Дмитрий Быков // «Вечерний клуб», 24 апреля 1997 года
Ругать «Нику», на мой взгляд такой же дурной тон, как хвалить «Кавказского пленника» ибо это банально. Гусман на церемонии 18 апреля показался мне усталым. Я его понимаю. Десять лет он тратит время, силы, знойную свою энергию на устроительство главного праздника отечественного кино, у которого только этот праздник и остался (мажористые фестивали не в счёт — там всё больше пьют). «Ника» и на этот раз была длинным, красивым, помпезным праздником, а когда детский хор пел в честь и память Таривердиева — это было очень достойно.
Значит, претензии у меня чисто вкусовые, и не к процедуре награждения, а к решению академиков, список которых теперь, слава Богу, обнародован и роздан приглашённым. Есть с кого спросить, хоть и незачем. Лично я убеждён (и это не эпатаж, не вызов и не оригинальничанье), что «Ники» заслуживала одна картина — «Научная секция пилотов» Андрея И. К И у меня могут быть свои претензии (имидж у него действительно весьма отталкивающий, страшные понты), но фильм его — единственная строго продуманная, лихо закрученная, хорошо просчитанная и действительно умная история в отечественном кино последнего года. Не стану пересказывать сюжет, но главная мысль картины — о том, что виновного искать не надо, ибо каждое наше действие в конечном итоге ведёт к общей катастрофе,— кажется мне более чем актуальной. Там вообще много хороших придумок, остроумных решений и тонко подобранных лейтмотивов, создающих в итоге чувство неслучайности, паутинной предопределённости всего. Это ново, это интересно смотрится, это касается каждого, ибо И вытащил на свет Божий все наши страхи, связанные с подземельем, с андеграундом и с метро как частным случаем подземности. Картина получила в итоге «Нику» за операторскую работу (Игорь Клебанов, бесспорный виртуоз), но мне стыдно за академиков, проморгавших перспективного молодого режиссёра, у которого, конечно, свои тараканы в голове, но зато он умеет думать.
Приз за лучшую режиссуру я отдал бы Дмитрию Месхиеву за прелестный «Экзерсис номер пять», которому вполне подошло бы и название «Четыре с половиной». Кино про кино — действительно лучше всего обозначить его числительным, как сделал в сходных обстоятельствах незабвенный Феллини. На площадке забыли выключить камеру. И вот она фиксирует всё, из чего состоит жизнь: измены, споры об экзистенциализме, технические неполадки, поспешный автобусный секс, скандалы, тоску по умершим, любовь-ненависть к живым… Приём прост, но действительность, которую выстраивает Месхиев, узнаваема. Есть штампы, но есть и издёвка над штампами, и всё это при абсолютно живой и убедительной актёрской игре, при полной иллюзии скрытой камеры (как работает оператор Сергей Юриздицкий — отдельная тема: при всём почтении к Клебанову я был бы не прочь наградить его за «Летних людей», картину, где оператор честно выполнял режиссёрскую задачу, никак себя не выпячивал и этим доказал класс).
Если же экзерсис Месхиева показался академикам слишком простым, или слишком, наоборот, претенциозным, или чересчур легкомысленным,— наградить, безусловно, стоило А.Балабанова за «Трофима». «Трофим», на мой вкус, слишком литературен, отчасти вторичен, но боль Балабанова — боль за стремительное расчеловечивание нашего кино, за ненужного, «выброшенного» человека,— мне вполне понятна, даром что ничего особенно оригинального в такой постановке вопроса нет. «Трофим» — кино о том, как от камеры неизбежно ускользает самое интересное (зачастую оно просто изгоняется из кадра). Снято это весело, по-питерски культурно,— чем не кандидат на «Нику»? Тем более что Балабанов — один из немногих, кто и сегодня умудряется снимать. Очевидно, «Ника» приберегается до будущего года, когда картин будет ещё меньше, а Балабанов как раз закончил новый фильм, обещанный «Кинотавру». Вот он всё и получит.
О лучшей женской роли говорить не хочу, поскольку и одна кандидатура, увы, меня не устраивала. Наградить Наталью Коляканову — значило бы поощрить очень слабую и претенциозную картину, которую не вытягивает даже колякановская нервная, на грани истерики игра. Снобы, конечно, обрадовались бы, потому что Коляканова (в чём нет никакой её вины) — персонаж модный. Так что награждение Елены Сафоновой радует меня не в пример больше… хотя «Президент и его женщина» — фильм ничуть не сильнее «Принципиального и жалостливого взгляда». Ходульный фильм. Местами пошлый. Очень дамский. Сафонова играет на старых приёмах, на давно знакомых и милых гримасках, типаж опять-таки родной, сафоновский, роковой, милый и несчастный, вынужденно эмансипированный, коротко стриженный… В общем, если выбирать не из чего, пусть уж «Нику» получит нечасто балующая нас Сафонова. Ей во Франции нужней.
А теперь — о главном победителе. Приз за лучшую режиссуру, за лучший сценарий, за лучший фильм, за лучшую мужскую роль (аж два) получил фильм Сергея Бодрова «Кавказский пленник». По сути дела академики оказались — чисто по-кавказски — заложниками малокартинья, на котором и «Пленник» — кино. На самом деле перед нами фильм во всех отношениях «мейнстримный», то есть не поднимающийся выше стандарта, но не в стандартности дело в конце концов. Очень трудно извлечь из истории, лежащей в основе «Пленника», какую-то мораль, кроме абстрактно-гуманистической, политкорректной, антивоенной и т.д. Правда, Толстой в своём «Пленнике» умудрился вытащить ещё один конфликт, кроме русско-чеченского: это конфликт жилистой жилинской силы и костылинских костылей, вялости, капитуляции…
У Бодрова, Алиева и Гиллера этого нет: бывалый персонаж Меньшикова по мужеству и стойкости не превосходит желторотого персонажа Бодрова-младшего. Меньшиков играет профессионально, но это в моих глазах не комплимент: то, что он владеет приёмами,— общеизвестно, а герой всё равно в итоге выходит плоским, клишированным, что от него и требуется. Сергей Бодров-младший, в интервью «Домовому» скромно назвавший себя «просто хорошим человеком», сейчас снисходительно-добродушно ведёт «Взгляд»; во «Взгляде» его — безразличие и ленца, но сыграл он хорошо, кое в чём оказавшись даже поживее Меньшикова. Главная же беда «Пленника» — это типичное кино сценариста: история просчитана грамотно, в меру драматична и мелодраматична (несмотря на то, что все персонажи вроде старого чеченца или его юной дочери опять-таки получили по одной определяющей черте и существуют в двух измерениях). Но кино нет. Ибо нет киноязыка — главного, на чём держится любая хорошая картина. Из горных пейзажей (спасибо Павлу Лебешеву), репризных диалогов, узнаваемых масок не выстраивается киноповествование. Оно возможно только там, где кино делается личностями. В их, личных, а не коммерческих или политических целях.
В целом «Ника» доказала главное: свою нужность. Ибо даже когда не из чего выбирать и некого награждать, отечественное кино напоминает городу и миру о потере критериев, о бедственности своего положения и о нашей тотальной сегодняшней неготовности воспринимать что-либо, кроме «умиротворяющей ласки банальности».
Значит, претензии у меня чисто вкусовые, и не к процедуре награждения, а к решению академиков, список которых теперь, слава Богу, обнародован и роздан приглашённым. Есть с кого спросить, хоть и незачем. Лично я убеждён (и это не эпатаж, не вызов и не оригинальничанье), что «Ники» заслуживала одна картина — «Научная секция пилотов» Андрея И. К И у меня могут быть свои претензии (имидж у него действительно весьма отталкивающий, страшные понты), но фильм его — единственная строго продуманная, лихо закрученная, хорошо просчитанная и действительно умная история в отечественном кино последнего года. Не стану пересказывать сюжет, но главная мысль картины — о том, что виновного искать не надо, ибо каждое наше действие в конечном итоге ведёт к общей катастрофе,— кажется мне более чем актуальной. Там вообще много хороших придумок, остроумных решений и тонко подобранных лейтмотивов, создающих в итоге чувство неслучайности, паутинной предопределённости всего. Это ново, это интересно смотрится, это касается каждого, ибо И вытащил на свет Божий все наши страхи, связанные с подземельем, с андеграундом и с метро как частным случаем подземности. Картина получила в итоге «Нику» за операторскую работу (Игорь Клебанов, бесспорный виртуоз), но мне стыдно за академиков, проморгавших перспективного молодого режиссёра, у которого, конечно, свои тараканы в голове, но зато он умеет думать.
Приз за лучшую режиссуру я отдал бы Дмитрию Месхиеву за прелестный «Экзерсис номер пять», которому вполне подошло бы и название «Четыре с половиной». Кино про кино — действительно лучше всего обозначить его числительным, как сделал в сходных обстоятельствах незабвенный Феллини. На площадке забыли выключить камеру. И вот она фиксирует всё, из чего состоит жизнь: измены, споры об экзистенциализме, технические неполадки, поспешный автобусный секс, скандалы, тоску по умершим, любовь-ненависть к живым… Приём прост, но действительность, которую выстраивает Месхиев, узнаваема. Есть штампы, но есть и издёвка над штампами, и всё это при абсолютно живой и убедительной актёрской игре, при полной иллюзии скрытой камеры (как работает оператор Сергей Юриздицкий — отдельная тема: при всём почтении к Клебанову я был бы не прочь наградить его за «Летних людей», картину, где оператор честно выполнял режиссёрскую задачу, никак себя не выпячивал и этим доказал класс).
Если же экзерсис Месхиева показался академикам слишком простым, или слишком, наоборот, претенциозным, или чересчур легкомысленным,— наградить, безусловно, стоило А.Балабанова за «Трофима». «Трофим», на мой вкус, слишком литературен, отчасти вторичен, но боль Балабанова — боль за стремительное расчеловечивание нашего кино, за ненужного, «выброшенного» человека,— мне вполне понятна, даром что ничего особенно оригинального в такой постановке вопроса нет. «Трофим» — кино о том, как от камеры неизбежно ускользает самое интересное (зачастую оно просто изгоняется из кадра). Снято это весело, по-питерски культурно,— чем не кандидат на «Нику»? Тем более что Балабанов — один из немногих, кто и сегодня умудряется снимать. Очевидно, «Ника» приберегается до будущего года, когда картин будет ещё меньше, а Балабанов как раз закончил новый фильм, обещанный «Кинотавру». Вот он всё и получит.
О лучшей женской роли говорить не хочу, поскольку и одна кандидатура, увы, меня не устраивала. Наградить Наталью Коляканову — значило бы поощрить очень слабую и претенциозную картину, которую не вытягивает даже колякановская нервная, на грани истерики игра. Снобы, конечно, обрадовались бы, потому что Коляканова (в чём нет никакой её вины) — персонаж модный. Так что награждение Елены Сафоновой радует меня не в пример больше… хотя «Президент и его женщина» — фильм ничуть не сильнее «Принципиального и жалостливого взгляда». Ходульный фильм. Местами пошлый. Очень дамский. Сафонова играет на старых приёмах, на давно знакомых и милых гримасках, типаж опять-таки родной, сафоновский, роковой, милый и несчастный, вынужденно эмансипированный, коротко стриженный… В общем, если выбирать не из чего, пусть уж «Нику» получит нечасто балующая нас Сафонова. Ей во Франции нужней.
А теперь — о главном победителе. Приз за лучшую режиссуру, за лучший сценарий, за лучший фильм, за лучшую мужскую роль (аж два) получил фильм Сергея Бодрова «Кавказский пленник». По сути дела академики оказались — чисто по-кавказски — заложниками малокартинья, на котором и «Пленник» — кино. На самом деле перед нами фильм во всех отношениях «мейнстримный», то есть не поднимающийся выше стандарта, но не в стандартности дело в конце концов. Очень трудно извлечь из истории, лежащей в основе «Пленника», какую-то мораль, кроме абстрактно-гуманистической, политкорректной, антивоенной и т.д. Правда, Толстой в своём «Пленнике» умудрился вытащить ещё один конфликт, кроме русско-чеченского: это конфликт жилистой жилинской силы и костылинских костылей, вялости, капитуляции…
У Бодрова, Алиева и Гиллера этого нет: бывалый персонаж Меньшикова по мужеству и стойкости не превосходит желторотого персонажа Бодрова-младшего. Меньшиков играет профессионально, но это в моих глазах не комплимент: то, что он владеет приёмами,— общеизвестно, а герой всё равно в итоге выходит плоским, клишированным, что от него и требуется. Сергей Бодров-младший, в интервью «Домовому» скромно назвавший себя «просто хорошим человеком», сейчас снисходительно-добродушно ведёт «Взгляд»; во «Взгляде» его — безразличие и ленца, но сыграл он хорошо, кое в чём оказавшись даже поживее Меньшикова. Главная же беда «Пленника» — это типичное кино сценариста: история просчитана грамотно, в меру драматична и мелодраматична (несмотря на то, что все персонажи вроде старого чеченца или его юной дочери опять-таки получили по одной определяющей черте и существуют в двух измерениях). Но кино нет. Ибо нет киноязыка — главного, на чём держится любая хорошая картина. Из горных пейзажей (спасибо Павлу Лебешеву), репризных диалогов, узнаваемых масок не выстраивается киноповествование. Оно возможно только там, где кино делается личностями. В их, личных, а не коммерческих или политических целях.
В целом «Ника» доказала главное: свою нужность. Ибо даже когда не из чего выбирать и некого награждать, отечественное кино напоминает городу и миру о потере критериев, о бедственности своего положения и о нашей тотальной сегодняшней неготовности воспринимать что-либо, кроме «умиротворяющей ласки банальности».