Украина на дыбе. Александр Проханов

Как мне жаль Украину! Жаль до слёз эту прекрасную, вос­хитительную землю, её добро­душный, многомудрый, трудолюби­вый народ. За что Украине выпала такая беда?

Отроком под Кременчугом, в селе Беляки, я уже обожал эти бескрай­ние украинские степи с душистыми подсолнухами и хлебами. Дід Дани­ло, у которого я жил, ходил по утрам с лёгкой сеточкой на тихую речку с белыми лилиями. Приносил домой огромных золотых карасей и потчевал меня. Под Черниговом, в городке Седнев, я гулял по прохладным дубравам, и казалось, среди этих дубов вот-вот появится богатырь. И я вслушивался: не стучат ли по лесной дороге копыта могучего коня?




В Чернигове храм Параскевы Пят­ницы на Торгу казался совершенством, поражал изяществом и волшебной гармонией. В Сорочинцах я был на яр­марке и не забуду это восхитительное соцветие: шум, гам, разгорячённые лица, соломенные шляпы, душистые борщи, ликование, пляс, благодушная радость, которую может источать толь­ко добрый и весёлый народ.

В Чернобыле, когда взорвался чет­вёртый проклятый блок и остатки реактора опускались вниз, прожигая бетонную пяту, грозя чудовищным взрывом грунтовых вод, я погружался в штольню под этот реактор. Штольню пробивали донецкие шахтёры. Лихие парни по шаткой колее выталкива­ли наружу вагонетки, полные грунта. Я стоял, поддерживая руками пяту, словно хотел удержать чудовищный, горящий над моей головой реактор.

На ракетном заводе «Южмаш», ве­личественном советском красавце, я разглядывал грандиозную, страш­ную своим видом ракету, наречённую противником «Сатаной». Эта ракета спасла мир от ядерной катастрофы, привела к ракетно-ядерному паритету, остановила зловещую гонку.

На харьковском заводе «Турбоатом» я любовался грандиозными сверкаю­щими слитками, которые медленно вращались, и острый резец снимал с них сияющую стружку. Я держал в ру­ках этот тёплый стальной завиток. В КБ имени Антонова я видел невероятные по своим размерам и мощи самолёты «Руслан» и «Мрия», те, на которых до­ставлялся на Байконур космический челнок «Буран». Днепрогэс, создан­ный из красного гранита и хрусталя, казался мне совершенством. С бла­гоговением я касался граней этого восхитительного кристалла.

Господи, за что ты наделил Украину этой сегодняшней страшной долей? За что послал ей череду правителей, каждый из которых был хуже пред­шествующего? Кравчук, коммуни­стический расстрига и оборотень, по-разбойничьи, с Ельциным и Шушкевичем, разгрызли на куски Совет­ский Союз. Теперь, когда я смотрю на состарившееся, потускневшее лицо Кравчука, вижу в нём тоску и неуве­ренность человека, предавшего своего благодетеля. Кучма, директор вели­кого «Южмаша», став президентом независимой Украины, этого обломка Советского Союза, неужели он не чув­ствовал, что его великолепный завод обречён на гибель? Написав книгу «Украина — не Россия», неужели не по­нимал, что это реквием по «Южмашу»?

Президент Ющенко, который от­равил себя стволовыми клетками и те кипели в нём, превратив его лицо в глыбу застывшей лавы, он, откры­тый националист и русофоб, неужели не дорожил той великой советской цивилизацией, в которой Украина играла славную роль? Он поменял эту роль на местечковость, на недально­видность хуторянина, предпочитаю­щего украинский «млын» советским электронным заводам.

Янукович, которого считали про­русским. Его прорусскость заключалась в том, что он жадно глотал российские кредиты, которые потом растворя­лись среди его махинаций. Тяжёлый, неразвитый, с бременем уголовных дел, он оказался трусом, сбежал с ко­рабля в период, когда Украина падала в пропасть.

Я стоял на Майдане среди ледяной снежной пурги, опуская замёрзшие руки в железную бочку, на дне которой тлели дрова и угли. Слышал, как ветер треплет брезент палатки, на кото­рой был приколот портрет Бандеры. Молодые люди в вязаных шапочках обступили меня и приглядывались, и я чувствовал на себе их угрюмые бес­пощадные взгляды — за день до кош­мара на улице Грушевского.

Украина вышла на Майдан, полагая, что вершит великую европейскую ре­волюцию, после которой человечество пойдёт другим путём — очищенное, просветлённое, исполненное твор­чества. А вместо этого получила пре­зидентом Порошенко — плотоядное чудище, имитирующее украинский путь в Европу. Он все эти годы обирал несчастную страну, собирал дань с газа, стали, хлеба, украинского чернозё­ма. Он раздобрел на крови Донбасса, стал ненавистным для Украины. Он впустил в украинскую политическую жизнь странные существа, похожие на жуков-короедов, которые изгрызли, превратили в труху древо украинской истории. Из каких личинок, из каких щелей появились эти аваковы, клим­кины, тягнибоки? Как они пролезли во все поры украинской жизни? Мел­котравчатые, злые, алчные…

И теперь из этого шевелящегося скопища появляется Зеленский. Хох­мач, хохотун, живчик, как стрекоза, он порхает над украинским пепелищем. И это он станет президентом Укра­ины? Он спасёт Украину от краха? Создаст единую украинскую нацию? Превратит Украину в европейскую страну, подобную Франции? Обеспе­чит мир на Донбассе? Остановит тер­рористические группы, нацеленные на русский Крым?

Юмористы — это особый народ. У них организм вырабатывает смех в любое время дня и ночи, по любому поводу. Юмористы всё время шутят, всё время смешат. Иногда удачно, а чаще неудачно. Они вырабатывают смех, как желудочный сок. Смеются над всем, как «Шарли Эбдо» смеётся над утонув­шим младенцем. Юмористы — это те, кто своим смехом превращает в труху любые ценности, любые мучительные проблемы. Зеленский — это волосок из бороды Коломойского. И этот воло­сок становится президентом Украины?

Вспоминаю друзей моей молодости, украинских художников и писателей, которые мечтали о независимой Укра­ине и называли меня русским импе­риалистом. Пели мне, москалю, див­ные украинские песни, среди которых запомнилась мне одна, осуждавшая Хмельницкого: «Ой, Богдане, Богдане, неразумный ты сыну, занапастив вийско, сгубив Украину». Вспоминаю наши разговоры о российско-украинской истории, о Ключевском и Костомарове, о несхожей пластике украинских и русских церквей, о непохожей красоте украинских и русских икон. Я спорил, отбивался от их яростного оснащённо­го интеллектуализма, что не мешало мне восхищаться художницей Ганной Собачко, с её волшебными цветами, листьями и ягодами.

Олесь Бузина, с которым мы спо­рили, был украинский империалист. Он мечтал о сохранении империи, но так, чтобы столица этой империи из Москвы перетекла в Киев, ибо Киев — мать городов русских. Где эти украинские философы, литераторы, мистики? Где украинские стратеги, ко­торые смогли бы сберечь драгоценную советскую цивилизацию, взращивая населявшие её народы до той сложно­сти, при которой между ними исчезнут всякие этнические противоречия, вме­сто того чтобы упрощать эти народы? И упростившись, эти народы слиплись, как куски разноцветного пластилина, образовав серое неразличимое месиво.

Когда я думаю о сегодняшней Укра­ине, вспоминаю КБ имени Антонова. Цех, где испытывались на прочность самолёты. Я помню самолёт, помещён­ный в огромную клеть, в гигантский стальной штатив, словно его подняли на дыбу. Его растягивали стальны­ми канатами, выкручивали суставы, в него ввинчивали свёрла, отрывали листы обшивки. Самолёт стенал, ры­дал, а его продолжали мучить.

В этом цехе внезапно появился странный человек. Он был молод, тем­новолос и подвижен. И он всё время смеялся. Что-то в этом умирающем самолёте казалось ему смешным. Быть может, это был будущий президент Украины?

Ещё накануне украинских выборов во время дебатов на стадионе в Ки­еве было очевидно, что Зеленский победит. Порошенко выступал сыто, откормленно. Он объелся мяса — того, растерзанного снарядами на Донбассе, и того, что обугленное лежало на улице Грушевского в дни Майдана.

Зеленский выглядел голодным, он выступал натощак. Он был под­жарый, в глазах его горел огонь гастрономических желаний. Он рвался к мясу. И мясо, заполнившее трибуны стадиона, ревело, свистело, радуясь тому, что скоро будет съедено.

Как случилось, что победители Майдана, натолкав своих людей по­всюду — в политические верхи, в эко­номику, промышленность, в газеты и на телевидение, в культуру, в ди­пломатические ведомства, в партии, в армию, как случилось, что все эти тягнибоки и яроши, климкины и ава­ковы, коломойские и порошенки, за­грабастав себе всю Украину, закатав её в многослойный гудрон, допустили, чтобы сквозь этот гудрон пробился Зе­ленский? Он пробился не как травинка в крохотную щель. Не как упрямый гриб сквозь лопнувшую коросту ас­фальта. Он появился сквозь гигант­скую пробоину, которая образовалась в украинский элите, что безраздельно контролировала власть на Украине с 2014 года.

Как наши российские политоло­ги, изнемогая на политических шоу, состязаясь с чубатыми или лысыми «западэнцами», как они могли про­воронить явление Зеленского?

Может быть, русская разведка присылала из Киева в Кремль анали­тические справки о скором триумфе Зеленского? Может быть, русская ди­пломатия после позора Черномырдина и Зурабова очнулась и призывала Мо­скву присмотреться к эстрадному хох­мачу, к его бегающим глазкам и острым зубкам? Нет, интеллект российских разведчиков и политологов сплоховал. Их слух был восприимчив к скрежету гусениц на Донбассе, к шёпоту тай­ных осведомителей и агентов, но он не был восприимчив к смеху. Смех не воспринимался ими как оружие, не воспринимался как страшная сила, способная разрушать империи, уничто­жать репутации, свергать вождей и мо­нархов, превращать святыни в горы мусора, принуждать народ плясать чечётку на костях мучеников. С огром­ным опозданием, за день до финаль­ных выборов, они поняли, что смех и шоу-бизнес стали владыками мира. «Владыкой мира будет смех!» — это один из самых главных и драгоценных уроков победы Зеленского.

Шоу-бизнес с его отвратительным бесстыдством, с его порочными ко­ролями и королевами подбирается к Кремлю. На русское общественное мнение обрушиваются ударные вол­ны смеха, разбивая вдребезги черепа обезумевших обывателей. Они уже больше не могут без смеха, «подсе­ли» на смех. У них начинается ломка, если их отлучают от вечно хохочущего «Эха Москвы», от «Камеди клаб» с его непрерывным гоготом, от Петросяна с его смешками и ужимками, от Урган­та, который вдыхает кислород, а вы­дыхает веселящий газ, отчего дуреют зрители его телепрограмм. Смеш­ки и анекдотики, которыми грешит даже Норкин, эти смешки сползают куда-то вглубь трусов и там, ниже по­яса, находят повод посмеяться.

После победы Зеленского центр украинской государственности пере­местился из Киева в Одессу, в эту сто­лицу мирового смеха, туда, где живёт «дежурный по стране» Жванецкий, откуда, как крылатые муравьи, вы­летают сонмы смехачей, наполняя эстрады, клубы, сатирические журна­лы, теле- и радиопередачи. Одесская смеховая культура является фактором мировым. «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди».

На одесском крематории висит надпись «Смех и пепел». Смеховая культура победила. Теперь нельзя бу­дет без смеха говорить о детях, умира­ющих от онкологических заболеваний. О стариках, которые рыдают, когда на их глазах разрушаются памятни­ки великой войны. Об ополченцах Донбасса, стоящих насмерть у окраин Луганска и Донецка.

Когда Зеленский станет во главе страны, ему не хватит своих украин­ских шоуменов, он может обратиться к России. Алла Борисовна Пугачё­ва с её суррогатным материнством вполне может стать министром обо­роны Украины. Галкин возглавит Министерство иностранных дел. Киркоров пойдёт в Министерство культуры. Музыкант Макаревич ста­нет министром по делам восточных территорий.

Пускай Зеленский пригласит на должность главы Госсовета Ксению Анатольевну Собчак. Но та не пойдёт. Она рвётся в Кремль. Рассказывает о своих любовниках, показывает голые ягодицы, обнажает следы пластических операций. Она хочет стать президен­том России. Все геи и лесбиянки видят в ней своего кандидата. Когда она обы­грает на выборах усталых и изнурён­ных представителей партий, под вос­торженный рёв почитателей будет присягать в Кремле на Конституции, вместо своей первой президентской речи она сделает шпагат, подражая Анастасии Волочковой. И мы услышим хруст её сухожилий и костей и востор­женный хохот обожателей.

Среди этого вселенского смеха ни­кто не заметит, как по тайному водо­стоку льётся бесконечная река славян­ских слёз, и от них на пространствах Украины и России образуются солон­чаки, белоснежно сверкая на солнце.