предъявили претензии по поводу отсутствия медикаментов на скорой, на что было сказано, что пока нет возможности обеспечить нас в полном объеме медикаментами и запчастями для машин, после чего заявили, что с медиков снимают оплату интенсивности труда. Про премии сказали, что денег нет и в ближайшее время не будет.
«Пациент вызвал скорую в 7 вечера, мне дали на исполнение в 7 утра»
Были у меня моменты, когда поступал вызов, и из-за того, что нехватка бригад, наступало ухудшение самочувствия пациента, но, слава богу, до летального исхода пока не доходило. Один раз вызов на скорую помощь поступил в семь часов вечера, а мне его дали на исполнение в семь часов утра. Повод был «боли в животе». Казалось бы, боли в животе подразумевают очень много диагнозов. Это может быть и аппендицит, и воспаление желчного пузыря, и воспаление поджелудочной железы, у женщин это могут проблемы со стороны гинекологии. И в результате 12 часов женщина ждала. У нее был аппендицит чистой воды, но когда ее привезли в больницу, за это время аппендикулярный отросток лопнул, и у нее все пошло в брюшную полость, появился перитонит. В результате женщину я отвез в больницу, ее благополучно прооперировали, через 15 дней она выписалась. Ко мне не оказалось никаких претензий: я ее вовремя диагностировал, вовремя отвез в больницу, а потом уже разбирательства были на уровне пациентки и администрации скорой помощи, но администрация отписалась тем, что не было свободных бригад на тот момент, и заявила, что женщина могла и сама доехать до больницы.
«На моей памяти пять раз сотрудниц скорой пациенты брали в заложники»
Когда вы набираете «1-1-2», у нас сразу фиксируется ваш номер и во сколько поступил звонок. Из системы «112» эту информацию вы никак не уберете. Если вы звоните не через «112», а набираете «103», то попадаете сразу на подстанцию. У них нет ни определителя номера, ни монитора, как в системе «112», и диспетчеры записывают вызов на бумажке. А потом могут подписать время, например, на два часа позже.
Из-за того, что косячат диспетчеры, очень сильно страдают медики, которые приезжают на вызовы. У меня была ситуация, когда мне дают вызов с задержкой в два с половиной часа, муж пациентки звонил: «Где скорая, где скорая?», а его диспетчеры откровенно посылали на три веселых буквы. У нее ничего серьезного не было — она неделю болела с температурой, вызвали скорую помощь, чтобы послушать. И когда я приехал на вызов, из-за хамства диспетчеров муж пациентки на меня накинулся с ножом. Это хорошо, что он орал громко, когда ругался со скорой помощью: «я вас приеду переубиваю» и «ноги из одного места повыдергиваю». Кто-то из соседей, услышав крики, вызвал сотрудников полиции. Я захожу в квартиру, он на меня летит с ножом, а сзади сотрудники полиции видят всю эту картину. Они меня убрали и, применив к нему газовый баллончик, скрутили и доставили в отдел.
В каждом городе нападения на бригады скорой помощи происходят по 2 или по 3 раза за неделю, а то и за дежурство. У нас же не только мужчины работают врачами, фельдшерами — работают молоденькие хрупкие девушки. На моей практике раз пять девчонок брали в заложники на вызовах. Мы их отбивали либо своими усилиями — свободные бригады, которые находились рядом с этим вызовом, прилетали и оттуда их выбивали, либо при помощи сотрудников полиции. Бывало, что в заложники брали те люди, которые недовольны работой скорой помощи, были и наркоманы. Мы на скорой помощи, у нас есть препараты из списка «А» — наркотические препараты: морфин, фентанил, которые мы применяем для обезболивания при сильной травме, чтобы обезболить человека, чтобы он не ушел в травматический шок, при остром инфаркте миокарда, когда боль идет в область сердца, чтобы человек не умер. И многие наркоманы, зная, что у нас это есть, вызывают и нападают на нас, чтобы заполучить эти наши ампулы.
«Многие вызывают скорую, потому что не хотят идти в поликлинику»
Вызовы делятся на шесть категорий срочности. Вызовы категории, которые идут с прямой угрозой жизни для пациента, мы стараемся обслуживать в первую очередь, а вызовы, например, из-за повышения температуры оставляем на потом. У нас нет никакого распределения по возрасту, то есть мы можем приехать одинаково по времени и к новорожденному, и к человеку 80-90 лет. Нулевая категория вызова — это когда есть угроза жизни: автотравма, дорожно-транспортное происшествие, железнодорожная травма — под электричку кто-то попал, с высоты кто-то упал. Нам на доезд на такие вызовы дается 20 минут. А все остальные идут в другие категории. К примеру, взять температуру, которая может потерпеть, — она выставляется на исполнение на бригаду скорой помощи в течение двух часов. Потому что направление скорой — это именно оказание экстренной медицинской помощи. Но почему-то в последнее время, к сожалению, наши пациенты вызывают скорую помощь, когда человек неделю болеет, в поликлинику обратиться не хочет, вызывает скорую помощь, чтобы послушать, лечение расписать или справку выдать. Этим должна заниматься поликлиника, но никак не скорая помощь.
Сейчас начали организовывать такую службу, как «неотложная помощь». То есть врачи поликлиник ездят на такие вызовы, как температура, повышение давления, которые подразумевают, что не будет госпитализации в стационар. Если, к примеру, врач поликлиники приезжает на вызов, осматривает больного, оказывает ему помощь, чувствует, что не справляется, то тогда уже вызывает нас либо для госпитализации в стационар, либо для того, чтобы мы ему помогли, вмешались в оказание помощи пациенту. Эта «неотложка» должна облегчать нам работу. Но там тоже ребята умные и ушлые, они не все вызовы принимают. Могут не прийти на вызов, или, например, пациенты звонят, говорят, что их что-то беспокоит, а им отвечают: у нас врачей мало, вызывайте скорую помощь.
Очень много у нас ложных вызовов, то есть когда кто-то вызывает скорую помощь, а мы там не нужны. Идет какая-нибудь сознательная бабушка, лежит на остановке мужчина, она ему вызывает скорую помощь. Мы приезжаем, а его либо нет на месте, либо он нас трехэтажным матом покрывает — «какого хрена вы ко мне приехали, я лежу, отдыхаю». И мы с такими пациентами возимся, а человек, которому действительно нужна скорая помощь — инфаркт у него там или инсульт — умирает, не дождавшись нас.
http://123box.ru/blogs/sepet716/rabotaem-na-iznos-za-kopeyki...