«Сей жёсткий орех счастливо разгрызен»
22 октября 1702 года русские войска взяли шведскую крепость Нотебург (Орешек-Шлиссельбург).
После поражения русских войск под Нарвой (1700) престиж России был совершенно уничтожен. Вся Европа рукоплескала шведскому королю, поэты настроили лиры в честь юного героя, которого сравнивали с Александром Македонским. Немецкий философ Лейбниц трепетал от восторга при мысли, что скоро власть «нового Александра» будет простираться от Стокгольма до Амура. На русских послов при иностранных дворах сыпались откровенные издёвки и насмешки. Один из них доносил Петру из Гааги: «Шведский посол с великими ругательствами, сам ездя по министрам, не только хулит ваши войска, но и самую особу вашу злословит». По рукам ходила медаль, выбитая в Швеции в насмешку над царём. На одной стороне Пётр был изображён греющимся возле русских пушек, обстреливающих Нарву, на другой стороне — плачущим при виде бегства своей армии.
Под свежим впечатлением поражения у Петра мелькнула было мысль искать мира со шведом, но никто в Европе не захотел взять на себя посредничество в переговорах. А главное, сам Карл XII и слушать не хотел ни о каком мире. Посчитав Россию совершенно разгромленной, он решил навестить Москву попозже, а пока занялся другим своим врагом — польским королём и саксонским курфюрстом Августом II. Эта ошибка самонадеянного Карла спасла Петра от дальнейших бед. Россия получила почти годовую передышку
Впрочем, передышкой это время можно назвать только символически. На самом деле Пётр развернул лихорадочную деятельность. Срочно укреплялись Псков и Новгород. Были проведены рекрутские наборы, позволившие в два раза увеличить численность армии. Обруселому немцу Виниусу царь поручил изготовление новых пушек — взамен потерянным при Нарве. Медью Русское государство было небогато, её доставали любыми средствами откуда придётся, в том числе переливали на пушки взятые в казну церковные колокола. В течение года Виниус успел изготовить 300 орудий. Таким образом к лету 1701 года у Петра появилось новое войско, а вместе с ним и средства продолжать войну.
И война продолжилась совсем в другом ключе, чем год назад. 29 декабря 1702 года русская армия под началом Шереметева наголову разгромила командующего шведскими войсками в Прибалтике генерала Шлиппенбаха у мызы Эрествер. 15 июля следующего года Шереметев ещё раз накрыл шведов на мызе Хуммули. После этого почти вся Прибалтика, за исключением нескольких крепостей, оказалась в руках Петра.
Тем временем международная обстановка понемногу менялась в лучшую для России сторону. Пётр зорко следил за делами в Европе. В начале 1702 года умер король английский и штатгальтер голландский Вильгельм. На освободившийся престол села королева Анна. С её воцарением в Европе сразу на четырёх фронтах — в Испании, Италии, Германии и Бельгии — вспыхнула война за испанское наследство. О делах на севере при европейских дворах и думать забыли. Пётр в письме к Апраксину не скрывал своей радости: «Смертью бывшего короля зело великая перемена учинилась: началась общая война. Дай Боже, чтоб протянулась. Хуже не будет нам».
Август II слал ему письма из Сандомира, в которых жаловался, что Пётр оставил его, невзирая на прежнюю великую дружбу: «Шведы врываются в Польшу, а вы сидите тихо дома! Ударьте на шведов, спасите Литву, которая так храбро против них билась!»
Пётр ответил, что верен союзной клятве. В конце сентября 1702 года, после возвращения Шереметева из Лифляндии, он сам повёл войско к Нотебургу, древнему новгородскому Орешку на Невском протоке. Крепость располагалась на речном островке. Её небольшой гарнизон, засевший за высокими мощными стенами, способен был выдержать длительную осаду.
Как только шведские караулы завидели передовые отряды русских, комендант подполковник Шлиппенбах (брат генерала) укрепил на башне королевское знамя — сигнал о помощи. Пётр ответил на «сей комплимент» усиленной бомбардировкой; солдаты взялись за апроши, окрестные жители готовили лодки для штурма.
На третий день канонады супруга коменданта от имени всех офицерских жён отправила в русский лагерь барабанщика с просьбой позволить женщинам выйти из города от великого огня и дыма. Пётр, смеясь, отписал, что никогда не согласится опечалить шведских дам разлукой с мужьями, и потому, если они изволят оставить крепость, то пусть прихватят с собой и своих любезных супругов. Барабанщика потчевали отменно и отпустили обратно.
Ответ царя показался шведам досаден: сразу по возвращении парламентёра их орудия открыли огонь по батарее, на которой находился Пётр.
Убедившись, что оборона противника ослабла, царь назначил штурм Нотебурга. В воскресное утро 11 октября русские лодки со всех сторон обложили крепость, солдаты полезли в проломы. Их встретили картечь и каменные ядра. Русские подались назад, и офицерам пришлось оттолкнуть от берега лодки, чтобы пресечь всякую попытку к бегству. Шведы дрались не щадя живота, солдаты не давали Шлиппенбаху прекратить тринадцатичасовой бой, грозя застрелить его, если он осмелится начать переговоры о сдаче.
Наконец, когда в крепости остался в живых всего 41 человек, комендант решился вывесить белый флаг. Пётр сам ударил в барабан, приказывая прекратить штурм. Уцелевшие шведы покинули Нотебург на почётных условиях — с жёнами, детьми, оружием и распущенными знамёнами.
При пушечной пальбе царь торжественно въехал в город, переименованный в Шлиссельбург, то есть Ключ-город, — в знак того, что с его взятием отворились ворота в неприятельскую землю. В Москву полетели восторженные письма ко всей царёвой компании. Виниусу Пётр писал: «Правда, что зело жёсток сей орех был, однако ж, слава Богу, счастливо разгрызен». Комендантом Шлиссельбурга был назначен Меншиков, которому поручалось срочно восстановить разрушенные укрепления.
P.S.
Под стенами Нотебурга совершился и крутой поворот в личной жизни Петра.
За действиями русских войск наблюдал саксонский резидент Франц Кёнигсек, прибывший из Москвы. Одним поздним октябрьским вечером он, проходя по узкому мосту через глубокий ручей, оступился, ударился головой о бревно и расшибся насмерть. Царь, позванный к месту происшествия, первым делом осмотрел карманы Кёнигсека, ища в них какие-нибудь бумаги, способные пролить свет на ближайшие намерения Августа. Но вместо деловых бумаг он обнаружил связку писем, написанных его фавориткой Анной Монс. К письмам был приложен миниатюрный портрет изменницы.
Пётр словно взбесился. При виде царя приближённым казалось, что возвратились страшные дни стрелецких казней. Впрочем, на сей раз все головы остались на плечах. Анна и её сестра, которая, как явствовало из писем, содействовала тайным встречам, по распоряжению Петра были заперты в собственном доме, под строгим надзором.
Недавно найденные материалы в Российском историческом архиве Санкт-Петербурга материалы позволяют выдвинуть предположение о том, что у Анны Монс был сын от Петра I. Исследователи обнаружили прошение некой Анны М. о сыне с резолюцией Петра: «Сего Немцова сына Якова отправить в учёбу морскому делу в Голландию, пансион и догляд надлежащий обеспечить». По мнению исследователей, Анна М. — Анна Монс и, следовательно, Яков Немцов — сын Петра I и Анны Монс. Тогда становится понятно, почему Пётр пощадил Анну — мать своего ребёнка.