О «корнях» российской интеллигенции…

…. И повторится всё как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала
Аптека, улица, фонарь.А. Блок

Вместо предисловия

Л. Н. Гумилев, историк: «Ну какой же я интеллигент – у меня профессия есть, и я Родину люблю!»

Георгий Федотов, философ: «Интеллигенция – это специфическая группа, объединяемая идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей».

Н. Бердяев, философ: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, лживую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр».

А. П. Чехов, писатель: «Что делала наша интеллигентская мысль последние полвека? Кучка революционеров ходила из дома в дом и стучала в каждую дверь:» Все на улицу! «Полвека толкутся они на площади, голося и перебраниваясь. Дома – грязь, нищета, беспорядок, но хозяину не до этого. Он на людях, он спасает народ – да оно и легче, и занятнее, чем черная работа дома».

******** ******** ********

Термин «интеллигенция» используется во многих языках и относится он к группе умных и образованных людей, которые подвергают политику и общество фундаментальной критике.

Понятие интеллигент в русском языке обычно обозначает интеллектуала, мыслителя. А «интеллигентная общность» – это, в первую очередь, те, кто занят критикой власти и общественного строя.

В России сия страта появилась в 1860-х годах и служила концептуальной и теоретической поддержкой революционному движению. А само понятие «интеллигенция, интеллектуал» ввел в российский обиход, обрусевший трансильванский немец Иван Григорьевич Шварц (Йохан Георг Шварц), профессор эстетики Московского университета, оккультист, теософ и масон «высокого градуса».

Шварц определял «интеллектуала», как «человека возвышенного положения, имеющего сущность ума, свободную от земной, скоропортящейся материи, вечно и незаметно способную воздействовать на все вещи». Через чтение ярких лекций и написание многочисленных текстов, Шварц «поручил» русской аристократии миссию по созданию рая на земле, под руководством особого класса мыслителей, посвященных в тайны оккультизма.

Термин «интеллигент» впервые был «продвинут» писателем и журналистом Петром Боборыкиным, который использовал его для описания своего собственного чувства «ухода от мелких провинциальных забот», после возвращения в Нижний Новгород из Тарту – «самого свободного университета в Российской империи».

Ремарка:Вообще-то диалектное «боборыкать» означает «болтать», так что в случае с журналистом Боборыкиным, фамилия полностью объясняет суть его статей, рассказов, повестей.

В Российской империи широкое использование слова интеллект совпадает с первым неаристократическим, но получившим хорошее образование, «слоем» влиятельных литературных и социальных критиков 60-х годов 19 века. Самый выдающийся представитель этой страты Дмитрий Писарев утверждал, что интеллект является «движущей силой истории» и что исторический путь «отмечен уровнем теоретического развития интеллекта».

Хотя русская интеллигенция, как отдельный социальный класс не появлялась до середины 19-го века, моментом зарождения ее можно считать век 18. И тут нужно отдать должное реформам Петра Первого, которые положили начало процессу секуляризации (отъем церковного имущества в пользу государства) в повседневной жизни и культуре. Император поставил церковную администрацию под свой прямой контроль, освободив место патриарха и передав руководство церковью Священному Синоду, полностью подчиненному монарху. Этот шаг положил начало колебаниям между молчаливым сотрудничеством и открытой оппозицией церкви государству.

В целом, хоть петровские реформы и были радикальными, но касались они технологического совершенствования страны. Бороды он, конечно, рубил, но фактически, веры и традиций – не касался. В Ассамблею, конечно, следовало являться в том, в чем государь прикажет, и вести себя соответственно. Зато дома, в своем наделе – что хочешь, то и носи, как хочешь, так себя веди и т. д.

Настоящие перемены произошли несколько десятилетий спустя, под властью Екатерины Великой, чья образованность, вкус и проводимая политика со временем сделали разрыв между дворянством и народом почти непреодолимым. Очарованная Фенелоном, Монтескье и, наконец, Вольтером, она буквально обожала все проявления французского Просвещения. Именно Екатерина сделала французский язык, практически, языком государственным. Следом за языком, русская аристократия впитала и французскую культуру и навсегда отрезала себя не только от русского крестьянства, но и от значительного немецкого и еврейского купеческого класса. Санкт-Петербург начал жить жизнью великолепных балов, литературных вечеров и философских дискуссий, в то время как огромные просторы остальной страны все еще пребывали в грязи, неграмотности и безнадежной бедности.

Решающим шагом для судьбы России стал отказ императрицы включить дворянство в государственную администрацию, как мудро советовал ей глава российской дипломатии и политический советник граф Никита Панин. Этот шаг дал землевладельцам неограниченную власть над своими крепостными и освобождение от воинской повинности. И одновременно, вся высшая аристократия оказалась отстраненной от участия в государственных делах – а то ведь, того и гляди очередную интригу или хуже того, заговор, затеют. Могут еще и указывать приняться, как ей, самодержице, править. Судить да рядить примутся, что правильно, а что нет… «Так что пусть дома сидят, обойдемся».

Решение Екатерины сделало знать абсолютно праздной.

А безделье, как известно, делает людей либо ленивыми и вялыми или фанатично мотивированными на реализацию своих навязчивых, маниакальных идей. И вот тут-то российское дворянство, отрезанное от традиций и значимых усилий, начало интересоваться изменением общественного строя. Затем дворянские мыслители стали все чаще думать о всеобъемлющих реформах, основанных на абстрактных, рациональных основаниях, а не о постепенных изменениях, основанных на конкретных условиях и национальных обычаях.

Первым критиком царского самодержавия стал Александр Радищев. В его самой известной работе – «Путешествие из Санкт-Петербурга в Москву» – описана бесчеловечность крепостного права и бесчувственность царского режима.

Радищев был немедленно арестован после публикации этой книги. Сначала его приговорили к смертной казни, затем сослали в Сибирь, где он провел шесть лет. Именно Радищев считается пионером радикальной литературы 19 века, а заодно тем, кто помог спровоцировать заговор и восстание против императора в 1825 году.

После казни зачинщиков декабрьского восстания и каторги с Сибирью для остальных причастных, российские интеллектуалы немного присмирели и предпочли выражать свои взгляды на страницах разного рода литературных журналов.

«Свежую струю» в застоявшийся, и начинающий покрываться паутиной, литературный оппозиционный «салон» привнёс Белинский. Он отождествлял религиозную традицию с угнетением: «в словах Бог и религия я вижу только тьму, тьму, цепи и кнут» – откровенничал он в своих текстах. А в письмах, он весьма откровенно выражал крайне радикальную, граничащую с экстремизмом, политическую позицию.

Наряду с Герценом, Белинский был западником и, как и его сторонники, пропагандировал рационализм, либерализм и модернизацию по западному образцу.

Славянофилы, народники, из той же интеллектуальной страты, подчеркивали первенство традиции, православного христианства и единство всех славян. А еще славянофилы были государственниками – поддерживали царскую власть и ратовали за сильное государство.

Относительно западников и славянофилов хорошо сказал Герцен – «противники, как двуликий Янус смотрели в разные стороны, когда же сердце их билось как единое целое». Но вскоре разница между либералами и консерваторами стала столь велика, что оказалась уже непреодолимой.

Примерно в тот же период, когда шел процесс расхождения западников и славянофилов, Чарльз Дарвин осчастливил мир теорией эволюции. Гегель поведал о двух противоборствующих силах, конфликт которых дает тезис и его антитезу – синтез или создание нового типа социальных отношений. А то, что управляет этим процессом – есть дух.

Интеллектуалы связали две теории и решили, что существует эволюционная неизбежность, которая приведет к тому, что в какой-то момент изменения произойдут естественным путем, сами собой. Тем и утешились.

И все бы, может и обошлось, но тут друг Гегеля Йозеф Шеллинг, покоривший сердца склонных к мистике российских интеллектуалов своим учением об органическом единстве всей природы и наличием «души мира», окрыленный популярностью заявил о том, что России «предопределена великая судьба, потому что она никогда до конца не проявляла своей огромной силы».

И ой, что началось. Станкевич, ярый последователь Хомякова (славянофил), заявляет – Я не хочу жить в мире, где я не найду счастья в Гегеле! Революционный анархист Бакунин воспринимает работы Гегеля, как религию. К Бакунину присоединяется Герцен, и они убедили друг друга в том, что революционный вызов существующему устройству исторически неизбежен. Подобную же идею выдвинул и Огюст Конт.

Теория Конта о том, что все должно перейти от начальной, теологической стадии, через метафизическую к «позитивной» или научной, стала популярной среди народников. Так российские популисты нашли рациональную основу для своего материалистического мировоззрения.

После освобождения крепостных в 1861 году последовало некоторое, пусть незначительное, но выравнивание социальных классов – появились разночинцы и теперь не все представители интеллигенции стали принадлежать к дворянству. Целью разночинцев стало изменение устаревшей политической и социальной системы, основанной на наследственном богатстве и положении в обществе.

Интеллигенцией стали называть круг людей со схожими представлениями и задачей, внести вклад в отмену монархии, традиционной религии и создать новое общество, основанное на науке, справедливости и прогрессивных ценностях.

И вот здесь случился серьезный идеологический конфликт поколений, поскольку новая, пореформенная интеллигенция обрела такие черты, как эгоизм, цинизм, неуважение к авторитетам и устаревшим ценностям. «Мы основываем свое поведение на том, что считаем полезным. В наши дни самое полезное, что мы можем сделать, это отбросить, и поэтому мы отвергаем» – эти слова вложил в уста своего героя – нигилиста Евгения Базарова – Тургенев.

Роман «Отцы и дети» был написан, что называется «с натуры» и действительно, молодое поколение отвергало практически всё. А на поколение своих предшественников смотрело с презрением и пренебрежением. Роман этот многим не нравился, но молодыми интеллектуалами был встречен «на ура». Писарев даже представлял Базарова, как «нового человека» – воплощение прагматизма и самоосвобождения. Вот в идее самоосвобождения и обрели российские интеллектуалы либерализм, который породил безграничное желание уничтожить существующее общество.

Так в своем программном романе «Что делать?» литературный критик и революционный теоретик Чернышевский наметил план политического переворота. Он указывает на обязанность интеллектуала воспитывать и вести русский рабочий класс к социализму, минуя стадию капитализма. А еще Чернышевский, ратовавший за независимость и свободу женщин, считается одним из идеологов феминизма.

«Идите в народ, там ваша сцена, ваша жизнь и Ваша наука. Узнайте у людей, как служить им и как лучше всего выполнять их работу!» – воскликнул Бакунин. Николай Чайковский – «дед русской революции» и один из инициаторов «хождения в народ» считал крестьян «социалистами, которых просто нужно разбудить». Так аристократы, вместе со студентами-разночинцами и членами различных социалистических и революционных объединений, массово шли по деревням и сёлам. Переходя от двора к двору, от деревни к деревне, тысячи молодых интеллектуалов, одетых в отрепья, пытались убедить крестьян в том, что «царя над собой больше нельзя терпеть» .

Однако российский крестьянин – мужик кондовый – и на все рассказы о «светлом будущем» реагировал как на сказку. Развлечений-то в деревнях немного, когда еще на ярмарку выберешься, да на балаган полушку отжалеешь, чтобы «представлению какую поглядеть». А тут бесплатно сказками развлекают.

Обязательное православное христианство, густо замешенное на языческих традициях, глубоко укоренилось в крестьянском бытии, а потому царь для них был – батюшкой. А кто ж супротив батюшки попрёт?

Потребуется еще несколько десятилетий настойчивой пропаганды, чтобы частично изменить это убеждение в российском крестьянстве.

Спустя несколько лет движение «Народников» потерпело фиаско. Около 4000 участников и сторонников «ухода в народ» были арестованы и приговорены к тюремному заключению или каторге. О многих таких хожденцах, властям сообщали сами крестьяне.

После провала сего великого начинания популистское движение в России разделилось на три ветви: революционную, либеральную и анархическую.

Часть интеллигенции, а значит – революционеров – встала на сторону диалектического материализма, либо с верой в постепенную эволюцию к социализму и бесклассовому обществу, либо в необходимость насильственных потрясений. Остальная часть интеллигенции отказалась от немедленной озабоченности политикой, но не перестала верить в скорую трансформацию общества.

Большая часть философов, писателей и художников, приступили к фантазиям о грядущем космическом единстве. Некоторые интеллигенты, такие как Сергей Булгаков и Павел Флоренский, присоединились к Русской православной церкви, хотя и продолжали продвигать идеи, которые больше подходили экзистенциальным философам и писателям, чем рукоположенным священникам и православным богословам. Гораздо большее число интеллектуалов, к которому принадлежали Николай Бердяев, Семен Франк, Лев Шестов, Василий Розанов и другие, которые теперь известны как «искатели Бога», отдались движению, кое Булгаков назвал «от марксизма к идеализму».

Ремарка: Озабоченные мистикой и оккультизмом, русские интеллектуалы, в начале 20-х годов, были «погружены на философский пароход» (там и паровозы были философские) и выдворены за пределы молодой советской республики.Они, те самые, кто на протяжении пары веков обсуждали идейное направление развития страны, организовывали митинги, вели дискуссии на самые разнообразные темы и всеми силами просвещали отсталый народ… и за пределы страны? И слушать их никакой комиссар, солдатик, матрос, крестьянин, рабочий – не стал. Да и более того, уж и сами эти «от сохи, станка, винтовки, паровой машины» учить интеллектуалов-мыслителей принялись. – Обида была колоссальной. Впрочем, всё это будет позднее. А пока…

Собрания религиозно-философского общества, организованные литературоведом и писателем Дмитрием Мережковским и его женой, поэтессой Зинаидой Гиппиус, были направлены на «преодоление идейно-нравственного кризиса и стимулирование религиозного и социального возрождения в России посредством диалога интеллигенции и Православной Церкви». Главным стремлением Мережковского, Розанова и некоторых других философов было слияние телесности и сексуальности человека с христианским учением о явлении Святого Духа в мире.

В Российской империи не было ни одного интеллектуала, который не приветствовал бы Февральскую революцию 1917 года с большим энтузиазмом, и очень мало было тех, кто не был разочарован и противился бы приходу большевиков к власти в октябре того же года.

Когда интеллигенция поняла, что Россия рушится, огромное количество людей идейных и больших интеллектуалов стали релокантами – перебрались в Югославию, Чехословакию, Германию, Францию или США, где они всю оставшуюся жизнь надеялись победить коммунистов и вернуться на родину, которую сами же и уничтожили.

По большому счету, в той российской интеллигенции было одно хорошее качество – крепки задним умом. Большинство из них чувствовали угрызения совести за свой вклад в свержение императора и приход к власти «безбожных» красных разрушителей.

************ ************ ************

На фото – стоят: Л. Толстой, Д. Григорович; сидят: И. Гончаров, И. Тургенев, А. Дружинин, А. Островский. Фото из открытых источников