Дмитрий Быков // «ФАС», №?(?), 9 августа 2001 года
новые русские сказкиСто лет спустя
2091 году в России все было хорошо. Правда, называлась она уже не Россия, а ФАС — Федеративное Антиглобалистское Сообщество.
Состав сообщества гибко менялся, чтобы никому не было обидно. Иногда оттуда выходила Америка, и тогда тут же входил Китай. А иногда надоедало Китаю, и тогда присоединялась Америка. Неизменным членом ФАСа оставалась только Россия со всеми присоединившимися к ней бывшими республиками (первой, как всегда, прибежала Прибалтика, потом подтянулась Грузия, а последним уговорили Лукашенко: уж очень ему не нравилось, что самым главным будет теперь не он. Но на пятом сроке президентства уломали и его).
Правил страной президент Путин. Разумеется, это был не тот Путин, который привёл Россию к Золотому веку, эпохе величайшего национального подъёма первой половины столетия, когда единственным дефицитом были только несогласные, а всего остального на почве растущего национального самосознания вдруг стало завались. Это был другой, из читинских китайцев (которые вообще составляли теперь основное население Дальнего Востока), но так уж повелось, что всех президентов России с судьбоносного и переломного 2000 года звали Путиными.
Это была своего рода хорошая примета. Все знали: если у России гимн Александрова, президента зовут Путиным, а начальника его администрации — Волошиным, всё обязательно будет хорошо.
Благосостояние страны достигло такого уровня, что от Путина Пятого требовалось очень немногое. Если предыдущим ещё приходилось иногда куда-то ездить, с кем-то лениво бороться и что-то утрясать, то Президент-2091 ограничивался поздравлениями. Он поздравлял страну с Новым годом, в том числе по китайскому календарю, со Старым Новым годом, с днём независимости, с юбилеями наиболее крупных событий, смысла которых давно никто не помнил (в XXI веке, по счастью, событий уже не было), а по специальной заявке и за отдельную плату зачитывал поздравление даже частным лицам — мало ли у кого случится годовщина свадьбы или день рождения; вырученные деньги шли на благотворительность и на голодающих негров Америки. Негры голодали в знак протеста — им не нравилось, что у белого меньшинства ещё остались какие-то избирательные права, а в отдельных штатах Юга до сих пор было запрещено рабство, и неграм приходилось нанимать белых за деньги.
День 18 августа выдался жарким и сонным. Как всегда, во время скромного китайского завтрака Путин Пятый выслушивал доклад Волошина, сводившийся теперь к списку поздравляемых персон. Волошин был очень похож на того, первого. Считалось, что именно так должен выглядеть руководитель президентской администрации, чтобы президент на его фоне всегда чувствовал себя богатырём.
— Сегодня у нас День работника медицинского клонирования,— бегло перечислял Волошин,— десятая годовщина полёта на Венеру, двадцатая годовщина открытия нуль-транспортировочных рейсов из Кремля в ГУМ, тридцатая годовщина присоединения Аляски, ныне Абрамовка… Сороковая годовщина Ивана Потрохова, владельца транснациональной корпорации по выпуску шоколадных батонов «А ну-ка отними» (оплачено)… Пятидесятилетний юбилей второй большой чеченской победы, шестидесятилетний юбилей первой окончательной чеченской победы… семьдесят лет реставрации царь-пушки… восемьдесят лет назад Америка впервые попросила в долг у России… так… девяностолетие самороспуска НАТО после вступления туда России и столько же лет пакту о полной и безоговорочной капитуляции Чечни… И столетний юбилей событий 1991 года, положивших начало истории свободной России.
До этого пункта Путин только кивал, поглощая жареных кузнечиков и не забывая разминать пальцы свободной руки: для дзюдоиста это первое дело. Но при упоминании о 1991 годе он насторожился и прищурился.
— Что-то я не помню про такие события,— вопросительно сказал он.— Какое такое начало истории свободной России?
— Я думал, вы знаете,— пожал плечами Волошин.— Вы же всё знаете.
— Это точно,— кивнул Путин. Дело было не в его самомнении, а в строго им соблюдаемой Первой статье конституции ФАСа, где было чёрным по белому написано, что президент знает всё. Так народу было спокойнее.
— Я знаю всё. Но я не всё помню. Понимаешь?
— Конечно,— кивнул Волошин.— Но я-то и подавно не помню. Где ж мне до вас…
— Ну так в Интернете посмотри!— мудро посоветовал Путин.
— Я смотрел, там такого намешано…— Волошин только махнул рукой.— Никто не уточняет, что это были за события. Все пишут просто: события августа девяносто первого. И всё. А их там было… ого-го, я вам скажу!
— Например?— поинтересовался Путин, снова берясь за кузнечиков.
— Ну, например: президент СССР Горбачёв в отпуск уехал. Это может быть праздником для свободной России или нет?
— Почему же нет,— дальновидно заметил Путин.— Для свободной России всё может быть праздником. Это ценная мысль, запиши, пожалуйста. Если страна любит своего президента как родного отца (статья вторая Конституции ФАСа), она радуется, что он уехал отдыхать и поправлять здоровье. Если страна настолько не любит своего президента, что уже видеть его не может, она радуется, что теперь он три недели не будет мельтешить. Но не думаю, чтобы столетие какого-то отбытия в отпуск стоило отмечать на государственном уровне…
— Да там не только это,— готовно отозвался Волошин.— Вот, пожалуйста: приезд Ростроповича.
— Ростропович,— задумчиво повторил Путин.— Ростроповича помню. У нас, кажется, есть театр его имени?
— Ну да,— нетерпеливо кивнул администратор.— Он всё своё состояние завещал Большому театру при условии, что этому последнему будет присвоено его имя, а на крыше будет водружена бронзовая скульптура: Ростроповича в лавровом венке везёт квадрига, в которую впряжены четыре лучших виолончелиста современности. Мы им головы меняем периодически, чтобы соответствовало…
— А, да, помню.— Путин отставил тарелку.— Приезд такого человека мог быть праздником, а? Как ты думаешь? Он, наверное, денег привёз?
— Да нет,— покачал головой администратор.— Он играть приехал.
— Как играть? Зачем играть? Во что? Он был дитя?
— Нет, вероятно, на гастроли.
— Ну, не думаю, чтобы тогдашний бедный народ так любил виолончель. Они ведь ужасно жили, ужасно… никакой стабильности… Слушай, а мне кажется, что одно великое событие в 1991 году точно было. Путин Первый — тот, что Владимир Владимирович,— вернулся на Родину из Германии. Нет?
При имени Владимира Владимировича, как предписывала третья статья конституции, действующий президент и администратор встали по стойке «смирно».
— Вольно,— скомандовал Путин Пятый себе и Волошину.
— Нет,— Волошин привычно ссутулился.— Он не в августе приехал. Кажется, позже. Я могу уточнить. Вот у меня тут как раз написано — тоже из Интернета выудил,— что приехал-то не Путин, а Ельцин, причём на танке.
— То есть как?— развёл руками президент.— Он что, приехал штурмовать Кремль? Пользуясь отсутствием Горбачёва?
— Не Кремль, а Белый дом,— поправил Волошин.
— Тогда я вообще ничего не понимаю! Белый дом-то тут при чём? Он что, на машине не мог туда проехать?
— Вероятно, пробки,— растерялся администратор.
— Ну, допустим. И чего тут праздновать? Приехал человек на танке в дом правительства. Свободная Россия-то каким боком к этому касается?
— Нет, погодите,— Волошин почесал в затылке.— Тут у меня написано: в Москве создан ГКЧП.
— Час от часу не легче,— удивился вождь.— Не могла свободная Россия начаться с такой странной аббревиатуры. Я в институте, конечно, историю не особо жаловал… всё больше на дзюдо налегал… смотри статью четвертую нашей конституции: сколько ни читай, умнее не станешь. Но уж такую-то нелепицу запомнил бы. Вероятно, это твоё ГКЧП не оставило никакого следа в истории. Как это вообще могло расшифровываться?
— Городская контора членораздельного произношения,— предположил Волошин.— Генеральная комиссия чеченской политики… хотя нет, Чечня потом началась, кажется. Грузчикам Костромы — чистые простыни!
— Грамотный, Календарь Читай, Прогоню!— пошутил Путин.
— Читаю, читаю,— заторопился Волошин.— Тут ведь, видите, из Интернета-то что получается — значит, Горбачёв уехал в отпуск. Тут эти самые члены ГКЧП его там посетили и сообщили ему, что он болен…
— А сам он не догадывался?— поинтересовался Путин.
— Да не знаю я! Но, в общем, это сообщение на него так странно подействовало, что там, в отпуске, у него тут же отключилась вся связь с миром.
— Кто же, кроме него, мог отключить президентскую связь?— изумился Путин.— Он сам, вероятно, и отключил. Значит, так: они поставили ему диагноз. Вероятно, это были врачи, да? Горбачёвская комиссия частной помощи! Вот! Угадал! Сейчас всё восстановим, как оно было. Он летит в отпуск, и там комиссия врачей объявляет, что он болен. Он впадает в панику и отключает связь. Комиссия врачей сообщает о его болезни стране. Ельцин, думая, что теперь всё можно, садится на танк…
— Встаёт,— поправил Волошин.— Он стоя ехал.
— Ну хорошо, встаёт… А почему, собственно, встаёт? Может быть, он тоже был больной?
— Нет,— Волошин покачал головой.— В девяносто первом он точно был здоровый. Это я по институту помню, мы труды Коржакова проходили в семинаре «Хроника наиболее выдающихся подстав прошлого века».
— Нет,— Путин остановил бег по кабинету.— Что-то не стыкуется. Ещё информация есть?
— Есть,— Волошин перевернул страницу. Вообще-то вся информация давно распространялась на дискетах, но в Кремле сохранялась традиция подавать доклады на бумаге: в этом была какая-то особенная роскошь, шик стильности.— Вот: у Белого дома три дня и три ночи стояла многотысячная толпа. Лучшие люди России находились в ней. Может, были беспорядки какие?
— Да ты что,— уверенно протянул президент,— какие беспорядки?! Ты сам подумай: осудили после этого кого-нибудь?
— Вроде нет.
— Власть поменялась?
— Нет.
— Может, газеты запретили?
— Тоже нет…
— А ты говоришь — переворот. Значит, это шоу какое-то было. Наверное, Ростропович прилетел. Он был там, у Белого дома?
— Был,— кивнул Волошин.
— Вот,— удовлетворённо кивнул Путин.— Уже что-то вытанцовывается. Значит, прилетел Ростропович, так? Стал играть у Белого дома, так? Играл три дня и три ночи, потому что не мог остановиться. Это очень на него похоже, судя по нашим сведениям. Сбежалась толпа. Думали, наверное, что будет деньги раздавать… так?
— Конечно,— Волошин слушал как зачарованный. На его глазах творилась история.
— Ну вот. Он играл, играл… Ельцин тоже захотел послушать. А может, денег захотел. Но подходы к Белому дому все запружены толпой, народу полно, так? И он поехал на танке. Слушать Ростроповича. А в это время, совершенно независимо от них, врачебная комиссия сообщила президенту, что он больной, и он отключил у себя связь.
— Но свободная Россия-то при чём?— воскликнул Волошин.— Написано: народ ликовал.
— Ну конечно, ликовал! Смотри: президент в отпуске и не мозолит глаза, а тут сразу два таких зрелища: Ростропович играет и Ельцин на танке ездит!
— А свободная Россия-то при чём? Они все говорили, что одержали какую-то победу. Но какая победа-то? Собрались, постояли, подумаешь…— плачущим голосом повторил Волошин. Ему очень хотелось порадовать начальство согласием, но профессиональная честь была важнее. В конце концов, вечером президенту предстояло в прямом эфире поздравлять Россию, и надо было подготовить пристойный текст.
— Да,— потёр переносицу Путин.— Чего-то у нас того… не вытанцовывается со свободной Россией. Чёрт его знает, что у них там было… Слушай, а ты не пробовал отрешиться от всего этого? Может, другие какие были события в августе девяносто первого года?
— Ну, как…— Волошин перелистал подготовленную референтами справку.— Родились: выдающийся наш поэт Тюхин, крупный кинематографист Чихалков, композитор Бубликов, телевизионный комментатор Грушкин, врач-клонатор Семенниковский, командир первой марсианской экспедиции Гуринович…
Волошин оторвался от бумаг. Президент давно уже не прерывал его. Это было подозрительно. И точно: Путин смотрел в окно, на Красную площадь, в центре которой высился памятник первой Мисс Вселенной российского происхождения — Маше Калитиной, чьи выдающиеся формы были воспроизведены на памятнике с подкупающим буквализмом. Маша Калитина была удостоена звания Мисс Вселенной семнадцати лет от роду, в 2009 году, на пике мировой моды на всё русское.
— Стоп,— пробормотал Путин.— Стоп, не части. Маша Калитина когда родилась?
— 18 мая 1992 года,— отрапортовал Волошин. Эту дату в ФАСе помнили все — именно она послужила точкой отсчёта «золотого века», как бы окончательно закрепив приоритет России во всём мире.— Ба-тюш-ки! Вы гений, Владимир Владимирович!
— Ну, не гений,— скромно прокашлялся Путин.— Так, талант… Гений был мы все знаем кто. Но теперь хоть понятно: события августа 1991 года — это знакомство родителей Маши Калитиной. Вероятно, там и познакомились, когда Ростроповича слушали. Может, там же, в толпе, и зачали. Известное дело — порядка нет: Горбачёв в отпуске, Ельцин на танке… Отсюда и пошёл отсчёт времени свободной России. Маша всему миру доказала, что мы опять сверхдержава. Всё, готовь текст поздравления.
— А теперь — о главном!— Президент в прямом эфире стеровизора сделал интригующую паузу.— Ровно сто лет назад, 18 августа 1991 года, произошло событие, с которого начался отсчёт времени свободной России! Во время очередных московских гастролей видного европейского музыканта Ростроповича, когда крупный правительственный чиновник Борис Ельцин разогревал публику, демонстрируя эквилибристику на крыше танка, в толпе у Белого дома познакомились и решили связать свои судьбы Андрей и Ольга Калитины — родители будущего секс-символа свободной России! С этого дня мы по праву отсчитываем историю свободной России!
Камера отъехала, и стало видно, что Путин стоит у подножия памятника Маше Калитиной. Он возложил цветы к её безупречным ногам. Заиграл гимн Александрова.
— Всё-таки он голова,— шепнул оператору Волошин. Слезы гордости блеснули на его глазах.— Как хотите, ребята, а в прошлом веке Россия не давала таких гигантов!
Состав сообщества гибко менялся, чтобы никому не было обидно. Иногда оттуда выходила Америка, и тогда тут же входил Китай. А иногда надоедало Китаю, и тогда присоединялась Америка. Неизменным членом ФАСа оставалась только Россия со всеми присоединившимися к ней бывшими республиками (первой, как всегда, прибежала Прибалтика, потом подтянулась Грузия, а последним уговорили Лукашенко: уж очень ему не нравилось, что самым главным будет теперь не он. Но на пятом сроке президентства уломали и его).
Правил страной президент Путин. Разумеется, это был не тот Путин, который привёл Россию к Золотому веку, эпохе величайшего национального подъёма первой половины столетия, когда единственным дефицитом были только несогласные, а всего остального на почве растущего национального самосознания вдруг стало завались. Это был другой, из читинских китайцев (которые вообще составляли теперь основное население Дальнего Востока), но так уж повелось, что всех президентов России с судьбоносного и переломного 2000 года звали Путиными.
Это была своего рода хорошая примета. Все знали: если у России гимн Александрова, президента зовут Путиным, а начальника его администрации — Волошиным, всё обязательно будет хорошо.
Благосостояние страны достигло такого уровня, что от Путина Пятого требовалось очень немногое. Если предыдущим ещё приходилось иногда куда-то ездить, с кем-то лениво бороться и что-то утрясать, то Президент-2091 ограничивался поздравлениями. Он поздравлял страну с Новым годом, в том числе по китайскому календарю, со Старым Новым годом, с днём независимости, с юбилеями наиболее крупных событий, смысла которых давно никто не помнил (в XXI веке, по счастью, событий уже не было), а по специальной заявке и за отдельную плату зачитывал поздравление даже частным лицам — мало ли у кого случится годовщина свадьбы или день рождения; вырученные деньги шли на благотворительность и на голодающих негров Америки. Негры голодали в знак протеста — им не нравилось, что у белого меньшинства ещё остались какие-то избирательные права, а в отдельных штатах Юга до сих пор было запрещено рабство, и неграм приходилось нанимать белых за деньги.
День 18 августа выдался жарким и сонным. Как всегда, во время скромного китайского завтрака Путин Пятый выслушивал доклад Волошина, сводившийся теперь к списку поздравляемых персон. Волошин был очень похож на того, первого. Считалось, что именно так должен выглядеть руководитель президентской администрации, чтобы президент на его фоне всегда чувствовал себя богатырём.
— Сегодня у нас День работника медицинского клонирования,— бегло перечислял Волошин,— десятая годовщина полёта на Венеру, двадцатая годовщина открытия нуль-транспортировочных рейсов из Кремля в ГУМ, тридцатая годовщина присоединения Аляски, ныне Абрамовка… Сороковая годовщина Ивана Потрохова, владельца транснациональной корпорации по выпуску шоколадных батонов «А ну-ка отними» (оплачено)… Пятидесятилетний юбилей второй большой чеченской победы, шестидесятилетний юбилей первой окончательной чеченской победы… семьдесят лет реставрации царь-пушки… восемьдесят лет назад Америка впервые попросила в долг у России… так… девяностолетие самороспуска НАТО после вступления туда России и столько же лет пакту о полной и безоговорочной капитуляции Чечни… И столетний юбилей событий 1991 года, положивших начало истории свободной России.
До этого пункта Путин только кивал, поглощая жареных кузнечиков и не забывая разминать пальцы свободной руки: для дзюдоиста это первое дело. Но при упоминании о 1991 годе он насторожился и прищурился.
— Что-то я не помню про такие события,— вопросительно сказал он.— Какое такое начало истории свободной России?
— Я думал, вы знаете,— пожал плечами Волошин.— Вы же всё знаете.
— Это точно,— кивнул Путин. Дело было не в его самомнении, а в строго им соблюдаемой Первой статье конституции ФАСа, где было чёрным по белому написано, что президент знает всё. Так народу было спокойнее.
— Я знаю всё. Но я не всё помню. Понимаешь?
— Конечно,— кивнул Волошин.— Но я-то и подавно не помню. Где ж мне до вас…
— Ну так в Интернете посмотри!— мудро посоветовал Путин.
— Я смотрел, там такого намешано…— Волошин только махнул рукой.— Никто не уточняет, что это были за события. Все пишут просто: события августа девяносто первого. И всё. А их там было… ого-го, я вам скажу!
— Например?— поинтересовался Путин, снова берясь за кузнечиков.
— Ну, например: президент СССР Горбачёв в отпуск уехал. Это может быть праздником для свободной России или нет?
— Почему же нет,— дальновидно заметил Путин.— Для свободной России всё может быть праздником. Это ценная мысль, запиши, пожалуйста. Если страна любит своего президента как родного отца (статья вторая Конституции ФАСа), она радуется, что он уехал отдыхать и поправлять здоровье. Если страна настолько не любит своего президента, что уже видеть его не может, она радуется, что теперь он три недели не будет мельтешить. Но не думаю, чтобы столетие какого-то отбытия в отпуск стоило отмечать на государственном уровне…
— Да там не только это,— готовно отозвался Волошин.— Вот, пожалуйста: приезд Ростроповича.
— Ростропович,— задумчиво повторил Путин.— Ростроповича помню. У нас, кажется, есть театр его имени?
— Ну да,— нетерпеливо кивнул администратор.— Он всё своё состояние завещал Большому театру при условии, что этому последнему будет присвоено его имя, а на крыше будет водружена бронзовая скульптура: Ростроповича в лавровом венке везёт квадрига, в которую впряжены четыре лучших виолончелиста современности. Мы им головы меняем периодически, чтобы соответствовало…
— А, да, помню.— Путин отставил тарелку.— Приезд такого человека мог быть праздником, а? Как ты думаешь? Он, наверное, денег привёз?
— Да нет,— покачал головой администратор.— Он играть приехал.
— Как играть? Зачем играть? Во что? Он был дитя?
— Нет, вероятно, на гастроли.
— Ну, не думаю, чтобы тогдашний бедный народ так любил виолончель. Они ведь ужасно жили, ужасно… никакой стабильности… Слушай, а мне кажется, что одно великое событие в 1991 году точно было. Путин Первый — тот, что Владимир Владимирович,— вернулся на Родину из Германии. Нет?
При имени Владимира Владимировича, как предписывала третья статья конституции, действующий президент и администратор встали по стойке «смирно».
— Вольно,— скомандовал Путин Пятый себе и Волошину.
— Нет,— Волошин привычно ссутулился.— Он не в августе приехал. Кажется, позже. Я могу уточнить. Вот у меня тут как раз написано — тоже из Интернета выудил,— что приехал-то не Путин, а Ельцин, причём на танке.
— То есть как?— развёл руками президент.— Он что, приехал штурмовать Кремль? Пользуясь отсутствием Горбачёва?
— Не Кремль, а Белый дом,— поправил Волошин.
— Тогда я вообще ничего не понимаю! Белый дом-то тут при чём? Он что, на машине не мог туда проехать?
— Вероятно, пробки,— растерялся администратор.
— Ну, допустим. И чего тут праздновать? Приехал человек на танке в дом правительства. Свободная Россия-то каким боком к этому касается?
— Нет, погодите,— Волошин почесал в затылке.— Тут у меня написано: в Москве создан ГКЧП.
— Час от часу не легче,— удивился вождь.— Не могла свободная Россия начаться с такой странной аббревиатуры. Я в институте, конечно, историю не особо жаловал… всё больше на дзюдо налегал… смотри статью четвертую нашей конституции: сколько ни читай, умнее не станешь. Но уж такую-то нелепицу запомнил бы. Вероятно, это твоё ГКЧП не оставило никакого следа в истории. Как это вообще могло расшифровываться?
— Городская контора членораздельного произношения,— предположил Волошин.— Генеральная комиссия чеченской политики… хотя нет, Чечня потом началась, кажется. Грузчикам Костромы — чистые простыни!
— Грамотный, Календарь Читай, Прогоню!— пошутил Путин.
— Читаю, читаю,— заторопился Волошин.— Тут ведь, видите, из Интернета-то что получается — значит, Горбачёв уехал в отпуск. Тут эти самые члены ГКЧП его там посетили и сообщили ему, что он болен…
— А сам он не догадывался?— поинтересовался Путин.
— Да не знаю я! Но, в общем, это сообщение на него так странно подействовало, что там, в отпуске, у него тут же отключилась вся связь с миром.
— Кто же, кроме него, мог отключить президентскую связь?— изумился Путин.— Он сам, вероятно, и отключил. Значит, так: они поставили ему диагноз. Вероятно, это были врачи, да? Горбачёвская комиссия частной помощи! Вот! Угадал! Сейчас всё восстановим, как оно было. Он летит в отпуск, и там комиссия врачей объявляет, что он болен. Он впадает в панику и отключает связь. Комиссия врачей сообщает о его болезни стране. Ельцин, думая, что теперь всё можно, садится на танк…
— Встаёт,— поправил Волошин.— Он стоя ехал.
— Ну хорошо, встаёт… А почему, собственно, встаёт? Может быть, он тоже был больной?
— Нет,— Волошин покачал головой.— В девяносто первом он точно был здоровый. Это я по институту помню, мы труды Коржакова проходили в семинаре «Хроника наиболее выдающихся подстав прошлого века».
— Нет,— Путин остановил бег по кабинету.— Что-то не стыкуется. Ещё информация есть?
— Есть,— Волошин перевернул страницу. Вообще-то вся информация давно распространялась на дискетах, но в Кремле сохранялась традиция подавать доклады на бумаге: в этом была какая-то особенная роскошь, шик стильности.— Вот: у Белого дома три дня и три ночи стояла многотысячная толпа. Лучшие люди России находились в ней. Может, были беспорядки какие?
— Да ты что,— уверенно протянул президент,— какие беспорядки?! Ты сам подумай: осудили после этого кого-нибудь?
— Вроде нет.
— Власть поменялась?
— Нет.
— Может, газеты запретили?
— Тоже нет…
— А ты говоришь — переворот. Значит, это шоу какое-то было. Наверное, Ростропович прилетел. Он был там, у Белого дома?
— Был,— кивнул Волошин.
— Вот,— удовлетворённо кивнул Путин.— Уже что-то вытанцовывается. Значит, прилетел Ростропович, так? Стал играть у Белого дома, так? Играл три дня и три ночи, потому что не мог остановиться. Это очень на него похоже, судя по нашим сведениям. Сбежалась толпа. Думали, наверное, что будет деньги раздавать… так?
— Конечно,— Волошин слушал как зачарованный. На его глазах творилась история.
— Ну вот. Он играл, играл… Ельцин тоже захотел послушать. А может, денег захотел. Но подходы к Белому дому все запружены толпой, народу полно, так? И он поехал на танке. Слушать Ростроповича. А в это время, совершенно независимо от них, врачебная комиссия сообщила президенту, что он больной, и он отключил у себя связь.
— Но свободная Россия-то при чём?— воскликнул Волошин.— Написано: народ ликовал.
— Ну конечно, ликовал! Смотри: президент в отпуске и не мозолит глаза, а тут сразу два таких зрелища: Ростропович играет и Ельцин на танке ездит!
— А свободная Россия-то при чём? Они все говорили, что одержали какую-то победу. Но какая победа-то? Собрались, постояли, подумаешь…— плачущим голосом повторил Волошин. Ему очень хотелось порадовать начальство согласием, но профессиональная честь была важнее. В конце концов, вечером президенту предстояло в прямом эфире поздравлять Россию, и надо было подготовить пристойный текст.
— Да,— потёр переносицу Путин.— Чего-то у нас того… не вытанцовывается со свободной Россией. Чёрт его знает, что у них там было… Слушай, а ты не пробовал отрешиться от всего этого? Может, другие какие были события в августе девяносто первого года?
— Ну, как…— Волошин перелистал подготовленную референтами справку.— Родились: выдающийся наш поэт Тюхин, крупный кинематографист Чихалков, композитор Бубликов, телевизионный комментатор Грушкин, врач-клонатор Семенниковский, командир первой марсианской экспедиции Гуринович…
Волошин оторвался от бумаг. Президент давно уже не прерывал его. Это было подозрительно. И точно: Путин смотрел в окно, на Красную площадь, в центре которой высился памятник первой Мисс Вселенной российского происхождения — Маше Калитиной, чьи выдающиеся формы были воспроизведены на памятнике с подкупающим буквализмом. Маша Калитина была удостоена звания Мисс Вселенной семнадцати лет от роду, в 2009 году, на пике мировой моды на всё русское.
— Стоп,— пробормотал Путин.— Стоп, не части. Маша Калитина когда родилась?
— 18 мая 1992 года,— отрапортовал Волошин. Эту дату в ФАСе помнили все — именно она послужила точкой отсчёта «золотого века», как бы окончательно закрепив приоритет России во всём мире.— Ба-тюш-ки! Вы гений, Владимир Владимирович!
— Ну, не гений,— скромно прокашлялся Путин.— Так, талант… Гений был мы все знаем кто. Но теперь хоть понятно: события августа 1991 года — это знакомство родителей Маши Калитиной. Вероятно, там и познакомились, когда Ростроповича слушали. Может, там же, в толпе, и зачали. Известное дело — порядка нет: Горбачёв в отпуске, Ельцин на танке… Отсюда и пошёл отсчёт времени свободной России. Маша всему миру доказала, что мы опять сверхдержава. Всё, готовь текст поздравления.
— А теперь — о главном!— Президент в прямом эфире стеровизора сделал интригующую паузу.— Ровно сто лет назад, 18 августа 1991 года, произошло событие, с которого начался отсчёт времени свободной России! Во время очередных московских гастролей видного европейского музыканта Ростроповича, когда крупный правительственный чиновник Борис Ельцин разогревал публику, демонстрируя эквилибристику на крыше танка, в толпе у Белого дома познакомились и решили связать свои судьбы Андрей и Ольга Калитины — родители будущего секс-символа свободной России! С этого дня мы по праву отсчитываем историю свободной России!
Камера отъехала, и стало видно, что Путин стоит у подножия памятника Маше Калитиной. Он возложил цветы к её безупречным ногам. Заиграл гимн Александрова.
— Всё-таки он голова,— шепнул оператору Волошин. Слезы гордости блеснули на его глазах.— Как хотите, ребята, а в прошлом веке Россия не давала таких гигантов!