И снова дневник. 1983 год. Глава 10. Джеймс-Тургенев. Перемежающаяся лихорадка
Кадр из фильма по мотивам "Поворота винта", романа Генри Джеймса
Продолжим. Забавно получилось, что в тот период я, в основном, читал вперемешку - или вперемеЖку? - Тургенева и Генри Джеймса, и лишь однажды отвлекся на Роберта Музиля, к которому потом вернулся много лет спустя.
Я почти напрочь устранил из дневника любые личные мотивы и реакции на советскую действительность, писал только о литературе, что мало кому интересно. Но тут уж я ничего не могу поделать.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
7 апреля 1983 года
Как экстрасенс стал юродивым
Не будучи великим писателем (я был неправ), Тургенев в больших количествах надоедает и не действует. Да и повести его 60-х годов - милые пустячки, кроме "Странной истории" с экстрасенсуальной тематикой, хотя экстрасенс по необразованности становится юродивым. Все же любил Тургенев эти загадочные темы, весьма модные тогда.
8 апреля
А ранние повести Тургенева лучше, чем 60-х годов. Один "Дневник лишнего человека" стоит весьма многого, удивительная интонация, язвительность, трагичность, надрыв, просто крик - и всё искренне, самоуничижительно, мазохистки, как "Записки из подполья".
Лично мне очень близки чувства "лишнего" человека Чулкатурина, его ощущения ненужности своего существования, очень остро выраженные вместе со страшно саркастическими наблюдениями над людьми, изобличающими незаурядность ума Чулкатурина. Но он не чета Онегину-Печорину - мелок и слишком незначителен социально. Однако великолепно написано.
Особенности "Поворота винта"
Х. Джеймс "Поворот винта". Это немного другой Джеймс, чем в short stories, более приближен к обыкновенным писателям. Есть описания природы, хоть и подчиненные психологическим состояниям героини, есть описания внешности героев, но не так, как обычно, а тоже подчинены психологии (обычно автор берет как бы паузу и начинает подробно выписывать каждую деталь. Это тоже подчинено более глубокому смыслу, но в большом количестве - как новый персонаж, так сразу его внешность - воспринимается как самостоятельные картинки, не мешающие, но и не помогающие проникнуть вглубь текста, например, у Тургенева, типичный случай).
Несмотря на большую обстоятельность, Джеймс остается верен своему поэтическому рационализму. В "Повороте винта" действуют призраки, но их появление сопровождается таким анализом чувств, оттенков, восприятий разных героев, соприкасающихся с нечистой силой, что ни о чем сверхъестественном уже не вспоминаешь.
И всё это овеяно поэзией, хотя порой и мрачноватой, и сильно сентиментализированной в русском переводе (перевод Н. Дарузес все же героичен и хорош, но не хватает великого чувства меры, от Бога данного писателю, но не данного переводчице. Хотя в целом у нас с английского прекрасно переводят, но эквивалент в случае с Х. Джеймсом наверное невозможен).
Призрак психологии
Призраки - тоже поэтические символы страхов неистребимого пуританства главной героини, что ли. Хотя спервоначала реально и эмоционально восприняты. Но Джеймс не просто писал "мрачную" повесть в манере Эдгара По (хотя есть общее с По - тот же предельный, почти научный рационализм рядом с невероятными происшествиями. По даже более сух и логичен, когда описывает чудесные явления и события, его великая поэзия в его прозе запрятана и редко-редко проглядывает. Джеймс напряженно-психологичен, исследует все причины и следствия и никогда не чуждается поэзии, образуя удивительный "чудесный сплав").
Джеймс описывает события через специфическое восприятие героини, но если вдуматься, то возможна иная трактовка, чем ее, и писатель об этом тонко напоминает. Но всерьез или не всерьез вывел Джеймс своих призраков, но эта повесть - самая страшная из тех, что я знаю, и по своему художественному ощущению ужаса может сравниться лишь с новеллами Кафки (его романов я не читал).
10 апреля
Эзотеричный Музиль
Р. Музиль - истинно эзотерический писатель, в оригинале совсем не воспринимается, в переводе с трудом. В параллельном чтении выясняется его великое искусство стиля и мысли. "Тонка" - одно из наиболее простых произведений, но художественная целостность, исполненная захлебывающегося интеллектуализма (отнюдь не сухого, а полного поэтичнейших описаний и фраз, созвучий и перепадов) скрывает под собой бесконечную лестницу вторых и далее планов, ведущих буквально в непостижимую глубину.
Простой рассказ о крестьянской девушке и ее любовнике превращен в бог знает какую интеллектуальную abenteuer, так что в конце, эмоционально восхитившись граненостью фраз, так и не понимаешь, что к чему. Но я-то точно туп на таких умных писателей, почитал предисловие к Музилю - и аж опупел.
А так я чувствую слабость к австрийской литературе конца XIX - начала ХХ века: Шницлеру, Цвайгу, Йозефу Роту пр. Есть некое приятное ощущение гигантского, непрочного, но пока держащегося национально-политического конгломерата и трагическое восприятие его гибели + постоянное взаимодействие писателей с Фрейдом, и оттого обостренный психологизм, и высокая культура, свойственная немецкой нации вообще.
11 апреля
Неслыханно много пейзажей
"Письма Асперна" - настоящая большая повесть Джеймса, и в своих крупных произведениях Джеймс более традиционен в форме, есть зарисовки венецианских видов, даже чуть пейзажи утра, дня и вечера - неслыханно много (конечно, для Тургенева это было бы мало, но он пишет эти красиво раскрашенные картинки по 2-3 на повесть, они иллюстративны, хорошо написаны, но слишком специально, слишком намеренно, и психологически чаще всего пусты, хотя претендуют на выражение чувств героя), но они обязательно необходимы, и всегда служат вместилищем для интеллектуального наполнения.
Кадр из фильма по "Письмам Асперна"
И всюду неповторимый стиль
Содержание по-джеймсовски иронично, и диалог неожидан, нестандартен, как и обоснования его. Нестандартно и содержание, с одной стороны, высмеивание мелочного интереса к письмам великого поэта. Джеймс без смущения выдумал Асперна, смелый шаг. Недавно Арро в "Пяти романсах" тоже выдумал на сей раз безымянного поэта, но всунул кучу исторических неурядиц и крайне неудачно использовал стихи своей жены, которые разрушили своей избитой, вторичной, но претенциозной поэзией всякий намек на обаяние выдуманного образа. Вдобавок Арро отнес своего поэта к концу XIX века, хотя фигура его - нечто среднее между Ап. Григорьевым и Полежаевым, и должна быть отнесена к более ранним годам.
Джеймс таких глупостей не наделал, его Асперн исторически точен, кроме утопичности его американского происхождения, в 20-х годах XIX века в Америке не могло быть такого поэта (с чего я это взял?), но, с другой стороны, сочувствие мукам литературного критика, мечтающего о письмах кумира.
И ирония касается как его образа, так и образов бывшей любовницы поэта и племянницы ее, старой девы. Всё наполнено едким смехом, но всё мягко, без грубых мазков. Все виновны - и всех можно простить.
И неповторимый, удивляющий своим проникновением всюду стиль, с каждой страницей усиливает внимание, притягивает - и в своем постоянстве лишен однообразия.
12 апреля
Неравноценный классик
Среди ранних повестей Тургенева, впрочем, есть и крайне слабые, неинтересные, как и среди поздних. Очень неровный и неравноценный автор. "Три встречи" невозможно читать. "Переписку" я просто бросил. А вот "Два приятеля" - просто блистательный психологический этюд, начинается гоголевским добродушным юмором, с сатирическими нотками, а кончается драматически, тяжело, но логично, и сквозит в финале горькая мудрость слишком хорошего понимания иронии нашей жизни: нет незаменимых людей, нет вечных чувств.
Неплохо в том же роде и "Затишье", только более растянуто, и композиция слабее.
Прелесть Дэзи Миллер
А вот ранний Х. Джеймс "Дэзи Миллер" - эскиз к зрелым работам. Интересный психологический разбор, как и обычно, но стиль еще очень традиционный, какой-то диккенсо-теккереевский. Нет той остроты и крайностей психологизма, и рассказчик чересчур объективен, отстранен. Хотя большая часть восприятий через Уинтерборна, но не все.
Ирония порой слишком обнаженная и явная. Конечно, большая удача - Дэзи, но при всей возможной новизне для того времени, (ее образ) сейчас сохранил всё очарование, но стал довольно обычным. Тогда же, в 1879 году, он наверняка возмущал вкус. Что любопытно. На мой взгляд, Дэзи чиста и целомудренна предельно, даже при всех пуританских мерках. И уж о каком возмущении вкуса речь, не ясно. Это же не Манон Леско, не Кармен! Ну да ладно.
Мои дневники