О чем плачут лошади и люди?

Первой премьерой сезона в Русском драматическом стал спектакль Игоря Лебедева «О чем плачут лошади» по рассказам Федора Абрамова. Петербургский режиссер не в первый раз работает с нашими артистами — его предыдущая постановка, трагифарс «Поединок», стала победителем в нескольких номинациях прошлогоднего «Узорчатого занавеса».
В этот раз он обращается к очень непростому литературному материалу. Спектакль собран из четырех историй: «Бабилей», «Старухи», «Мамониха» и собственно «О чем плачут лошади». Абрамовские тексты о горьком: об умирающей деревне, об одиноких доходящих старухах, проживших всю жизнь в непосильном труде, об опустевших гнездах и вообще об измельчании и предательской слабости современного человека, который привык сладко есть, мягко спать и на сильные поступки уже не способен. Но память и любовь в нем еще остались, а значит, и огромное чувство вины, с которым непонятно, что делать.
Настроение задают декорации — черные занавесы, имитирующие по текстуре то ли грязь, то ли обугленное старое дерево, в которых по ходу действия открываются и закрываются проемы в виде человеческих фигур — то символы отсутствующих людей, то обычные двери, то врата в мир иной (над оформлением сцены и костюмами работали екатеринбургские художники Иван Малыгин и Елена Чирикова). Интересно «работает» свет, он в этом спектакле даже важнее звука. Но эти лаконичные символические образы сочетаются с прямым показом мест, о которых идет речь: на большом плазменном экране над сценой появляются то опустевшие, покосившиеся деревенские дома, то сухая трава и шелестящие листья деревьев, а то и выступает сам Федор Абрамов, как бы пересказывая и разъясняя для зрителя, «что хотел сказать автор».

Режиссер рассказывает, что идея спектакля зародилась во время путешествия по России, когда он увидел, в каком состоянии находятся некоторые русские деревни, и актеры, чтобы погрузиться в их атмосферу, провели несколько репетиций в одной из деревень Нижегородской области, на малой родине заслуженного артиста Чувашии Сергея Куклина.
Надо отметить, что это погружение дало свои результаты. Центральные персонажи — Катерина (Лариса Былинкина), баба Соха (Галина Холопцева), Марья-репка (Людмила Котельникова) — надолго западают в душу. Представители старшего поколения театра настолько глубоки и подробны в своих образах — говоре, походке, передергивании плечами, наклоне головы — и настолько с ними слиты, что веришь абсолютно. А у молодого поколения интересна идея с постоянными перевоплощениями. Сергей Куклин и Александр Володин по очереди примеряют на себя роль мягкого и совестливого Писателя — и тут же, проявляя другую грань своих возможностей, играют какого-нибудь сволочного Миколку-кучера или циничного Геху. Но самая широкая палитра досталась Татьяне Володиной — от старухи Анны и бывшей возлюбленной главного героя до лошади Рыжухи и мальчишки Виктора. И со всеми она успешно справляется.
На сайте театра пишут, что «О чем плачут лошади» — это «тихий плач и надежда на возрождение медленно умирающей русской деревни». Однако при всех многочисленных достоинствах спектакля, при всей силе его образов именно надежды после просмотра не остается совсем. Постановка длится более двух с половиной часов.
Первый рассказ — история Катерины, которая всю жизнь прожила за Гордей, вечно гуляющим, пьющим и бьющим, без конца рожала, пригревала чужих его детей, ходила за телятами — и вот на один день («бабилей» — выход на пенсию) вдруг разогнулась, раскрылась, как цветок, очаровала всех, чтобы назавтра снова стать старухой в замурзанном буром платке, — трогает и поражает. Второй — про ничтожную пенсию бывших колхозниц, назревающий протест и извечный страх навредить своим бунтом детям — развивает тему. «Мамониха», довольно длинная повесть, где речь идет уже не о конкретной человеческой жизни, а о судьбе целой деревни, кажется, могла бы стать ее логическим завершением.
Эти истории, кроме огромного чувства вины, вызывают любовь, удивление и восхищение людьми, которые прошли через все невзгоды первой половины XX века, жили больно и страшно, но сохранили чистоту души, открытость, честность, которые привыкли заботиться о других, во всем себе отказывая, о своих трудностях забывая. И их, с одной стороны, покорность перед обстоятельствами, терпение, а с другой — огромная жизненная сила — они есть и в нас, в нашей генетической памяти… Но знакомый всем со школьной скамьи рассказ о лошадях своей полнейшей безысходностью будто бы захлопывает над зрителем тяжелую крышку, тут уже ничего не вернуть, не изменить, не исправить. И катарсис, очищение через сопереживание, который мы обычно ищем в театре, оказывается невозможен.