Заслушаем матерого антисоветчика
Андрей Сергеевич, в Венеции вы сказали журналистам: «Развенчание культа личности — это плохое решение Хрущева». И еще: «Хрущев предал коммунизм». Теперь вы сомневаетесь, что американцы правильно поймут и прочувствуют ваш фильм. Но «Дорогие товарищи!», если говорить очень грубо, это все-таки антисоветский фильм. Удар в нем далеко не только по Хрущеву. Как это все соотносится?
-Когда вы говорите «антисоветский», вы очень сужаете. Потому что тогда можно сказать, что «Собачье сердце», и вообще творчество Булгакова, все творчество Платонова антисоветское. А они просто художники. И видят то, что очень хорошо видел, например, Горький. Те ужасы, которыми сопровождалось установление нового государства.
Поэтому я оговорился, что утрирую.
Этот фильм сделан советским человеком. Я – советский человек, продукт советской системы. Что касается Хрущева, когда я это говорил, я имел в виду, что он спасал свою шкуру. И героиня (Юлии Высоцкой. – К.Б.) в фильме об этом говорит. А само развенчание культа личности не привело к установлению справедливости. Китайцам вот удалось перестроить свою систему из жесткого военного коммунизма в открытое государство с элементами капитализма, с жестким контролем компартии, не разрушая культа личности Мао Дзэдуна.
...
Говорить, что я антисоветский, неправильно, но я и не сталинист. Я просто русский человек, художник, который пытается понять закономерности развития российского общества.
Только Сталин понял русского мужика
Ваши высказывания за последние лет 10-15 претерпели изменения. Судя по некоторым вашим киноработам вроде «Белых ночей почтальона Тряпицына» или «Человека неунывающего», можно сделать вывод, что вы пытаетесь оторваться от Садового кольца и изучаете человека российской глубинки. Этот опыт общения с провинцией как-то повлиял на ваше нынешнее мировоззрение?
-Нет, не повлиял, потому что я себя чувствую в глубинке абсолютно удобно. Со всеми можно найти общий язык – и с почтальоном, и с братком. У всех свои понятия. И по этим понятиям живет русский человек, в том числе вся наша элита. Конечно, я меняю свои мнения, но понимаю, что в советский период никто еще в нашей стране, может быть, за исключением Сталина, не понял русского мужика. В этом нет никакой снисходительности. Это нужно понять и относиться как к данности.
Я думаю, что у Путина, когда он приходил во власть, были более идеалистические представления о том, что он может сделать. Конечно, он знал, как говорить по понятиям, прекрасно понимал улицу. Но когда он оказался на вершине власти и народ ему делегировал всю власть (а это свойство крестьянского сознания: «мы тебе делегирует всю власть, а ты уж позаботься о нас»), то медленно начал понимать, в какой мир он попал, что набирающий силу олигархат будет медленно корректировать его возможности. И управлять этим не так просто, как хотелось бы.
...
А еще есть персонаж – гэбист. В вашем фильме, понятно, без госбезопасности никуда, но я заметил, что в российском кино в последнее время образ советского гэбиста очень популярен. С чем это связано?
-Во-первых, это силовая структура, у которой в советские годы были сакральные черты. У жандармов такого не было. Жандармов терпеть не могли, а гэбистов боялись. Это разные вещи. Во времена царские был страх Божий, а страха Кесарева было мало. После революции страх Божий был уничтожен, но возник страх Кесарев, страх государства. Так и возник хомо советикус – советский человек с ограниченным видением жизни, но абсолютной убежденностью, иногда сознательной, иногда насильственно внедренной, что мы строим коммунизм.
...
О гречке, голоде и любви
Весной я посмотрел ваше выступление в Сколково. Это уже была первая волна коронавируса, все были им напуганы. И вы там предсказали нам всем голод. По крайней мере пугали наших модных менеджеров, что через три месяца он может прийти. Голода, слава Богу, не было. Ошибка в прогнозе или что-то в мире в лучшую сторону поменялось?
-Мне кажется, я не говорил про три месяца. Но я до сих пор считаю, что ситуация сложная. Ведь коронавирус – это только верхняя часть айсберга. Мир подходит к ситуации нового экономического уклада, где Америка перестает быть абсолютным финансовым гегемоном. И не потому, что они в чем-то ошибаются, просто целая система приходит в упадок по определенным причинам. Мир приходит в движение, столько происходит изменений... И мне кажется, что эти изменения могут привести к взрыву. Я не убежден в этом, но могут. Как к более серьезному столкновению между разными государствами и системами, так и к столкновению человеческой цивилизации с природой.
Продуктами запасаетесь?
-Да, запасаюсь. Русский продукт в этом смысле очень благодатный – это гречка.