Аврал.
Аврал, епт! Установка остановилась, план на грани интима. Конвейер, туды его за ногу, накрылся медным тазищем. Недавно прошел дождь, грязи по самые колени. Это если стоять. Если ходить, то грязь уже начинает щикотать ети.
Конвейер, падла, наклонный. 15 полноценных градусов. Правда небольшой, метров десять в длину, ширина ленты 650 мм. Но, сц, деталь важная, без него нифига не работает.
Стая слесарей, подгоняемые мастером, облепили конвейер, как галки колхозное поле. Звон, крик, мат. Иногда попадаются приличные слова-междометия. Все знают, что надо делать. Кроме мастера.
Мастер, мужичок лет пятидесяти, крепенький коротыш, стоит в торце конвейера, прямо под сбросом. Потому как там наименее грязно. «Наименее», это значит, что грязи там не по колени, а чуть ниже. Стоит и пытается дистанционно руководить работами. Россия, кули.
На другом конце слесарь Саня протягивает ролики. Грязный, как фашист под Курской дугой, настроение такое же. А тут еще мастер, козел, под руку киздит.
Но вроде работы идут к финалу. Пробный запуск. Предварительно вытащив пальцы из-под ленты, Саня орет оператору:
– Запускай, йпт, эту сцуку еманную! Ща, пля, заиписсо будет, пля буду!
Команда дана, оператор тумблером щелк. Конвейер, хрюкнув, закрутился.
Ага, я ж говорю, Россия!
Через несколько секунд ключ размером с мою руку, который Саня положил на ленту, благополучно доехал до точки сброса.
- Кули там?! – пытаясь перекричать звук работающего конвейера, заорал мастер, пристально вглядываясь в Санино лицо, и по его выражению пытаясь определить качество ремонта. – Работает?!
- Работает, ага, – улыбнулся ключ и нырнул вниз.
Короткий свист воздуха рассекаемого летящим металлом… Епс! То ли зубы мастера клацнули, то ли голова под каской гулкнула пустотой. Непонятно… Только ноги мастера разъехались в разные стороны, дав возможность уставшему телу спокойно прилечь в мягкую грязюку.
Саня, видя такое тело, как-то спал с лица и эдак боком, боком, ходу от конвейера.
Мастер мужик крепкий. Да еще и в каске.
- Саня, — выступил он, когда поднялся, – ты очень нехорошо поступил, — начал он речь. - Я любил Вашу маму! И очень сильно!
Дальше полилось, как из кувшина:
– Твои, Саша, не совсем прямые руки я, несмотря на искреннее к тебе уважение, прямо сейчас буду вынужден извлечь из твоих плеч. Потому что, Александр, столь деформированные конечности тебе совсем не нужны. А потом, Саша, я, наверное, вступлю с тобой в нетрадиционные отношения, которые, надеюсь, помогут закрепить уроки по техники безопасности. Потому что, Вы, Александр, гей с деформированным позвоночником, контрацептив, грубо зашитый нитками и еще раз гей.
После вдохновенного монолога, каждая фраза которого сопровождалась пояснительными жестами, мастер немного нервничал. Иначе я не могу это объяснить.
Мастер, трясясь от гнева, хватает тяжелый ключ и метает его в сторону слесаря. Наверное, это как то успокаивает нервы, потому что гнев мастера быстро испарился, уступив место более насущной проблеме. А именно: где помыть упавшую каску? Каска и в самом деле представляла собой зрелище заунывное и весьма негигиеничное. Снаружи и главное внутри она была залеплена серой грязью.
Подняв каску над головой и глядя ей во внутрь, бедолага размышлял – надеть или куй с ней?
Но спор с самим собой разрешился как-то быстро и несколько неожиданно.
Ключ, брошенный недоумком в сторону слесаря, пролетел сколько там ему положено и приземлился опять в начале конвейера. После чего, пройдя опять свой славный путь…
Короче, вскоре я опять услышал свист рассекаемого воздуха.
Баммм!!! Тяжелый ключ бьет каску, которую мастер держит над собой. И смотрит в нее.
Каске-то кули, ей сказали одевайся, значит одевайся. Ну, она и наделась. Прямо на удивленно выпученные глаза. А заодно и на недоуменное лицо. Ноги опять разошлись по привычной траектории, и тело прилегло на свой же, ранее сделанный отпечаток.
Дальше я смотреть не смог. Описался.
