Окуджава в Чите

Булат Шалвович жил в гостинице «Забайкалье», подписывал автографы на пл. Ленина, читинцы устроили ему овацию в Доме офицеров.

«Забайкальская осень» — наш традиционный литературный праздник, праздник книги и книжной культуры. Он, по-видимому, является частью исторического наследия региона. Совсем недавно я узнал, что гостем «Осени» 1971 года был, как его назвали впоследствии, – голос народа – великий русский поэт Булат Окуджава.

Объяснение в любви

По-английски влюбиться – fall in love, дословно «упасть в любовь». Я упал в любовь к Окуджаве в феврале 1979 года. У нас дома на улице Чкалова висел на кухне такой репродуктор, который включался в специальную радиорозетку. И ещё был маленький чёрно-белый, понятно, телик «Горизонт» с антенной в виде двух длинных усиков. Их нужно было так и сяк выдвигать-раздвигать, чтобы добиться приличного изображения на, по-моему, двух каналах. По ним иногда передавали песню «До свидания, мальчики!» Книжный ребёнок, «изнывая от мелких своих катастроф», я привычно пропускал мимо ушей предчувствие войны.

И вот в феврале 1979-го иду я, студент-первокурсник китайского отделения читинского иняза на семинар по истории языка. Жизнь прекрасна и бесконечна, факультетская сеть, пытаясь перекричать звонок на пару, горланит «don't play your rock'n'roll to me». Нина, божий одуванчик, Павловна Григорьева начинает терпеливо посвящать нас в морфологию и синтаксис вэньяня.

Дверь, прерывая её на полуслове, резко распахивается, входит завкафедрой Калерия Вениаминовна Тын. Все встают, от неожиданности также резко. Она бледна и сосредоточенна, не здороваясь и не предлагая сесть, говорит, что Китай напал на Вьетнам, наша страна готова выполнить союзнические обязательства. Юношам китайского отделения отсрочки от армии отменяются, в этом году все будут призваны и должны быть готовы выполнить воинский долг, куда бы ни послала Родина.

Двери уютной аудитории на углу Бабушкина и Бутина открылись сразу в обе стороны – во влажные вьетнамские джунгли и морозные монгольские степи, где в нас целились китайцы. Нина Павловна прикрыла рот ладошкой, глаза её были круглые и тревожные. Тут-то и торкнуло магическое противоречие между текстом и подтекстом: «Наши мальчики головы подняли Повзрослели они до поры».

Где-то там со степнинского аэродрома в зимний рассвет уже поднимались воздушные армии с ядерным оружием на борту. Понеслась… Калерия Вениаминовна, видно, выполняя указание, спросила, вглядываясь попеременно в наши глаза, может, кто-то хочет отказаться? Все промолчали, стараясь не отвести глаза. Она удовлетворённо кивнула и вышла.

«На пороге едва помаячили И ушли, за солдатом - солдат...» Безмятежный мир амбициозных планов и отзывчивых девушек с французского отделения рухнул в амбивалентность трагедии и победы, ожидания неизвестности и нежелания умирать:

«До свидания, мальчики!

Мальчики,

Постарайтесь вернуться назад».

С тех пор раненный фашистами фронтовик Окуджава – сокровенно близкий мне человек и утешение. Его имя звучит как перебор любимого ляминорного аккорда: О!-куд-жа-ва. Он говорит со мной как со взрослым – о смерти, рассказывая истории о сопротивлении человека бесчеловечным обстоятельствам, приучая к тому, что называется «работой души». Его песни проникнуты философией острого ума, терпимостью и какой-то особой нежностью ко мне лично, хотя и обращены ко всем людям. Я пропитываю их кажущуюся простоту собственной биографией.

С 1969 по 1972 год из Забайкалья в хайларском направлении были отправлены несколько разведгрупп: «Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный…». Никто не вернулся. В 1980-м китайцы застрелили в боестолкновении на Аргуни офицера Приаргунского погранотряда Просекина: «Пулями пробито днище котелка, Маркитантка юная убита». Тогда китаистам вернули военную кафедру, - «Господа юнкера, кем вы были вчера, Без лихой офицерской осанки». Там нас учили, и командовать мотострелковым взводом – «А мы с тобой, брат, из пехоты», - и тонкостям военного перевода, а также психологической войны.

На секретной военной базе под Читой – «Сапоги, - ну куда от них денешься? Да зелёные крылья погон...» – у нас был командир, который привёз из того Вьетнама тяжёлую контузию, медаль «За отвагу» и Sharp 777. Отличный парень, он задал уровень рефлексии и морали, начав занятия по тактике действий на передовой в БМП, где вместо башни с пулемётом здоровенный «матюгальник», с ремарки: «Когда вам скажут, что китайцы попадают с третьего раза – недолёт, перелёт, попадание, - не верьте. В меня они попали со второго. Как только вас начали обстреливать, уматывайте оттуда сразу».

Что наши генералы не полезли тогда в Китай, я считаю несомненным выражением любви Господа к России и ко мне лично: «…И не забудь про меня». И Он не забыл. А также всевышним подтверждением загадочной и крамольной строфы «…Но из грехов нашей родины вечной Не сотворить бы кумира себе». Мы бы из Китая точно не вылезли. Но в Афганистане духи стреляли в моего брата Вовку из АК китайского производства: «Живы мы покуда, фронтовая голь, А погибнем - райская дорога».

В 1983-м я, лейтенант запаса, из которого забирают сразу и на передовую, приехал по распределению в пограничный Забайкальск. Там по ночам на нашей стороне включались мощные прожекторы, «дружественно» ощупывая лучами сопредельную китайскую территорию. Мой жизнелюбивый куратор спросил, знаю ли я песню про Забайкальск? На отрицательный ответ не без удовольствия продекламировал:

«Здесь птицы не поют,

Деревья не растут,

И только мы плечом к плечу

Врастаем в землю тут».

По прошествии противоречивых десятилетий я натолкнулся на такой яркий сюжет в истории моей Читы как участие Окуджавы в «Забайкальской осени». И, понятно, никак не мог пройти мимо. Булат Шалвович жил в гостинице «Забайкалье», подписывал автографы на площади Ленина, пел для читателей библиотеки им. Пушкина, читинцы устроили ему овацию в Доме офицеров. Какой восторг!

В середине сентября я уехал в любимый Дарасун. Такая же, как в 1971-м осень пришла и росла вокруг солнечной прохладой. Я попытался собрать свидетельства людей, которые непосредственно общались с Поэтом здесь у нас в городе и поездках по тогда Читинской области. Их пока нашлось не так чтобы много.

Это эпизоды воспоминаний читинских журналистов Александра Алёшкина «О писателях Забайкалья» и Иды Файерштейн «Не забудьте включить телевизор!», - их мемуары хорошо дополняют друг друга, - а также публикации того же А.М. Алёшкина в первых числах сентября 1971 года в «Забайкальском Рабочем».

Со страниц книжек и газет звучат их живые голоса, они полны сочных деталей тогдашней жизни. Мне показалось интересным и важным сохранить авторскую тональность реминисценций разных лет. Я объединил бережно отредактированные фрагменты в документальный очерк с двумя нелирическими отступлениями, повозился с архивными фото. Включил и сведения из хорошей, по-моему, книги Дмитрия Львовича Быкова «Булат Окуджава», касающиеся упоминаемых мемуаристами фабул и действующих лиц.

«Вдруг возник осенний ветер, и на землю он упал»

Начало литературному празднику «Забайкальская осень» было положено в сентябре 1965 года, когда в Чите состоялся первый семинар молодых литераторов Восточной Сибири и Дальнего Востока. Уже тогда в нём приняли участие около 50 известных и более 70 молодых инженеров человеческих душ.

Это очень советский проект просвещения и уважения к книге, основному на то время средству образования и воспитательной коммуникации. Общество ставило перед собой большие цели, для мобилизации масс нужна была большая литература. На публике инициаторами и организаторами семинара стали Читинский областной комитет комсомола и Читинская писательская организация во главе с известным забайкальским писателем Георгием Граубиным.

По существу проект серьёзно опекали обком КПСС и облисполком. В числе начинающих авторов в Читу приезжали ставшие позднее широко известными Валентин Распутин и Александр Вампилов. Как молодым писателям было в Чите хорошо, видно из автографов «Весёлого вернисажа» 1970 года.

А мы начнём с рассказа современника Александра Алёшкина:

В шестидесятые-семидесятые годы в Чите шумел праздник «Забайкальская осень». Он начинался в первое воскресенье сентября. Почётными и желанными гостями были известные в те годы поэты и прозаики со всего Советского Союза.

О масштабе и красочности праздника книги можно судить по таким деталям. На площадь Ленина выставляли около двухсот (!) столов (из военных казарм), заваленных книгами, за день продавалось несколько тысяч томов; разыгрывались костюмированные сценки из любимых произведений; играл духовой оркестр; после книжного базара на центральной площади областного центра забайкальские литераторы и гости праздника разъезжались на неделю по районам области; там читинский сценарий повторялся в скромном варианте.

Ваш корреспондент работал тогда в областной газете «Забайкальский рабочий». В мою прямую и, надо сказать, приятную обязанность входило, как тогда говорили, освещение этого мероприятия. А это значило: встречать и провожать почётных гостей праздника; тусоваться с ними в гостинице; мотаться по районам; участвовать в шумных и обильных застольях; готовить ежедневные литературные страницы из произведений гостей.

Ида Файерштейн вспоминает:

«Забайкальская осень» 1971 года стоит особняком в судьбе этого праздника литературы: объявленный состав участников его просто привёл в восторг всех читинцев. Список гостей, ежегодно утверждавшийся отделом пропаганды обкома партии, привёл в восторг и партийных чиновников: он открывался именем лауреата Ленинской премии, героя соцтруда Сергея Сергеевича Смирнова — автора знаменитой «Брестской крепости».

Но я-то - неизменный член оргкомитета праздника - знала, что наряду с этим Героем приглашён ещё и герой молодёжи 60-х, духовный лидер шестидесятников, тоже фронтовик, поэт, бард, родоначальник целого движения авторской песни - Булат Окуджава.

Гоша Граубин послал Булату Шалвовичу телеграмму - приглашение, но в список гостей, направленный в обком, Окуджаву не внёс. Булат Шалвович телеграмму получил и... не поверил своим глазам, так как после одного из выступлений по Ленинградскому телевидению для него были закрыты эфир и страницы газет.

А надо сказать, что к этому времени слава уже коснулась «Забайкальской осени» своим крылом, Булат Шалвович приехать захотел, почему и прислал телеграмму: «Подтвердите приглашение». Приглашение подтвердили. К открытию праздника я подготовила цикл передач «Российские литераторы - наши гости».

Открываться цикл должен был передачей, посвящённой Булату Окуджаве. Но командарм «Забайкальской осени» и Союза писателей Граубин команды в эфир не давал, пока снова не получил телеграмму из Москвы: «Благодарю за приглашение. Выехал…поезд... вагон... Булат Окуджава». У меня в редакции раздался телефонный звонок. Весёлый граубинский голос: «Старуха, давай, поезд ушёл - и в прямом смысле тоже».

...Наша старенькая крошечная студия - всего 90 квадратных метров - была засыпана осенними листьями, листья осыпались сверху - это были изготовленные в виде тополиных листьев телеграммы - из разных городов России, тексты и подписи были достоверные - от будущих гостей «Осени».

Камера выхватывает такой лист - крупняк, и... руководство отдела пропаганды обкома партии вместе с телезрителями читает: «Выехал... Булат Окуджава»... А назавтра Граубин уже стоит на «руководящем ковре»: «Объясните, как Окуджава оказался в числе гостей, ведь его не было в утверждённом списке?» Ах, как они плохо знали Граубина, если рассчитывали застать его врасплох!

- А Булат Окуджава - частный гость читинских писателей.

Я и сейчас представляю эти Гошкины хитрющие, плутовские глаза. А тем временем этот «частный гость» стал героем тех дней.

В «Забайкальском Рабочем» за 2 сентября 1971 года было опубликовано интервью секретаря Читинской писательской организации Георгия Граубина корреспонденту Александру Алешкину. Граубин в преддверии этого события рассказал читателям, что в Читу приедет и Булат Окуджава. Александр Алёшкин продолжил повествование в своих мемуарах:

Приезда в Читу такого популярного поэта и барда ждали с особым волнением. Ещё бы! Чем сильнее притесняли его власть предержащие, тем сильнее росла его популярность в народе.

Насчёт «притеснения» Александру Михайловичу, конечно, виднее… Хотя явная, как пишет Ида Петровна, фронда Георгия Граубина по отношению к обкому по вопросу приглашения Окуджавы говорит, что с «притеснением» было не всё ладно. Думаю, хорошо об этом сказал уже наш современник Дмитрий Быков:

«Хотя он грузин с усиками, как его называли в фельетонах, но как-то он стал своим. Его запела страна. Маршем десантников стала "Взлетает красная ракета, над нашей родиною дым". Он написал "Бери шинель, пошли домой". Его словами стали объясняться в любви. Окуджава как-то стал своим. Вот это феноменальная задача. Это же непостижимо! Почему Окуджава, в котором всё так чужеродно,.. стал русским национальным поэтом».

В Читу член КПСС с 1956 года Булат Окуджава приехал с двумя романами и десятками книжек за спиной, после неоднократных заграничных гастролей, пластинок в Лондоне, Париже и Нью-Йорке. Впрочем, мы отвлеклись, давайте послушаем Александра Алёшкина:

«И вот - о, чудо! - кумир передо мной»

Второго сентября семьдесят первого года вместе с читинскими писателями встречаем на железнодорожном вокзале поезд Москва-Владивосток. В нём приехал Булат Окуджава. Буквально, что называется, ем его глазами, пытаюсь запомнить его внешний облик: залысины, щегольские усики, чёрная водолазка, замшевая, видавшая виды куртка, вельветовые брюки, в руке гитара.

Окуджава был кумиром моей юности. Мы, студенты журфака Московского университета, уже в конце пятидесятых распевали его песни. И вот - о, чудо! - кумир передо мной. Сердце бьётся от волнения, от восхищения, как оно может биться только в молодости, когда встречаешь того, кого беззаветно любишь. И с этого момента буквально не отходил от него...

Известных писателей в те годы в Читу наезжало немало, и всех хлебом-солью привечали гостеприимные забайкальцы. Но всё же Булат Окуджава даже в этой атмосфере всеобщей любви и почитания пользовался совершенно особой благосклонностью сибиряков.

Его же, А.М. Алёшкина, публикация в одном из сентябрьских 1971 года номеров «Забайкальского Рабочего»:

Пятого сентября в 12 часов дня состоялось официальное открытие традиционного праздника книги «Забайкальская осень» на площади Ленина. «Скоморохи» - художественная самодеятельность клуба паровозовагоноремонтного завода. За несколько часов до начала действия «Скоморохи» на специально оборудованной машине ездят по улицам Читы, сзывая горожан на праздник. Оркестр штаба Забайкальского военного округа под управлением С.М. Волынова. Прекрасная игра оркестра, блеск его труб хорошо гармонируют с весельем и оживлением, царящими на площади имени Ленина.

И снова Ида Файерштейн:

Когда праздник по традиции открылся грандиозным книжным базаром на площади и Булат Окуджава занял место за своим столиком, на котором не было ни одной его книги (его редкие в те годы сборники стихов расходились мгновенно), то очередь к этому столику стояла самая большая. Для автографа любимому поэту протягивали всё: до открыток. Нетерпение читателей было таково, что под их давлением пару раз едва не перевернули столик вместе с гостем. Мой фотоархив опять же сохранил лучшие, на мой взгляд, фотографии Булата, снятые Владимиром Курбатовым.

Александр Алёшкин описывает это в своём забрабовском репортаже «Седьмая осень»:

Зрелище это, кстати, исключительное... Булат Окуджава удивляется: «Идёт папа нарядный, идёт мама нарядная. Ребятишки их идут нарядные. Идёт семейство на площадь торжественно - как на Октябрьскую или Первомай. Вот что поразительно!» ... Окуджава не очень преувеличивал, сравнивая его, этот праздник с дорогими сердцу каждого из нас днями. Высокий уровень духовной жизни советского человека создан Октябрём, радостным, свободным трудом.

Такая любопытная деталь. За несколько дней до праздника в обкоме комсомола, Читинской писательской организации, облкниготорге, библиотеке имени Пушкина (именно они и проводят его), в редакциях газет начали раздаваться звонки. Родные, друзья и знакомые просили помочь достать пригласительный на пятое сентября в областной драматический театр на литературный вечер.

Действие первое. Площадь Ленина. Ярко светит солнце. На переднем плане книжный стол длиной двести метров. На невысокой трибуне - гости, организаторы праздника, секретарь обкома партии Н.А. Ревняк. Секретарь обкома комсомола Виктор Иванов открывает праздник. Потом к собравшимся с ярким словом обращается известный писатель, автор «Брестской крепости», лауреат Ленинской премии Сергей Сергеевич Смирнов.

Первое нелирическое отступление. По фото того праздника хорошо видно, что главным гостем «Осени-1971» был Сергей Смирнов. Тот самый автор «Брестской крепости», когда-то взявший Окуджаву заведовать поэзией в «Литературную газету». Тот самый Сергей Смирнов, который менее чем через год 1 июня 1972 года в составе парткома московской писательской организации в запретительном раже примет решение об исключении Окуджавы из партии.

За несколько лет до этого на Западе вышла книга Булата Шалвовича с предисловием, которое не понравилось «охранителям».

Дальше уже Евгений Евтушенко вспоминает следующим образом: «Я немедленно написал письмо в защиту Окуджавы члену Политбюро, первому секретарю МК В. Гришину с просьбой меня принять». И, знаете, Виктор Гришин принял Евтушенко. «Вы правильно заметили в вашем письме: «До коей поры?!», - сказал поэту партийный функционер. «Так что я уже поговорил с Краснопресненским райкомом – выговором обойдёмся… А то ваши писатели всё время норовят вперёд партии забежать, чтобы потом на партию всё свалить. Этого мы им не позволим. Так вы скажите этому Окуджавову».

«Долгие годы не смолкающие аплодисменты...»

А нам пора с помощью воспоминаний А.М. Алёшкина вернуться на 48 лет назад в тёплый сентябрь 1971 года:

Праздник открыт. Писатели садятся по одну сторону длинного стола, Читатели - по другую. Читатели покупают книги (десять тысяч томов за четыре часа) писатели ставят на них автографы.

К Окуджаве - очередь.

Ко всем - очередь.

Сломался один из столов - дружно подналегли читатели!

Действие второе. Те же и ещё девятьсот человек, собравшиеся в зале областного театра Драмы. На сцене - гости. Ведущий - Георгий Граубин. В зале софиты, телекамеры. Фото- и кинорепортёры. Цветы.

О Родине и партии, любви и счастье, победах и трудностях человеческой красоте и сложности читает монолог в том числе и Окуджава. После каждого монолога в зале раздаются горячие аплодисменты, переходящие в овацию.

Снова архивный сентябрьский 1971 года номер «Забраба», публикация «Литературные маршруты»:

Поклонники многогранного таланта Булата Окуджавы собрались на творческий вечер с популярным поэтом, драматургом, композитором в областной библиотеке имени Пушкина. Многие читатели знают его роман «Бедный Авросимов», театралы любят пьесу о декабристах «Глоток свободы». И, конечно, миллионы молодых людей поют знаменитые окуджавинские песни о Леньке Королёве, синем троллейбусе и старом Арбате, надежде и грохочущих сапогах.

Булат Шалвович рассказал о своём новом плутовском романе, который скоро выйдет в свет. Сейчас московский поэт и писатель работает над книгой «Путешествие дилетантов», в которой рассказывает о событиях и жизни людей ХIХ века.

Александр Алёшкин делится в своей книге впечатлениями:

По-домашнему тёплой, сердечной была встреча с поэтом в областной библиотеке имени Пушкина. Её вела директор Нина Степановна Лапенкова. Человек опытный и авторитетный, она волновалась и смущалась, как школьница, торжественно объявляя о присутствии в зале Булата. Отвечая на вопросы, Окуджава не очень охотно рассказал свою биографию, но много и с удовольствием пел. Спетая тихим, слабым голосом в гробовой тишине под печальный гитарный перезвон «Молитва Франсуа Вийона» покорила всех.

Довелось мне «освещать» и встречу в медицинском институте с участниками студенческого театра эстрадных миниатюр «Бицепс», руководил которым профессор Борис Ильич Кузник. Юные артисты в честь любимого барда сочинили целое представление, восхищались творчеством гостя. И Булат Шалвович искренне и сердечно благодарил ребят за слова любви.

И мне - нескоро - перепало от щедрого сердца поэта. Не скрывал своего восхищения им. Человек чуткий и добрый, он, как сейчас понимаю, не хотел обижать меня невниманием, равнодушием, с мягкой улыбкой демонстрировал свою приязнь к репортёру...

А завершу свои заметки вот этой сценой. Из гостиницы «Забайкалье» солнечным сентябрьским воскресным утром гости выходят на площадь Ленина, запруженную многотысячной праздничной толпой. Идёт театрализованное представление. Читинский поэт Слава Филиппов и библиотекарь Инна Стейскаль изображает Дон Кихота и Дульсинею.

– Дону Булату от Дон Кихота – пламенный привет! – вскидывает руку хмельной от счастья Слава.

Площадь рукоплещет. Духовой оркестр наяривает вальс «На сопках Маньчжурии».

Стараясь придерживаться какой-никакой хронологии, в этом месте мы вновь откроем книгу Иды Файерштейн:

«А вечером должен был состояться грандиозный литературный праздник в Большом зале Дома офицеров Советской Армии с живой трансляцией его по телевидению.

Я напечатала сценарный план, обговорила его с Граубиным и, поскольку вечер был намечен на воскресенье, пошла заранее сдавать папку на подпись и цензору. Объясняя… ещё и на пальцах, что будет на вечере, я обронила фразу: «Ну а бо́льшую часть вечера мы отдадим Булату Окуджаве, чтобы он почитал стихи и попел песни».

А надо сказать, мы уже знали, сколько будет желающих попасть в зал! И это несмотря на то что впервые вход на вечер был по пригласительным билетам.

Тогда, ещё накануне, я буквально, «изнасиловала» директора и всё техническое руководство студии, и после книжного базара на площади быстро возвели постамент, на который водрузили два самых больших телевизора, обращённых своими экранами на обе стороны площади так, что не попавшие в зал могли всё смотреть, стоя здесь.

И вот пробил час. В зале – аншлаг, какого ещё не видела ни разу эта сцена. На ней - на сцене - журнальные столики и кресла для гостей. В первых рядах - едва не весь обком партии. За кулисами - гости.

Мы действительно главную часть отведённого на вечер времени оставили для Булата. Мы с Гошей придумали, как «подать» его зрителям. Перед тем, как выйти Булату Шалвовичу, Гоша попросил освободить сцену. Опустился большой киноэкран, в зале погас свет, и на экране тотчас возникли пятеро героев фильма «Белорусский вокзал», зазвучала та знаменитая песня:

«А значит, нам нужна одна победа,

Одна на всех - мы за ценой не постоим!»

Здесь мы позволим себе второе нелирическое отступление. «Белорусский вокзал», - пишет Д.Л. Быков, – первый в истории советской кинематографии фильм о том, что Родина предала своих спасителей... То есть они её не обвиняют, Родину. А просто так вышло, что она переродилась – и вот уже новые люди нагло ставят их, ветеранов, на место». «Всё, что у ветеранов осталось, – фронтовая песня, которую они и поют, вспоминая, что они – победители».

Об этом сын другого гостя «Осени-1971» - Сергея Смирнова - Андрей Смирнов и снял на этот фильм.

Последовал полуофициальный запрет. А почему у вас в таком виде показана милиция? А почему ветераны – такие потёртые люди с незадавшейся судьбой?

…Чудо случилось в марте, когда появилась возможность показать «Белорусский вокзал» Брежневу. Он любил на даче смотреть новое кино, и ему привезли только что смонтированную ленту Смирнова. Последние пять минут генсек, не стесняясь, плакал. Фильм вышел, собрал восторженную прессу и победил на кинофестивале в Карловых Варах… Окуджава шутил, что государственное признание настигло его именно после песни «Здесь птицы не поют, деревья не растут».

«Дважды на нашем празднике у него мороз прошёл по коже»

Ида Файерштейн пишет об этом:

В переполненном зале стояла звенящая тишина. Песня отзвучала, зажёгся свет, и ещё не был убран экран, как из правой кулисы под это белое полотно вышел Булат. Зал в едином порыве поднялся ему навстречу. Стояли обкомовцы, стояли бывшие фронтовики, в проходах плотной стеной стояли студенты филфака пединститута, проведённые мною в зал без билетов, стояли мы, выросшие на его песнях «шестидесятники».

Потом Булат Шалвович признается, что дважды на нашем празднике у него мороз прошёл по коже: когда в момент открытия книжного базара на площади пробили куранты и милицейские посты, прикрывающие до времени вход на площадь, едва успели отскочить, как эти толпы, жаждущие приобрести новые книги в свои домашние библиотеки, ринулись к книжным развалам, и потом - там, в зале.

Булат читал стихи и пел песни, в том числе и «Молитву Вийона».

Зал долго не отпускал своего кумира, в конце все вновь поднялись и стоя благодарили гостей аплодисментами.

Это потом-потом, два десятилетия спустя минувшее время назовут таким-сяким. Таким-сяким и этаким. А сейчас это время люблю и восхищаюсь им, - признаётся Александр Алёшкин.

Снова «Забраб», публикация А.М. Алёшкина «Литературные маршруты»: По традиции из областного центра праздник переносился в районы области. Окуджава путешествовал по маршруту: Нерчинский Завод - Газимурский Завод - Шелопугино - Сретенск. В состав «бригады» с его участием также вошли Сергей Смирнов и Георгий Граубин.

А я сижу в Дарасуне наедине со своим старым ноутом, листая копии тогдашних публикаций и старые фото, которые как машина времени. На снимке, сделанном у школы в посёлке Широкая Газимурозаводского района, видно, что с писателями был председатель исполкома областного Совета депутатов трудящихся Николай Иванович Дмитриев. Тут не забыть бы нам для пущей документальности и забрабовскую публикацию «Закончился традиционный праздник книги»:

Вчера приёмом в обкоме партии закончился традиционный праздник книги «Забайкальская осень». Литераторы встретились с ответственными партийными и советскими работниками области, обменялись впечатлениями, мнениями о седьмой встрече российских литераторов с читателями, тружениками земли забайкальской.

Открывший встречу первый секретарь обкома партии Александр Иванович Смирнов в кратком вступительном слове сказал о всё возрастающем значении этого книжного праздника в духовной жизни забайкальцев. Читинская писательская организация, её ответственный секретарь поэт Георгий Граубин делают большое и нужное дело.

Затем выступили участники праздника книги, в том числе Булат Окуджава. Все они с большой благодарностью говорили о встречах на забайкальской земле, которые обогатили их творчески.

На приёме присутствовали председатель исполкома областного Совета депутатов трудящихся Н.И. Дмитриев и секретарь обкома М.И. Матафонов, партийные и советские работники, журналисты.

***

Листья тополя за моим дарасунским окном который день неторопливо опадали, а порывы ветра время от времени бросали их с мягким звуком в оконное стекло. Они словно стучались впустить их из холодеющего мира, пока я благодарно помещал себя и свою судьбу в созданные Поэтом рамочные конструкции, перечитывая его современника А.М. Алёшкина. Окуджава остаётся в истории моей Читы. И пусть он останется в наших жизнях тоже, обращаясь оттуда из 1971 года прямо ко мне:

- Знаете, Саша, - говорит Булат, - почему музыка духового оркестра всегда чуть-чуть печальна? Даже если он играет бравурные вещи?

- Не знаю. Не задумывался.

- Духовой оркестр крепко связан ратным трудом. Как правило, он славит победителей. Но победа — это человеческие потери. Вот почему от духовой музыки мне всегда печально. Послушайте, послушайте...

«Сквозь время, что мною не пройдено,

Сквозь смех наш короткий и плач

Я слышу: выводит мелодию

Какой-то грядущий трубач…»

Сентябрь 2019 г., Чита — Дарасун — Чита

Литература:

Алешкин А.М. «Последний и могикан о писателях Забайкалья». Москва, типография ООО «ВИЮР», 2019.

Быков Д.Л. «Булат Окуджава». Москва, «Молодая гвардия», 2018.

Куренная И.Г. (автор-составитель). «Забайкальская осень. Литературные праздники (1965-2011)». Чита, «Палитра», 2012.

Савельева Г.И. (редактор-составитель). «Слово о «Забайкальской осени»». Чита, издательство «Профи», 2014.

Файерштейн И.П. «Не забудьте включить телевизор!». Иркутск, ИП Сапронов Г.К., 2001.