Большой пшик
Как и обещания его инициатора Владимира Шухова представить на форуме серьезную аналитику и еще «много неожиданного». К ранее заявленным спикерам экспромтом подсадили облаченного в черный с золотом халат модного художника Покраса Лампаса, а сам Шухов сбежал со второй части панельной дискуссии — вот и все неожиданности.
Вместо обещанного проекта на экран вывели сляпанную на скорую руку компьютерную графику: на бледно-серой модели Петербурга проваливались в тартарары исторические здания, а вместо них выпрыгивали скабрезного вида небоскребы.
«Петербург — бережно оберегаемый своими жителями город, как я сумел понять за последние два месяца, — закадровым голосом вещал модератор Шухов. — Но это не дает городу динамично развиваться. Он попал в ловушку собственного величия…»
Из спича принявшего эстафету девелопера Игоря Водопьянова складывалось впечатление, что устрашающие картинки на экране создавались для визуального сопровождения именно его выступления:
«Я как раз за то, что в страшном сне у нас не могут представить: за новую архитектуру, которая точечно может быть везде, включая Невский проспект».
По мнению господина Водопьянова, горожанами любое развитие воспринимается как вторжение в их жизнь — ну, может, и не всеми, а вызывающей у него изжогу «сплоченной группой градозащитников». Ни в чем они не заинтересованы, кроме развития общественных пространств. И любая попытка сделать что-то со старым зданием «упирается в условную петербургскую бабушку с котом, пережившим тут с ней блокаду, которая никуда отсюда не желает ехать».
Против таких старушек с котами бизнесмен предлагает двинуть механизм ограничения прав собственников, который должна выработать власть.
«Если, к примеру, кто-то выкупил 96% акций АО, то оставшиеся 4% может приобрести принудительно, никого не спрашивая. Вот что-то в таком духе необходимо и для реновации», — пояснил свою мысль Водопьянов.
Вторая после «несгибаемых бабушек» проблема — избыточные требования к охране исторической застройки. Незачем охранять то, что не видно с улицы, убежден девелопер. Там нужно «отселять людей, ломать все и выстраивать заново».
«В Петербурге надо каждый дом сохранять! — парировал президент Союза архитекторов России Николай Шумаков. — Абсолютно каждый. И каждое здание носить на руках, любить и лелеять».
Архитектор Максим Атаянц подверг критике саму постановку вопроса — развитие или сохранение, как пример ложной альтернативы. Город должен развиваться путем тщательного его сохранения, убежден зодчий. «Когда происходит такая дискуссия, самое главное — определиться с общей почвой, — говорит он. — Если мы исходим из того, что Петербург в целом как градостроительное чудо является ценностью, такая дискуссия имеет смысл. Но дискутировать с людьми, которые такую ценность не признают, бессмысленно».
Эксперт напомнил, что уникальность Петербурга как раз и заключена в том, что сумма его зданий имеет гораздо большую ценность, чем каждого из них в отдельности.
Да, и архитектурные качества зданий могут быть весьма скромными, но когда они собираются в непрерывную историческую городскую ткань, такая ценность огромна. Из этого и следует исходить. А разделение на охраняемые памятники и некую фоновую застройку чрезвычайно опасно.
Другую угрозу архитектор видит в укоренившемся не только в Петербурге явлении, когда под видом сохранения старинные здания уродуются несоразмерными надстройками и другими диковатыми новациями. В качестве примера Максим Атаянц привел новое здание Мариинского театра с прилепленной к нему имитацией уничтоженного при строительстве Мариинки-2 фрагмента Литовского рынка.
«Это все равно как повесить на стену чучело, голову животного со стеклянными глазами, и выдавать за блестящий результат спасения этого животного», — подобрал подходящее сравнение эксперт.
При работе с исторической застройкой надо действовать так, чтобы не вносить никаких видимых человеку изменений. Архитектор привел за образец недооцененный опыт Ленинграда 1945–1956 годов, когда обескровленный город нашел силы для огромной восстановительной работы, в том числе в центре, и все было сделано настолько деликатно, что сегодня непрофессионал и не заметит, какие дома построены после войны.
На словах никто вроде бы и не опровергает уникальной ценности Петербурга. Однако из того, что появляется в центре, никак не скажешь, что коллеги по цеху признают значимость сохранения контекста, отметил Максим Атаянц.
Еще одна чрезвычайно важная проблема состоит в том, что весь действующий комплекс строительных и проектных нормативов был сформирован в 1960–70-е годы, когда отрицалась ценность исторической застройки. Вот и получается, что, пока люди живут в старых домах, все вроде нормально. Но если их расселить и реконструировать, то в новообразованном объекте лишь около 10% площадей пройдут проверку на соответствие нормативам и будут признаны жилыми.
«Для Петербурга и других городов, где исторический центр сохраняет свою ценность, необходимо свое особое законодательство», — убежден Атаянц.
На федеральном уровне нужно радикально менять и законодательство в сфере охраны — причем в сторону ужесточения.
Чтобы не оставалось никаких лазеек, позволяющих кардинально изменять облик исторических зданий, их габариты, характерные детали оформления. И лишь в тех случаях, если внутри нет предметов охраны, давать инвестору свободу для преображения «начинки».
На этом модератор, явно заскучавший от разговора по существу, передал слово «тому, кто больше всех ощущает необходимость перемен» — так он представил Покраса Лампаса. Но тот явно не оправдал надежд Шухова и ничего радикального не выдал.
«У художников точно нет желания разрушать, — заверил художник, — есть стремление к диалогу. Я считаю, что Петербург накладывает на каждого участника жизни города ответственность. В историческую среду необходимо интегрироваться правильно. Лучше, если современное искусство будет появляться там, где это уместно: например, во дворах. Но зачастую даже нелицевые фасады охраняются настолько строго, что молодые творческие ребята уезжают заниматься искусством где-то еще. А город должен быть привлекательным для креативных людей, их искусство способно повысить стоимость недвижимости».
Последнее утверждение вызвало у экспертов улыбки и вдохновило на разминку в остроумии.
Председатель КГИОП Сергей Макаров сравнил происходящий разговор с консилиумом врачей: «У нас тут и терапевт, и хирург, и патологоанатом. Которые склонились над больным и решают, что надо у пациента отрезать, чтобы он выжил».
«Мне наше собрание больше напоминает слет гомеопатов», — съязвил Игорь Водопьянов.
Господин Макаров в очередной раз напомнил, что петербургский объект — самый большой по площади в Списке ЮНЕСКО, что у нас 9000 памятников и 16 000 исторических зданий.
«Это не проблема, а большая ценность, — поспешил добавить глава охранного ведомства. — Однако она требует осмысления».
Чиновник признал, что современные технологии позволяют сохранить любую постройку, тотчас оговорившись — «если она ценна».
И сообщил, что в прошлом году Петербург получил небывалую сумму для сохранения наследия — почти 20 млрд рублей (из федерального и городского бюджетов, а также частных инвестиций).
«Так что город жив и хорошо себя чувствует», — констатировал Сергей Макаров.
Напрасно призванный им виртуальный патологоанатом обиженно ретировался. Хотя, если б задержался на минуту, услышал бы и кое-что обнадеживающее.
По признанию главы КГИОП, его очень беспокоит состояние жилого фонда. Корень проблемы он, как и девелопер Водопьянов, видит в чрезмерном количестве мелких собственников, получивших недвижимость по итогам тотальной приватизации начала 90-х, но так и не осознавших накладываемую ответственность. Выписанный Макаровым рецепт свелся к нескольким пунктам: город должен зарабатывать больше денег и давать возможность зарабатывать бизнесу, федеральное законодательство надо переработать и адаптировать к специфике Петербурга, прежде всего — нормы проектирования и строительства, о чем говорил и Максим Атаянц.
В поддержку высказанному Атаянцем ключевому тезису о приоритете сохранения совокупности исторической застройки выступили и приглашенные зарубежные эксперты.
«Уверен, что превращение города в музей не является целью ни для Вены, ни для Петербурга, и специалисты ЮНЕСКО понимают это, — заявил управляющий историческим центром австрийской столицы Рудольф Цунке. — Мы, конечно, находимся в лучшей ситуации: у нас почти у каждого из домов (95%) один владелец, поэтому переговоры вести несложно. Но определять, что именно делать, во что инвестировать — это прежде всего ответственность госструктур. В Вене мы изменили закон о строительстве, и когда новый инвестор хочет что-то возвести в центре, он для начала должен объяснить, какая от этого будет польза горожанам, что они выиграют. Это непреложное требование. Да, лицо исторического города, как и лицо человека, меняется со временем, но оно должно сохранять свои характерные черты, их нельзя потерять».
«В городе XXI века нужно учиться управлять тем, что нам оставили в наследство, и передавать это будущему поколению. Наследие — важный актив», — убежден и вице-президент Академии архитектуры Парижа Бертран Лемуа. По его оценке, именно осознание ценности наследия — самое главное приобретение за последние 50 лет.
Да, город должен жить и отвечать современным требованиям, но к любым изменениям следует подходить чрезвычайно ответственно. Во Франции, рассказал господин Лемуа, государство поддерживает собственников, которые реставрируют и ремонтируют свои здания, для этого существуют различные субсидии. Таким собственникам также снижают налоги.
Говоря о допустимом для Петербурга новом строительстве, Бертран Лемуа подчеркнул:
«Важно, чтобы город сохранял свою небольшую высоту — возможно, Дубаю нужны небоскребы, но не Петербургу. Таким городам, как Петербург или Париж, необходимо особое качество — как реставрации и адаптации старых зданий к новым потребностям, так и современной архитектуры. А еще нам нужно терпение — потому что все это невозможно сделать за пару или даже десяток лет, в лучшем случае потребуется жизнь одного поколения».
Французский эксперт подчеркнул, что наследие имеет и экономическую ценность:
Париж привлекает ежегодно 35 миллионов туристов, тогда как Петербург — 6–7 миллионов, тут есть потенциал.
«Петербург — не музей, неправда. Это живой город, — заключил господин Лемуа. — Признанные лучшими для жизни исторические города находятся в Европе, и Петербург — часть этой универсальной ценности».
Вконец загрустивший Владимир Шухов предпринял попытку реванша, объявив, что теперь представит «горькие факты» (ранее он обещал в разговоре с «Новой» вооружиться к форуму «бумажкой с нужными данными», которые запросил у Смольного и представителей бизнеса).
«В Петербурге около 3 тысяч памятников и 14 тысяч исторических зданий, — уверенно начал Шухов, сверяясь с бумажкой, но не только что приведенными главой КГИОП иными цифрами. — Визуальное обследование каждого из них — около 150 тысяч рублей, умножаем на количество, получаем примерно 2,5 миллиарда. По итогам обследования 350 зданий в 2013 году были вот такие результаты: около 7% объектов находятся в предаварийном состоянии и требуют комплексного ремонта, который обойдется в сумму не менее 1 миллиарда за среднее здание площадью 5 тысяч квадратов, а это в итоге примерно 240 миллиардов. А если добавить еще ремонт фасадов, из средней стоимости 4 тысячи за квадратный метр, то, по самым скромным подсчетам, сумма легко возрастает до полутриллиона! На заметку — бюджет расходов России в 2019 году — 18 триллионов. Да это же всей стране надо работать, чтобы восстановить один город!» — вознегодовал обернувшийся спикером модератор.
И попытался неожиданно пасануть Покрасу Лампасу: «Как вы видите участие молодежи в привлечении инвестиций? Может, за счет каких-то художественных акций…» Художник оказался не готов к такому переводу стрелок. Придумать, как что-нибудь разрисовать с наваром в пару сотен миллиардов, он не мог.
«Если уж здесь взялись приводить аналогии из медицины, — вернулся к сравнению с консилиумом врачей Максим Атаянц, — то я бы напомнил о таком явлении, как навязывание больному дорогих медицинских услуг, без которых он якобы умрет. Но Петербург вполне неплохо себя чувствует. Просто нужно оставить его в покое, помогая жить. Ужесточить охранное законодательство. И вместо того чтобы стремиться испоганить его архитектурную среду, уводить агрессивную активность бизнеса подальше от центра».
«Ну и цифры у вас, — засомневался в корректности подсчетов Шухова и председатель КГИОП Макаров. — Зачем одномоментно-то все обследовать, что вы с этим дальше будете делать?»
Шухов обиженно примолк. Эксперты еще раз прошлись по необходимости корректировки законодательства, введения налоговых льгот для реставрирующих свои объекты собственников… В общем, по всем тем пунктам, на которые специалисты указывают не один год, но все без толку.
Власть предпочитает реальному решению проблем видимость обсуждения. Что и продемонстрировала на второй части дискуссии, где Шухов уже не появился. А принявший эстафету модератора зампредседателя КГИОП Алексей Михайлов опять взялся строить обсуждение из посылки с негодным противопоставлением: развитие или сохранение? Настойчиво предлагая всем участникам проголосовать за один из вариантов. Третьего не предлагалось. Хотя едва ли господин Михайлов не знаком с утвержденной городским правительством Стратегией сохранения культурного наследия Санкт-Петербурга и ее базовой формулой: сохранение через развитие, развитие через сохранение.
Если искать хоть какую-то пользу в презентованном программой МКФ и обернувшемся пшиком «Проекте сноса исторического Петербурга», очевидно только одно. Инициаторы зачистки не способны даже подготовиться к разговору о ней, вести аргументированную дискуссию и предъявить серьезных сторонников. В общем, бояться нечего. Пока.
Татьяна Лиханова
«Новая в Петербурге»