История моей жизни. Измена

Кажется, году в 2016-м я начала писать «Историю моей жизни». А история моей жизни, как я тогда объяснила, это история моих отношений с Игорем Тареевым. То, что было до него, предыстория. А когда его не стало, история кончилась. И начался период изучения истории, её анализа, чем я до сих пор и занимаюсь. Выясняю отношения с моим давно ушедшим мужем - такие запоздалые бесконечные разборки. Историю моей жизни я излагала в хронологическом порядке… Написала про наше знакомство, про четыре года наших отношений до того, как мы поженились, про свадьбу, и последний пост, кажется, назывался «Начало семейной жизни». Я, конечно же, собиралась написать всю историю и тогда прервалась, потому что отвлекло что-то более актуальное. Как всегда, я думала, что оторвалась на неделю, а получилось, что на четыре года. Но я еще к «Истории моей жизни» вернусь, допишу её до конца, если Господь продлит мои дни. Но тогда, когда я её писала, то вне хронологии, я описала один эпизод нашей совместной жизни. Написала, потому что его было легко написать. У него было начало и конец. Но в ЖЖ я его тогда не поставила, потому что его время не подошло, он произошел на девятом или десятом году нашей совместной жизни. Во всяком случае, мне кажется, что я его не ставила, и мы с Аллой сейчас в 2016 году его не нашли. И я совершенно внепланово хочу поставить его сейчас, потому что образовалась дырка и нового мне поставить нечего. И еще потому что, когда меня не станет, а это может случиться в любой из ближайших дней, Юра не будет разбираться, что пошло в ЖЖ, а что не пошло. И этот пост пропадет. А я хочу, чтобы вы его прочли. А если окажется, что пост в ЖЖ все-таки был, хотя мы с Аллой его не нашли, то тогда я извиняюсь за то, что поставила его второй раз.

Эта история произошла, кажется, на десятом году нашей супружеской жизни. Но я хочу рассказать ее сейчас, потому что, если буду рассказывать обо всем в хронологическом порядке, то до десятого года могу не дожить. А мне хочется рассказать эту историю просто потому, что ее легко рассказывать: у нее есть начало и конец, есть сюжет, и не нужно описывать тонкие сложные чувства, которые невозможно описать. Здесь все просто.

Мой муж был мне верен. Не потому, что у него были высокие моральные принципы и он не мог этим принципам изменить, вовсе не поэтому. И не потому, что он был не способен на предательство, случайный пересып на стороне я может и предательством бы не сочла. Он был мне верен по другой причине. Дело в том, что к женщинам он предъявлял те же требования, что к мужчинам. Она должна была быть интересным человеком, содержательным, умным, с чувством юмора, хорошим собеседником, только тогда он готов был увидеть в ней женщину, а иначе она у него не вызывала физического желания, будь она хоть сто раз красавица, не вызывала - и все тут. В постели ему нужна была личность, а если личность, то просто пересып невозможен, возникают отношения. И начинается выяснение отношений, разговоры “любишь — не любишь”, и это может осложнить жизнь. А на осложнение жизни Игорь бы ни за что не пошел, ему и без того жить было непросто.

Но однажды Игорь поехал в командировку в Вильнюс на десять дней. Из командировки он вернулся изменившимся, помолодевшим, прямо-таки обновленным, каким-то солнечным, очень красивым и очень довольным. Он привез картину Стасюлявичуса «Березы на Нерисе». Картина большая. На ней березы отражаются в воде Нериса, на закате, и от заката вода красная. Еще он привез два рисунка литовского графика Красаускаса, роскошную книгу литовских сказок, подарочное издание с изумительными иллюстрациями и деревянного готического Христа. Христос был с распятия на могиле на старинном кладбище, деревянный крест от времени развалился, и фигура Христа валялась на земле. Там ее нашли, и она оказалась у Игоря. Я спросила: «Откуда это все?» - и Игорь объяснил, что все это ему подарила женщина, с которой он познакомился в Вильнюсе. Где они встретились и как познакомились, я не знаю, я вообще вопросов не задавала, и знаю только то, что Игорь захотел мне рассказать.

Женщину эту звали Лайма. Игорь сказал, что по-литовски имя это значит “счастье”, не знаю, так ли это. Лайма преподавала французскую литературу в Вильнюсском университете, у нее был собственный дом, особняк чуть ли не в центре города. Она сказала Игорю, что не нужно ему ютиться в гостинице, когда он может жить в прекрасном просторном доме, где кроме нее никто не живет. И весь срок командировки Игорь прожил у нее. Она ввела его в круг литовской интеллигенции, очень закрытый для русских, познакомила, в частности, с Томасом Венцловой. Томас, сын литовского классика Антанаса Венцловы, сам был поэтом, и поэтом замечательным, как говорили литовцы. Они, те, с кем Игорь познакомился, считали, что в литовской литературе еще не было поэта такого уровня, что он литовский Пушкин и литовский Маяковский в одном флаконе. Игорю нравилась Лайма, и по его рассказам она понравилась и мне. Она курила сильными резкими затяжками и после каждой затяжки стряхивала пепел, и Игорь говорил ей: «Лайма, не прожигай жизнь». Игорь показывал, как она говорила с литовским акцентом, таким милым, что, конечно же, перед ним невозможно было устоять.

Я поняла, что там был роман, и Игорь провел там незабываемые дни. Хотя меня там не было, но я представляю себе все, что там было. Игорь, конечно, не сказал ей, что он не женат, она бы не поверила, но он поступил лучше — он сказал ей, что женат, но жена его не понимает, а перед этим ни одна женщина устоять не может. Жена его не понимает, а вот она, Лайма, поняла. Он, наконец, встретил такое понимание, какого и ожидать не мог, не знал, что такое бывает. Словом, что-то в этом роде. И недаром же он кончил актерское отделение ГИТИСа. Конечно, отношения могли быть и совсем другими, платоническими, но тогда Игорь оставил бы Лайме наш московский адрес. Приезжая в Москву, она могла бы останавливаться у нас, и мы, приезжая в Вильнюс, не выклянчивали бы место в гостинице, а останавливались бы в ее просторном доме. Словом, мы могли бы дружить домами. А раз этого не случилось, Игорь сразу обрубил отношения с таким интересным человеком, значит, он ее обманул.

Назавтра после его возвращения, днем, к нам пришел наш друг Толя Толстиков, спросил меня, вернулся ли Игорь и как он съездил. Я сказала, что Игорь съездил прекрасно, и показала его литовские трофеи. Толя спросил, как же Игорю это все досталось, ведь это большие деньги, а Христа ни за какие деньги не купишь. Я ему объяснила, что это подарки женщины, с которой у Игоря в Вильнюсе был роман, и все про нее Толе рассказала. Толя спросил, почему я думаю, что они были любовниками, ведь Игорь - человек возвышенный, отношения могли быть и другими. Я объяснила, почему я так думаю, Толя со мной согласился и спросил, как же я к этому отнеслась. Я сказала совершенно искренне, что эта история мне очень понравилась и я рада за Игоря. Я надеюсь, что Игорь был к Лайме так же щедр, как она к нему, что он не остался в долгу, и это единственное, что меня беспокоит. Прожить больше десяти лет с одной женщиной и ни разу не увлечься - для этого нужно быть не мужчиной, а бревном, и я рада убедиться, что Игорь не бревно. Я вообще считаю, что любовь не должна быть ловушкой и брак не должен быть капканом. Даже собаки не любят, когда их водят на коротком поводке, а тем более такие свободолюбивые животные, как мужчины. Человек должен чувствовать себя свободным, должен знать, что у него есть свобода выбора. И я хочу знать, что он сегодня со мной, потому что сегодня он меня свободно выбрал. Не потому, что он выбрал меня давно, несколько лет назад, а теперь уже деваться некуда, не потому что я рядом, под рукой, и это удобно, а потому что и сегодня, как и в тот первый день, он хочет быть именно со мной.

Больше мой муж мне не изменял. Но я понимаю, что, если бы он поехал в командировку, например в Казань, и там бы познакомился с преподавательницей зарубежной литературы Казанского университета, и она была бы к нему благосклонна, то такая история могла бы повториться. Но профессорши ему больше не попадались, а на меньшее он не был согласен.