Беседа Дмитрия Быкова с Леонидом Филатовым // «Неделя», 3 июня 1999 года

— Что ж, Лёня, вот ему и двести лет.
Вас не достал российский Всепоэт?
Его пропагандируют сурово —
всей мощью мегабайт и киловатт,
не меньше, полагаю, чем Лужкова.

— Я думаю, что он не виноват.
Заметь — с Лицея, с самого начала
Его Россия как-то отличала
И холила. Хоть кто он был? — арап,
Бросавшийся к тому ж на взрослых баб,
И доложу тебе — не без успеха.
О нём заговорила вся страна,
Всё в тот же миг подхватывало эхо:
Историю с женой Карамзина,
Любую строчку — даже ту, в которой
Сквозил намёк, высмеивался друг…
И что ему служило тут опорой?
Талант? Не только. Некий новый звук,
Гармония иная, если проще,
И впечатленье свежести и мощи
Таинственной. Как если б за дверьми
Другая жизнь стояла на пороге.
Я не люблю подобных аналогий,
Но раннего Высоцкого возьми —
Он стал легендой с первых выступлений.
Что ж, гений? Нет, не думаю, что гений;
Но чудо темперамента, напор,
Дар приковать к себе глаза и уши —
Тем более, что время стало глуше,
Бессолнечней, лишилось всех опор,
На слово наводился мёртвый глянец,
И тут — гляди — такой протуберанец!
А впрочем, будь я доктором наук
И разбери я средствами науки
Ритм, рифмы, метры, — опускаю руки
Пред главною загадкой: мощь и звук,
Слияние напора и накала —
С мужчинством. Одного таланта мало.

— Что, и мужская сила?

— И она.

— Где критерий?

— Он сделал то, что должен был.
И что ж? Урок исполнен, остальное — ложь.
И фикция. Для исполненья миссий
Годятся те, кто смерть свою готов
Швырнуть в лицо подобиям скотов.
Потом, ты говоришь о компромиссе.
Где компромисс? Послание к царю,
Согласие на личную цензуру?
Да. Многие — из подлости ли, сдуру —
Его корили. Я — не укорю.
Он не был с декабристами. И боле
Скажу тебе: по чести говоря,
Его железо пестелевской воли
Пугало, как всевластие царя,
А может, и сильней. Тиран на троне,
Тиран-борец — кто лучше, разочти?
На общем диссидентствующем фоне,
Я думаю, он был один почти:
Ни с этими, ни с теми. Он не ведал,
Возможен ли в России строй благой,
Но — руки прочь: он никого не предал.
Он после ссылки был уже другой.
Он был бы всей душою с этой горсткой,
Но — до стрельбы, до крови, до черты.
Он был не экстремист. От Новодворской,
Боюсь, отмежевался бы и ты.

— Не знаю. И равняться, право слово, с ним не хочу.
И, что гнусней всего, в своём столе имея «Годунова»,
я много дал бы, чтоб издать его,
хотя б ценою компромисса с властью…
Но мне его не предлагают, к счастью.

— А в остальном — он действовал не так,
Как полководец на кровавом поле,
Но как актёр в непостижимой роли.
Отсюда глядя — автор был мастак:
Всё так сошлось — любовь, стихи, свобода,
Империя, гаданье, колдовство, —
Что никакого светлого исхода:
Исход один. И он сыграл его.
Все вышло как по-писаному. В общем,
Предназначенье знает больше нас,
Он видел всё, и сколько мы ни ропщем —
Он точно выбрал способ, день и час.
Быть может, не желая. И уж точно —
Не приближая этого конца.
Но наша воля вряд ли правомочна,
Когда пред нами замысел творца.
Он высказался, выполнив всецело,
Что мог. Превыше логики земной
Есть логика судьбы. И наше дело —
Ей следовать. Увы, любой ценой.