Небо, самолёт, женщина. Как бывший кочегар стал авиаконструктором на Дону
Шахтинцу Александру Павловичу Савченко 70 лет. И большую часть из них он живёт так, как хочет: не гонится за большими деньгами, строит по собственным чертежам самолёты и остаётся рядом только по любви. Корреспондент «АиФ-Ростов» съездила в гости к авиаконструктору.
С самого начала поездки всё шло не так: навигатор норовил увести нас на новую дорогу, а нужна была старая. Затем, миновав руины авиагородка, я искала посадку, где обитает Савченко. Вокруг бродили собаки, ветер клонил к земле сухие деревья и гонял пакеты из-под мусора. После моего очередного звонка из чащи вышел Сан Палыч: окладистая белая борода, камуфляж, взгляд внимательный и осторожный.
– Вы на Деда Мороза похожи. Не подрабатываете на праздниках? – я не шутила.
– Нет, это совсем не моё. Я одиночка по натуре, всегда хотел жить в лесу и никого не видеть, теперь так и живу.
Хрустальный дом Белой Бороды
В округе Савченко прозвали Бородой. А живёт он в стеклянном доме. Во всяком случае, мне так издалека показалось, но подойдя ближе, стало понятно, что вместо стекла – плотный полиэтилен, а сам дом внутри напоминает перрон московского Киевского вокзала и теплицу одновременно.
– Это в прошлом и была теплица. Находимся мы на территории бывшего авиаотряда сельхозхимии, раньше здесь было больше ста бортов. В 90-е, когда начали всё растаскивать, я купил эту землю за копейки. Площадь теплицы 300 кв. метров, высота 7 метров. Ширина ворот такая, что проходит самолёт. Я здесь работаю и живу. Летом и жена со мной, как на даче. А зимой один, пойдёмте покажу, – приглашает авиаконструктор.
Когда руки растут правильно, даже в ангаре можно устроить полноценный дом. У Савченко есть приятная глазу кухня с навесной мебелью (в квартире кухню меняли, сюда забрал), есть «зимняя» комната, сделанная из фургона бывшего уазика – два на три метра, электрообогревателем отапливается за десять минут. Есть летняя резиденция – второй этаж, устланный на восточный манер коврами: кровати, шкаф, трельяж, место, где любит играть внук. В записи всё это звучит обыденно, а когда стоишь под крышей, через которую просачивается небо, не веришь, что всю эту громадную конструкцию можно сделать в одиночку.
– Я с раннего детства один: в яслях был круглосуточных, потом в садике, – повествовует Сан Палыч, когда мы уже греемся в «зимней» комнате. – Мама родила, да не «облизала». Младшего брата любила, а меня почему-то считала дураком. Я вопросов много задавал, наверное, поэтому. Тоска по теплу, по матери, осталась у меня на всю жизнь. Когда был уже взрослым, спрашивал у отца, почему так? А он: «Времена другие были, на детей в деревнях смотрели как на работников». И это правда. Я был забитенький и толстенький, удовольствие получал только от еды. Сейчас на вес не обращают внимание, а тогда, в послевоенное время, меня дразнили Буржуем, норовили обидеть. Убежать было стыдно, а ударить не мог. Только к пятнадцати годам, когда я увлёкся индейцами, их мужеством и самодостаточностью, начал себя отстаивать. Занялся тяжёлой атлетикой, борьбой – стал давать обидчикам по мордасам. Потом отучился в ПТУ на токаря, пошёл в мореходную школу в Николаеве, затем – в армию. Там недалеко от нас был авиаполк, и вот тогда меня самолётами и «заразило». Ещё фильм повлиял американский, где они через Ла-Манш перелетали («Воздушные приключения», 1965 г.). Носил эту идею, а первый самолёт начал строить только в 36 лет.
«Троица» и судьбоносная встреча
В этом непростом деле Савченко помогли технический склад ума, наблюдательность, книги и журналы. Первый его самолёт – продольный триплан – поднялся в небо в 1999 году на святой праздник Троицы. Со средствами тогда у Савченко было туго, поэтому материалы выбрал самые недорогие: ангарскую сосну, трехслойные панели, немного стали и дюралюминия. Крылья у самолёта располагались не одно над другом, а друг за другом: «Троица» легко взлетела и парила также легко. Но прослужила недолго: разбилась во время одного из испытательных полётов. Савченко грешил на лётчика, но был рад, что тот остался цел. А самолёт он ещё построит. И в 2006 году принялся за второй, более усовершенствованный: строит его и по сей день. То с деньгами не очень, то отвлекает работа – Савченко делает авиазапчасти под заказ.
А фото будущего самолёта выкладывает на форуме авиаконструкторов летательных аппаратов. И защищает своё детище, как лев: от толстого неуверенного в себе мальчика и следа не осталось.
Но помимо неба у Сан Палыча неплохо дела обстоят и на земле. Где он только ни работал и чего только ни видел: валил в тайге лес, ловил на Камчатке крабов, строил в степи дома, чинил, варил, проектировал.
– Никогда не хотел быть начальником и денег много не хотел, только свободы. Но во времена моей молодости свобода приравнивалась к тунеядству, поэтому нужно было найти такую работу, на которой я мог бы заниматься, чем хочу. И я пошёл в кочегары. Сутки бросаешь уголь, трое свободен, – рассказывает Сан Палыч. – А пока был свободен, выращивал овощи на продажу, торговал. Как-то заработал 11 тысяч долларов, смотрел на них и думал: деньги есть, а тепла нет. И скоро судьба преподнесла мне подарок – Люсю.
Сан Палыч торговал банками вместе с подругой дочери. Как-то зашёл к ней на обед, сотрудница выдала ему альбом с фотографиями. Нехотя начал листать и вдруг увидел, ну, очень приятную даму: «А кто это?» – «Моя мама». Во время личного знакомства Палыч понял, что такую женщину упустить нельзя – ему 45 лет, он был четырежды женат, но всё это не те женщины, о которых он читал в любимых книгах. А эта учительница английского языка самодостаточная, умная, добрая, словом, та, которую он искал.
Если б не было тебя
Уже четверть века они вместе. Людмила перетерпела долгую безработицу мужа, приняла его зимовки в ангаре, непростой характер, тягу к приключениям и самолётостроению.
– Люсе – 70, а у меня с порога к ней руки тянутся, хотя за годы мы красивей не стали. Я ей говорю: кисуля, встретил бы тебя в 20 лет, с рук бы не спускал, – глаза у Сан Палыча становятся влажными. – У нас выросли бы лучшие в мире дети. Но в то же время нельзя Бога гневить – я благодарен за то, что он вообще нас свёл. И понимаю: в молодости она бы на меня и не глянула.
– Я, признаться, когда шла к вам, думала, что вы совершенно другой, что ничего, кроме самолётов, вам неинтересно. А выходит, что вы выстроили вокруг себя целый мир. Живёте, как хочется. Но есть что-то, что вы бы хотели изменить?
– История не терпит сослагательных наклонений. А я имею то, что заслуживаю. Можно валить на природу, родителей, обстоятельства, но то, кем ты стал, зависит только от тебя. Пример вам приведу о том, как по-разному можно жить в одних и тех же условиях. В 90-х мы с женой возили продавать банки в Карачаево-Черкесию. Заехали в станицу: вода из колонок бежит по улицам, на лавках сидят женщины, губы – скобками, на всё это смотрят. Мы спрашиваем у них, нужны ли банки? «Какие банки? Засуха! Дождя несколько месяцев нет! Урожая нет! Всё плохо!» Едем в аул по соседству, а там совершенно другие женщины – вяжут что-то, улыбаются, огороды ухоженные. Банки берут потихоньку, разговаривают приветливо. Вдруг одна замечает, что у меня в машине грустит жена: пчела её горная укусила и организм очень тяжело отреагировал. Я объяснил, что случилось: сбежались местные, вывели жену из машины и начали что-то там с ней делать. Хотя, кто мы им? Торгаши, иноверцы. Отпоили тогда айраном, хотя на самом деле он тут ни при чём, дело в человечности.
– То есть, вы не фаталист. И не фанатик авиастроения, верно?
– Я думаю, что не фанатик, но и алкоголик никогда не признается в том, что он алкоголик, и сумасшедший думает, что он видит мир таким же, как здоровый. Хотите думать, что я фанатик, думайте. Мне по большому счёту всё равно, кто что говорит. У меня есть дом, любимая женщина, есть дети. Думаю, что к весне взлетит в небо второй самолёт, а больше мне ничего не нужно.
Когда мы уже уехали, Александр Павлович позвонил и сказал, что хотел бы закончить наш разговор на другой ноте – своими стихами. Я прыгала по колдобинам старой дороги, а в трубке звучали стихи о смысле бытия, одиночестве и любви.