Асбест. Жизнь и судьба. Неожиданный гость
Неожиданный гость.
Шел 1919 год. Время было тяжелое. Жизнь круто изменилась. На Асбестовые прииски хлынули толпы голодающих. Пришел сыпной тиф. Болели люди, многие умирали. Школы не работали. Учителя месяцами не получали зарплату.
В доме Аввакумовых, как и у многих на рудниках, не было ни хлеба, ни денег. Все что можно было выменять на муку, Фаина Игнатьевна еще с осени обменяла. Никаких вестей от мужа с фронта не получала. Неизвестность разрывала душу. Каждое утро ее мучил один и тот же вопрос: «Чем кормить детей? Чем отапливать дом? В доме остались одни овощи». «Не у меня одной случилось такое горе, — успокаивала она себя, хлопоча на кухне. — Многие бедствуют на прииске, голодают семьи Филимоновых, Дубленных. У них по десять ребятишек. Миронова тоже одна четверых растит».
Фаина Игнатьевна молча разливает скудное варево по чашкам, смотрит, как азартно едят дети пустую похлебку. Ей показалось, что кто-то прошел мимо окна. На улице пригревало солнце. В дверь постучали. Не успела она ответить, как на пороге появился мужчина.
«Мир вашему дому, Фаина Игнатьевна, разрешите?». Она узнала в вошедшем председателя волисполкома Ильина.
«Проходите, пожалуйста, Александр Давыдович», — произнесла Фаина Игнатьевна, а про себя с тревогой подумала: «Что бы это могло значить?». Он заметил на ее лице удивление.
«Присаживайтесь с нами за стол — сказала она гостю — Николай, принеси, пожалуйста, табурет из детской», — обратилась она к сыну. Тот мигом выскочил из-за стола, из соседней комнаты вынес красивый табурет.
«Садитесь, пожалуйста, — чуть заикаясь, произнес он, — папа его для Сережи сделал».
Ильин поблагодарил, сел возле окна, чтобы не мешать детям, с любопытством рассматривавшим пришедшего. Фаина Игнатьевна поставила перед Ильиным чай, приговаривая: «Чем богаты». Ильин внимательно посмотрел на серебряный подстаканник. Он не спеша, небольшими глотками пил морковный чай без сахара, смотрел на окна, заставленные цветами, за которыми заботливо ухаживали. Боковым зрением отметил, как бедно жила Фаина Игнатьевна, ее усталый вид. Обратил внимание на висевшую в углу икону, на уютную кухню, на огромную выбеленную русскую печь, на чистоту комнаты и опрятный вид детей. Он хорошо знал, что на рудниках мыла год уже не видели, женщины мыли головы щелоком — горячей водой, в которой заваривалась древесная зола. Вода была без пены, но волосы хорошо промывала. Убрав за собой посуду и поблагодарив Фаину Игнатьевну, дети ушли в соседнюю комнату.
«Я слушаю вас, Александр Давыдович, — присаживаясь рядом с Ильиным, сказала Фаина Игнатьевна, — Есть новости? Что-то с мужем?» — голос ее слегка дрогнул. Она пристально посмотрела на него.
«Зашел посоветоваться с Вами по вопросу организации отдела по народному образованию при волисполкоме и об открытии школы на рудниках, —допив чай, он поставил стакан — Это будет первая советская школа на Государственных Асбестовых рудниках. Вам хорошо известно, что многие дети беспризорничают в поселке. Подберем помещение среди барских домов, будем платить. Фаина Игнатьевна, Вы хорошо знаете людей, кого из бывших служащих конторы можно пригласить на работу с детьми?».
«Надо подумать. Уверена, что многие мои коллеги согласятся работать с детьми, особенно те, кто остро нуждается, среди них А.М. Минина, хороший педагог, я ее знаю с 1914 года, она одна воспитывает двоих сыновей. Анне Ивановне Поселяниновой можно помочь, живет она с дочерью и больной теткой, муж пропал без вести. У А.Д. Корольковой мать и двое детей. Нужна помощь и Таисии Михайловне Поздняковой, ее муж погиб на войне, растет сын. Я составлю список учителей и конторских служащих, окончивших гимназию».
«И списки детей тоже, Фаина Игнатьевна. Я уверен, что советская власть принесет большие перемены. Будем налаживать жизнь в поселке. Слышал, что по вечерам вы обучаете рабочих в казармах грамоте, организовали подготовительные занятия для своих учеников».
«Николай Марков собрал желающих учиться на курсах, после Работы они приходят ко мне домой, в группе Костя Кобелев, Паша Головин, Анна Прокушева, Николай Тарасевич, все мои ученики, хорошие ребята, им многое можно доверить».
Они долго говорили о проблемах образования, о необходимости открыть дома для сирот. Во многих семьях погибли мужья, остались вдовы без кормильца с детьми. За дверями раздавались детские голоса. Ильин перевел взгляд на дверь: «Откроем дом ребенка, поставим и ваших детей на довольствие, будете жить всей семьей на гособеспечении» — он заметил, как повлажнели глаза у Фаины Игнатьевны. Она ничего не ответила, отвернулась, чтобы скрыть печаль и набежавшие слезы. Привычным жестом стала поправлять волосы, зачесанные назад и прибранные на затылке гребенкой.
Оба почувствовали облегчение, когда распахнулась двухстворчатая дверь, и на пороге появился Николай, одетый в отцовский пиджак, с рукавами подвернутыми вовнутрь.
«Идите погуляйте», — ласково сказала Фаина Игнатьевна, оглядывая детей и поправляя шарф на самом маленьком. Ребята были одеты, кто во что горазд, на Николае валенки, шапка-ушанка с завязанными на затылке ушами, в руках огромные рукавицы.
«Видать отцовы — подумал Ильин с грустью, — Вот и помощница у Вас выросла» — заметил Александр Давыдович, глядя, как ловко девочка одевает своих младших братьев, аккуратно застегивая пуговицы на пальто.
«В марте восемь лет исполнилось, просто не знаю, что бы я делала без нее с четырьмя парнями» — Фаина Игнатьевна обнимает Сережу, целует дочь. Ильин посмотрел на пальто девочки: «Где- то я уже такое видел?» — подумал он. Сбившись в дверях, держась друг за друга, мальчишки подставляли Фаине Игнатьевне щечки, приговаривая: «И меня, мамочка. Мы готовы!».
«Следите, сынок, за Сережей, не оставляйте одного Тосика» — наказывала она Николаю, закрывая за детьми дверь. Наблюдая за происходящим, Ильин вспомнил, как полтора года назад в приисковую лавку завезли цветные клетчатые одеяла. Елизавета Николаевна, жена Ильина, купила тогда всем женщинам в доме: свекрови Татьяне Алексеевне, свояченице Вере Давыдовне, сестре Ильина и дочкам Вере и Софье. Сквозь неприкрытую дверь в комнате, где только что находились дети, он увидел в ажурных рамках портреты, нарисованные чьей-то умелой рукой. Заметив заинтересованный взгляд Ильина, Фаина Игнатьевна пригласила его в детскую. Он обратил внимание на шкаф с книгами, пробежал глазами по названиям старинных изданий в тяжелых переплетах, взял одну из книг.
«Это мое приданое, подарок дяди за окончание гимназии с золотой медалью, — сказала Фаина Игнатьевна, подходя к Ильину, — Вот посмотрите, альбом рисунков Николушки, а это — Павпушин». Она брала с этажерки альбомы и показывала их гостю. В семье Аввакумовых все рисовали с большим удовольствием. Ильин с интересом рассматривал детские рисунки, они были над кроватками детей, на этажерке. «Да это же талант!» — воскликнул Александр Давыдович, раскрыв альбом десятилетнего Николая. Здесь он увидел портреты братьев и автопортрет юного художника.
«Настоящий художник растет! Может быть, сама природа запрограммировала его быть художником, как вы думаете, Фаина Игнатьевна?» — положив альбом, заметил он, переходя за ней в соседнюю комнату.
«Вот и Андрей Евдокимович говорит то же самое» — Фаина Игнатьевна села за свой письменный стол, взяла лист бумаги, ручку и стала что-то писать. Со двора еще какое-то время доносились ребячьи голоса. Вскоре в доме стало тихо. «У Васи Филимонова недавно умерла мать, оставила одиннадцать сирот. Вася старший в семье. Как и чем помочь мальчику?» — думала она, выводя его фамилию в список нуждающихся детей-сирот. Фаина Игнатьевна чувствовала взгляд Ильина. Ей все время казалось, что он, слушая ее, думает о чем-то другом, хочет что-то сказать и не решается. В окно ей хорошо было видно, как играли дети напротив дома Абаскаловых. Пожалуй, еще ни разу в жизни Ильин не испытывал такого состояния беспомощности. «Сообщить или подождать?» — задавал он сам себе один и тот же вопрос, и не находил ответа. На предложение Ильина организовать на рудниках дом для сирот Фаина Игнатьевна соглашаться не спешила. О муже она не спрашивала, а сам он не решился сказать о письме из Омского госпиталя, которое лежало у него в кармане пиджака. Фаина Игнатьевна отложила перо, перечитала написанное и протянула Ильину листок. Ильин смотрел на аккуратный, красивый, убористый почерк, читал фамилии. Среди прочих он увидел фамилию М.И. Томашевской, А.А. Груна, С.В. Лонер, Ф.М. Самойлова, С.А. Катычевой.
«Подходит это Вам?» — спросила Фаина Игнатьевна Ильина. «Вполне». «Ну, вот и хорошо. На днях я зайду в совет, пока подумаю. Помогать согласна во всем, что касается детей, сделаю все, что в моих силах». «Рад, что мы договорились. Надеюсь, что будем работать вместе».
Попрощавшись, Ильин вышел из дома, закрыв за собой калитку, медленно пошел по подтаявшему апрельскому снегу. «Пусть надеется, легче детей растить с надеждой» — думал он, шагая вдоль забора. Хозяйки топили печи. По ночам было еще холодно, хотя днем уже пригревало. Поселок просыпался от зимней спячки. Лаяли собаки. Проходя мимо одного из домов, А.Д. Ильин увидел аввакумовских ребятишек. Те, что постарше, подпрыгивали, пытаясь палками достать и сбить, свисающую с крыши сарая сосульку. Одна из них обломилась, осколки воткнулись в снег. Тот час же все дети, кроме одного — тринадцатилетнего слепого Сережи, стоявшего в сторонке у забора, схватили по ледяному куску, «в рот не брать! — скомандовал Николай, помня наказ матери следить за детьми — Заболеете!». Улыбнувшись, Ильин замедлил шаг. «До свидания!» — почти хором проговорили дети. «От папы долго писем нет, мама опять ночью плакала» — сказала девочка, глядя на Ильина. Тот промолчал.
«Может сегодня почтарь привезет?» — постарался успокоить ее Николай.
У Ильина перехватило дыхание. Дети еще не знали, что стали сиротами. С тяжелым чувством вины Ильин быстро пошел от дома Аввакумовых.
Фаина Игнатьевна стояла у окна, не отрываясь, смотрела вслед председателю исполкома, пока тот не скрылся за соседним домом. Тяжело вздохнув, она подошла к комоду, взяла рамку с фотографией.
«Что случилось, Миша? Почему ты молчишь? Мы тебя заждались», — она присела на детскую кровать и прижалась мокрой щекой к портрету Михаила Михайловича, — Доведется ли свидеться? Одному Богу известно».
У Фаины Игнатьевны Аввакумовой было много друзей в поселке, они помогли ей пережить потерю мужа. Так и не дождавшись его с гражданской войны, она всю свою нежность и любовь отдала детям. Бралась за самую трудную работу, не щадя себя, добывала средства к существованию, кроме своих пятерых воспитывала еще и всех осиротевших детей в поселке.
Продолжение следует.
Л. Амосова. Асбест. Жизнь и судьба. 2005 г.
