Военная культура адыгов (черкесов)

Тысячелетняя история адыгов представляет собой хронику непрерывной борьбы за выживание и сохранение независимости. Состояние перманентной войны являлось тем неизменным антуражем, на фоне которого протекал этногенез адыгов. Боевые действия против внешних врагов или внутренние стычки были повседневной реальностью, что наложило неизгладимый отпечаток на общественное сознание и сформировало военный быт. Статус воина был чрезвычайно высок, а военное дело относилось к числу высокопрестижных занятий. Особое место в адыгском социуме занимала военная культура, включавшая в себя комплекс представлений о войне и различные аспекты военного искусства.Правила ведения войны регламентировались у адыгов особым рыцарским кодексом чести оркъ хабзэ, в силу своей высокой престижности оказывавший значительное воздействие на стиль поведения всех слоев общества. Нормы “культуры войны” изобиловали множеством условностей и запретов. Так, нельзя было атаковать безоружного или раненого врага, обращать оружие против женщин и детей. Предписывалось гуманное обращение с пленными и почтительное отношение к телам павших врагов.Священной обязанностью и первейшим долгом каждого воина считался вынос с поля боя раненых и убитых соотечественников, невзирая на собственную безопасность. Как правило, в руки врага они могли попасть только в результате тяжелого поражения, когда потери адыгов значительно превышали число оставшихся в живых. В подобном случае предпринимались немедленные действия для их выкупа или обмена у противника.Сдача в плен считалась у адыгов “верхом бесславия” и поэтому, — отмечает К.Ф. Сталь, — “никогда не случалось, чтобы вооруженный воин отдался в плен. Потеряв лошадь, он будет драться до последней возможности и с таким ожесточением, что заставит наконец убить себя”.Особое место в адыгской иерархии ценностей занимал культ оружия, которое являлось неотъемлемой частью образа воина, символом чести своего владельца. Согласно традиционным представлениям, без оружия (за исключением кинжала, являвшегося деталью комплекса одежды) адыгский мужчина мог находиться только в пределах собственной усадьбы. Лишь этикетные нормы священного обычая гостеприимства могли побудить его снять с себя на время пребывания в кунацкой часть вооружения (тут же развешиваемого на стенах гостевого дома). Иные ситуации (даже временного и символического отказа от оружия) адыгскими адатами не предусматривались. Элементы комплекса вооружения являлись непременной составляющей дара дворянину (оркъ тын) при заключении им феодального контракта, входили в состав “цены крови” адыгских аристократов и брачного выкупа за невесту знатного происхождения. Дорогое оружие (зачастую с драгоценной отделкой) было единственной роскошью, которая дозволялась адыгским мужчинам аскетичной рыцарской этикой. Комплекс боевого снаряжения, использовавшийся адыгами, являлся результатом длительной эволюции в военной сфере и показательной иллюстрацией динамического равновесия наступательных и оборонительных видов вооружения. Кроме этого, выбор оружия был взаимосвязан с тактикой ведения боя и определялся природными условиями местного театра военных действий.Так, основным наступательным оружием у меотов являлись железные мечи нескольких типов, хорошо приспособленные для прорубания нательного доспеха, получившего широкое распространение как у самих меотов, так и их ближайших соседей и соперников — скифов, у которых основной ударной силой были тяжеловооруженные всадники.Начиная с X - XI вв., на смену мечам постепенно приходит более совершенное холодное оружие — сабли, в эпоху Белореченской культуры XIII - XVI вв. принимающие легко узнаваемый облик — с узким длинным (около 1,1 м) и искривленным клинком со штыковым концом. Такие сабли предназначались не только для прорубания, но и для прокола кольчуги. Для поражения противника на расстоянии использовалось метательное оружие — лук и стрелы. В то же время именно здесь, на Северо-Западном Кавказе, во второй половине XIV - начале XV вв. появляется весьма совершенный кольчато-пластинчатый доспех, отличавшийся исключительной прочностью и легкостью и в силу этого получивший широкое распространение далеко за пределами Черкесии. В состав защитного комплекса входили также шлем, налокотники и кольчужные рукавицы.Очередным мощным фактором, нарушившим равновесие средств нападения и защиты, стало распространение у адыгов огнестрельного оружия (начало которого можно датировать серединой XVII в). Начинает проявляться тенденция на постепенное вытеснение доспехов, хотя на первых порах еще технически несовершенные ружья сосуществуют с высококачественной защитной экипировкой. При этом огнестрельное оружие, на поле боя заметно сократившее превосходство профессионального воина перед простолюдином, далеко не сразу завоевало симпатии адыгского рыцарства, в силу чего ружьями первоначально оснащалась только пехота, а всадники-дворяне оставались верны холодному оружию. Еще более негативное отношение к “огненному бою” демонстрировали непревзойденные кавалеристы мусульманского мира — черкесские мамлюки, считавшие его уделом слабых и не пожелавшие смириться с закатом эпохи клинка и доспеха вплоть до падения своего государства под залпами османских пушек.Именно в этот переходный период у адыгов получает массовое распространение новый вид клинкового холодного оружия — шашка (от адыг.сэшхо – «длинный клинок»), весьма эффективная для борьбы с противником, не имеющим защитного доспеха и предназначенная для нанесения не колющего, а рубящего удара. Этой цели были подчинены конструктивные особенности шашки — отказ от защитной крестовины сместил центр тяжести к боевому концу клинка, что позволяло даже легкой шашкой наносить стремительные и мощные удары.Адыгская шашка оказалась чрезвычайно удачным видом холодного оружия, как нельзя лучше соответствующим кавказскому театру военных действий сего горно-лесными ланд-шафтами и была одинаково удобна и в конном, и в пешем бою. Естественно, что смена комплекса вооружения (“доспехи — сабля — лук” на “огнестрельное оружие — шашка”) произошла не одномоментно и растянулась вплоть до конца Кавказской войны. При этом определяющим фактором данного процесса становится вооружение и тактические особенности ведения боевых действий основным противником адыгов. Отсутствие защитного доспеха у солдат российской армии окончательно закрепило легкую шашку в арсенале адыгов. Постепенно уходят в прошлое и кольчуги — способные выдержать удар пули, выпущенной из гладкоствольного оружия, они оказывались бессильными против картечных залпов и штыковых ударов, являвшихся основой российской тактики. Так, почти все панцирники, ворвавшиеся в Абинское укрепление в 1840 году, погибли на штыках защитников форта.Повсеместное распространение огнестрельного оружия практически вытеснило столь же древнюю, как и доспехи, деталь вооружения — лук, переведя его из боевой сферы в знаково-символическую сферу — вспомним, что именно пучок стрел является деталью адыгского национального знамени.Ударное и древковое холодное оружие уже не имело большого распространения — доминантой военного искусства адыгов все же являлся не копейный бой, а “удар в шашки”. К тому же использование пик и копий затруднялось специфическими природными условиями Закубанья. Другие элементы военной культуры также могли трансформироваться с течением времени. Характерно, что апогей подобных преобразований приходится на конец XVIII — первую половину XIX вв., будучи тесно увязан с изменениями в социальной структуре адыгского общества и с процессами политической консолидации в годы Кавказской войны.Так, в эпоху “классической” Черкесии руководство военными силами у адыгов было тесно сопряжено с политическим лидерством и находилось в руках дворянства, представлявшего собой сословие профессиональных военных. В равнинных княжествах верховными главнокомандующими до самого конца Кавказской войны оставались старшие представители правящих династий. У горных адыгов, несмотря на отстранение аристократии от политической власти, дворяне по-прежнему возглавляли военные контингенты. Так продолжалось до середины 1840-х годов, когда на смену дворянству “демократов” начинают приходить незнатные командиры, к этому времени приобретшие значительный опыт борьбы с российскими войсками.Основными родами войск у адыгов являлись кавалерия и пехота. Наибольшего разви-тия конница достигла у равнинных адыгов, особенно ею славились княжеско-дворянские дружины. Обитатели гор и предгорий преимущественно сражались в пешем строю, что объясняется главным образом сильно пересеченным рельефом местности. Тем не менее любой адыг независимо от места жительства и сословного статуса старался приобрести коня из со-ображений престижности и участвовать в дальних походах непременно верхом.К числу родов войск, появившихся в ходе Кавказской войны, следует отнести артиллерию и морской флот. Артиллерия использовалась адыгами эпизодически, главным образом для обстрела российских укреплений и для прикрытия наиболее уязвимых пунктов черноморского побережья. Известные адыгам со времен меотской эпохи легкие парусно-гребные галеры (“камары” античных авторов), обладали хорошими мореходными качествами и были способны вмещать по несколько десятков человек. Небольшие флотилии таких лодок, ранее применявшиеся в основном для торговых целей и пиратства, с установлением морской блокады стали использоваться для нападения на российские военные суда и базировавшиеся в укреплениях ладьи азовских казаков. С помощью галер поддерживалась связь между различными пунктами побережья, осуществлялась переброска военных грузов и живой силы. Немаловажно, что данная специализация по роду войск была весьма условна, ввиду чего любой моряк или артиллерист при необходимости мог сражаться в пехоте, так же как и каждый всадник умел воевать в пешем строю. Особый институт походной пищи и принцип самообеспечения делали ненужной интендантскую службу (исключением являлись наиболее длительные военные предприятия). Индивидуальные навыки адыгских воинов в деле преодоления рек и других преград, а также в штурме крепостей, препятствовали оформлению особой службы инженерного обеспечения. Единственным исключением является, пожалуй, сфера военной медицины в силу ее узкой специализации.Военно-стратегические задачи, стоявшие перед вооруженными силами адыгов как на уровне отдельных княжеств, так и в редкие периоды политического единства Западной Чер-кесии, были продиктованы комплексом представлений адыгов о целях и характере возможной войны, то есть военной доктриной. Адыгская военная доктрина никогда не носила агрессивного характера и не была направлена на захват территорий за пределами Черкесии. Ее краеугольным камнем являлось сохранение политической независимости страны.При этом, в случае неудачи мирных переговоров, основной вид стратегических действий избирался в соответствии с военно-политической обстановкой и мог меняться в зависимости от ситуации. Так, активная оборона, которой адыги главным образом придерживались с начала войны и препятствовавшая российскому проникновению вглубь Черкесии, все чаще сменяется наступательными действиями — нанесением ударов по российским укреплениям и поселениям как на территории Закубанья, так и вне его пределов с целью прорыва блокады, недопущения казачьей колонизации адыгских земель, уничтожения опорных пунктов и живой силы противника.Характерной особенностью военного искусства адыгов являлось сосредоточение сил на важнейших стратегических направлениях и выбор слабейшего звена в обороне противника. Так, в 1840 г. с целью прорыва блокады Черкесии, были атакованы укрепления Черноморской береговой линии, сами к тому времени находившиеся в практически полной изоляции. Широкомасштабные наступления, требовавшие колоссальных усилий и четкой координации, были не столь часты. Таково было контрнаступление лета 1862 г., когда воинскими контингентами Великого Меджлиса был нанесен целый ряд комбинированных ударов: убыхи, перешедшие на северный склон Кавказского хребта, вместе с абадзехами атаковали укрепления и станицы в тылу передовых линий; шапсуги вторглись в уже потерянный Натухай, штурмовали крепости в самой Шапсугии; нападению подверглись и станицы в самой Черномории; вся хозяйственная жизнь закубанских колонистов была практически парализована. Это было последнее напряжение сил независимой Черкесии, которое, тем не менее, на некоторое время сумело установить паритет сил с группировкой российских войск, сосредоточенной на Северо-Западном Кавказе.Боевые действия периода Кавказской войны наглядно продемонстрировали не только стратегическое искусство, но и все богатство тактических возможностей адыгов. Перед началом военной операции осуществлялся комплекс мероприятий разведывательного характера. В то же время предпринимались все возможные меры для сохранения собственных военных планов в тайне от противника. С целью сосредоточения военных сил вблизи места ожидаемого боевого соприкосновения с противником, создавался военный лагерь, где проходил военный совет и откуда, разделяясь на авангард, основные силы и боевое охранение, выдвигались войска. Управление войсками в бою осуществлялось рассылкой гонцов и подачей условных сигналов, в том числе — положением знамен.Тактические приемы ведения боевых действий, использовавшиеся адыгами, были на протяжении столетий многократно апробированы в условиях партизанской войны — единственно возможного способа борьбы с превосходящими силами противника в условиях горно-лесного Закубанья. Так, на равнине, в обезлесенной местности, адыги предпочитали использовать конницу, в условиях пересеченного ландшафта возрастала роль пехоты. В оборонительном бою адыги придерживались рассыпного строя, позволявшего свести к минимуму потери от ружейного и (в особенности) артиллерийского огня противника; при этом максимально использовались особенности рельефа, местные укрытия. Основным оружием являлось огнестрельное, эффективность которого была обеспечена сочетанием стрелковой подготовки адыгских воинов, высокой скоростью перезаряжания и превосходными тактико-техническими данными нарезных винтовок. При контратаках и преследовании отступающего врага, боевые порядки адыгов становились более слитными. При этом посредством огневого контакта адыги стремились ошеломить противника, расстроить его боевые порядки и довершить разгром внезапным ударом холодным оружием. Подобная тактика неоднократно описана в российских источниках: “Вступили в лес, — и лес, будто очарованный, ожил. Каждый куст, каждое дерево, каждый камень грозят смертью. Людей не видно; слышны только выстрелы, вырывающие из фронта солдат. Не знаешь, как силен неприятель; но избави Бог смутиться хотя на мгновение! Враг из-за кустов зорко следит за этим. Шашки вон — и тогда от роты обыкновенно не оставалось ничего, — так быстры и решительны бывали в таких случаях натиски горцев... ” Наступательные операции требовали максимальной концентрации сил в месте наносимого удара, которая достигалась у адыгов использованием сомкнутого строя (нисколько, впрочем, не означавшего отказа от индивидуальных поединков). Доминантой наступательного боя адыгов был конный “удар в шашки”, устоять против которого не могла никакая кавалерия, в том числе и казачья: “С первого раза казачья конница должна была уступить коннице черкесской и потом никогда уже не была в состоянии взять над ней преимущество, ни даже поравняться с нею”.Гибкость адыгской тактики обусловливала и подвижность, текучесть боевого построения. Так, при неудачной атаке, попав под артиллерийский обстрел, сомкнутый строй адыгской конницы стремительно “рассыпался”, чтобы тут же, закрепившись на оборонительном рубеже, предпринять контратаку. Подобному переходу из одного состояния в другое соответствовала и отработанная последовательность применения оружия в бою: “В деле черкес наскакивает на своего противника с плетью в руке; шагах в двадцати выхватывает из чехла ружье, делает выстрел, перекидывает ружье через плечо, обнажает шашку и рубит; или, быстро поворотив лошадь, уходит назад и на скаку заряжает ружье для вторичного выстрела”. Один - два пистолета, входившие в состав экипировки адыгских воинов, являлись оружием ближнего боя, при переходе к рукопашному бою использовались кинжалы.Немаловажно, что артиллерия, которой располагали сами адыги, в качестве средства огневой поддержки в бою не использовалась, что объяснялось не только нехваткой боеприпасов и опытных канониров, но и устоявшимся тактическим мышлением, согласно которому успех боя зависит только от личного мужества его участников и их искусства владения традиционным набором вооружения.К числу излюбленных приемов адыгов относилась тактика ложного отступления с последующей контратакой или с наведением на засаду. Тщательно отрабатывался и широко использовался адыгскими кавалеристами и прием “шыу кIапс” (от адыг. “шыу” — всадник и “кIапсэ” — веревка), согласно которому всадник, уходя от погони, растягивал преследователей в цепь, а затем, внезапно разворачивая хорошо тренированного коня, поочередно рас-правлялся с противниками. В эпоху Кавказской войны продолжала существовать древняя традиция вызова противника на единоборство, память о которой сохранялась у адыгов во множестве фольклорных текстов. Естественно, что такие эпизоды в значительной степени утратили сакральный характер и воюющие стороны уже не ставили исход сражения или всей военной кампании в зависимость от исхода таких поединков, как в эпоху легендарного противоборства Мстислава и Редеди. Вызов на рыцарскую дуэль при столкновениях адыгов и казаков теперь означал готовность испытать свою личную судьбу, блеснуть воинским умением.Несомненной новинкой в тактике адыгов стали массовые атаки российских укреплений Черноморской береговой и кордонных линий. Эти акции явились своеобразной демонстрацией всего арсенала тактических возможностей и военных приемов адыгов. Так, в 1840 г. в результате внезапного штурма были взяты четыре укрепления (Лазаревское, Вельяминовское, Михайловское и Николаевское) и еще целый ряд фортов подвергся атаке. При этом имело место скрытное накапливание сил у самого укрепления в ночь перед атакой, которая следовала перед рассветом либо на заре, с соблюдением полной тишины до момента обнаружения наступающих часовыми. Удар наносился по самым уязвимым местам укрепления, а при отсутствии таковых атака производилась с трех или четырех сторон одновременно. При этом использовались всевозможные подручные средства для преодоления крепостного рва и подъема на бруствер: лестницы, веревки, крючья, связки хвороста и кольев.Как видим, для адыгов был характерен исключительно высокий уровень военного искусства, позволявший Черкесии на протяжении столетий успешно отстаивать свою независимость. Даже в условиях жесточайшего прессинга со стороны России, адыгская культура войны обеспечила максимально возможную длительность сопротивления в ходе противостояния с сильнейшей империей мира.Постепенный и необратимый упадок военной составляющей адыгской культуры приходится на поствоенный период.Утрата политической независимости подорвала основной побудительный мотив, во имя которого веками генерировалась военная культура. Крах феодальной системы разрушил блистательную аристократическую субкультуру, являвшуюся основой военной организации и проводником рыцарской идеи. Были ликвидированы аталычество и наездничество — институты, прежде воспроизводившие военную традицию.Данные процессы многократно ускорялись и политикой России, прямо или косвенно направленной на всемерную демилитаризацию адыгского общества. Недавнее ожесточенное противостояние и неизжитый негативный стереотип “вчерашнего врага” делали адыгов ненадежным народом в глазах российской администрации. Из опасения возможных выступлений, адыги, как и другие народы Северного Кавказа, были разоружены и на военную службу не призывались. Право ношения оружия было сохранено только за теми, кто изначально связал свою жизнь с российской армией — как правило, это были офицеры дворянского происхождения, пытавшиеся таким образом компенсировать утрату прежнего привилегированного феодального статуса.Тем не менее, существовавшее недоверие нисколько не мешало России использовать воинские таланты адыгов, объявляя набор добровольцев в годы военных конфликтов. Так было в 1877-1878 и 1904-1905 гг., а на фронтах Первой мировой войны в составе прославленной Кавказской туземной дивизии сражались Черкесский и Кабардинский полки, сформированные соответственно из западных и восточных адыгов. Тем самым российское правительство стремилось поставить себе на службу наиболее деятельную часть адыгских мужчин, еще являвшихся представителями отмирающей традиционной военной школы.