Герой мартовской публикации "Родины" оказался двоюродным прадедом журналистки из Архангельска
Публикация получила удивительное продолжение: отчаянный каюр Сергей Журавлев оказался двоюродным прадедом нашего постоянного автора!
Мой род
Мои Журавлевы - братья и даже сестры - 50 лет осваивали Матку (так поморы называют Новую Землю), зимовали с Георгием Ушаковым и Иваном Папаниным, во время Великой Отечественной сопровождали полярные конвои союзников.
Это мой род - и наши общие победы в Арктике.
Поморы почти тысячу лет ставили на Матке свои кресты, но для закрепления первенства нашему государству требовались колонисты. Ибо "там, где некогда в течение столетий промышляли наши русские отважные поморы, теперь спокойно живут и легко богатеют норвежцы", записал в начале XX века в своем новоземельском дневнике Владимир Русанов.
Тогда Журавлевы и стали живыми пограничными столбами России.
В 1910 году в губе Крестовой на Новой Земле архангельский губернатор Иван Сосновский предложил основать первую русскую колонию. "С высочайшего соизволения" она была названа Ольгинской в честь великой княжны. На необитаемые скалистые берега перебрались несколько семей Богословского прихода Шенкурского уезда: для них было построено жилье, создан продуктовый запас. Взамен они обязаны были сдавать губернскому чиновнику шкуры и сало морского зверя, пушнину, рыбу, оленину.
"Если девка или парень были не при деле - подряжали на Новую Землю" - так говорили в семье Арсентия Сергеевича Журавлева, отправившего на Новую Землю младшего брата, дочку, сына, племянников. Все первые русские колонисты были родственниками и носили фамилии Журавлевых, Долгобородовых, Конченых, Фоминых.
А подбил моих родичей на освоение Арктики, когда пашни на северной Ваге уже не хватало, Прокопий Журавлев: "Зачем искать новые земли, если одна уже есть?" Прокопий зимовал на архипелаге с 1905 года, подсчитав, что неделя песцового промысла на собаках по доходности заменяет год за сохой. А когда колонизация стала делом государственным, за ним потянулась родня.
Мои утраты
"В комнатах обиходно и чисто. В чистоте половиков, в уюте, напоминающем убранство горниц на родине колонистов... видна женская опрятная рука. На окнах занавеси, прибрана посуда в шкафу. На столе граммофон. Пред нами угощение: чай и шанежки", - писал участник экспедиции Георгия Седова, писатель и художник Николай Пинегин.
Но в первую же зиму цинга забрала нескольких женщин и малышей. "Охотники согревались и спали в палатке, поставленной посреди высокой комнаты с громадными окнами, - пишет Пинегин. - ...Чиновники, затеявшие колонию, поняли, что дело колонизации насаждать не так просто, как написать докладную записку. Кое-что было исправлено, выстроили новый дом, отнеслись тщательнее к выбору провизии, - вторая зимовка прошла более благополучно".
Но легче жить здесь, конечно, не стало.
Уже в конце 1940-х, в становище Русаново на юге Новой Земли, бабушкина сестра Наталья (по батюшке - Журавлева) ждала с песцового промысла мужа и среднего сына. На шестке русской печки томились пироги с гольцом - новоземельской семгой, а "бабнаташа" зябко куталась в платок из гагачьего пуха. Лишь на третий день домой приползли два полуживых вожака из собачьей упряжки. Тайну гибели отца и сына полярная пустыня так и не открыла, хотя летом охотники проверили все окрестные озера. Обычное дело на промысле...
Позже Матка забрала с промысла бабушкиного брата Митю Журавлева, а затем и младшего сына Натальи - Бориса. Потеряв мужиков, она сама стала каюром, а вернувшись в Архангельск, рассказывала нам, как 25 лет подряд проворно собирала в упряжку собак, ходила на карбасе за треской, выполняла план Госторга по сдаче птичьего пуха, а по утрам, когда становище заметало снегом по крыши, выбиралась на улицу через чердак.
Опыт новоземельских охотников-каюров был бесценен для советской Арктики: в полярной пустыне они могли прокормить любую экспедицию, добыть топливо, сшить одежду. Другой мой двоюродный прадед Федор Журавлев зимовал в Арктике 23 года, в 1935-м стал каюром высокоширотной экспедиции Георгия Ушакова на "Садко", установившей тогда мировой рекорд свободного плавания за Полярным кругом. Позже работал с Папаниным на метеостанции "Мыс Челюскин", а во время Великой Отечественной был направлен Иваном Дмитриевичем сопровождать конвои союзников на ледоколе "Ленин".
Ну а мой кумир Сергей Журавлев, о котором вспомнила "Родина", зимовал на Матке с 1907 года, в том числе с шестимесячным младенцем (!) и женой Машей, дочкой моего прадеда Василия Долгобородова. Участвовал в полярных экспедициях на "Георгии Седове" и "Красине", в 30-х годах его знала вся Арктика.
"Пурга бушевала несколько дней, - писал Иван Папанин в своей книге "Лед и пламень" о зимовке на метеостанции на мысе Челюскина, - а когда она утихла, к нам пожаловал неожиданный, но желанный гость - Сергей Прокопьевич Журавлев, представитель славной семьи поморов-охотников Журавлевых, уроженцев Шенкурского уезда Архангельской губернии, из поколения в поколение промышлявших зверя на Новой Земле".
Пробежать 500 километров от соседней полярной станции на собаках, чтобы заглянуть в гости к Папанину, - для Журавлевых был не вопрос!
Мои предания
Из какого нержавеющего сплава были выкованы эти люди? У шенкурских новоземельцев - древние новгородские "сваи". Потомки бояр, приказчиков, "житьих" и "черных" людей с улицы Нутной Славенского конца, предчувствуя падение Великого Новгорода, нашли свою Terra Nova на северной Ваге. В XV веке степенный посадник Славны Василий Степанович Своеземцев "создал градец мал... на высоке горы... Пенежский градок именуемый", а затем перебрался в собственную боярщину "взем жену и дети своя", как сказано в его житии. В "двух полетах стрелы" от своего дома он построил монастырь и удалился в него с именем Варлаам.
Через 90 лет Вага подточила монастырский крутояр - мощи боярина открылись нетленными.
- А приплыл к нам преподобный Варлаам на камушке, - рассказывала прабабушка Анна главное семейное предание.
- И не утонул? - спрашивали внуки.
- Ежели б утонул - я бы ему не молилась!
В нашей семье и сегодня вспоминают о том, как "неуемный дядя Серега" в июльскую жару 1930 года на собачьей упряжке промчался по камням Павлиновки на "Георгий Седов", который в это время ждал у Красной пристани Архангельска.
"Собрал упряжку штук в 20 псов, подпряг в сани, вывел на улицу и только успел сесть, как засидевшиеся на привязи псы рванули и вихрем помчались по вымощенной булыжником главной улице славного города Архангельска, так что искры из-под подбитых сталью полозьев снопами летели во все стороны, - пишет о Сергее Журавлеве коллега по экспедиции Николай Урванцев. - К счастью для экспериментатора, время было благоразумно выбрано раннее, когда трамвай не ходит и движения по улицам мало. Поэтому все обошлось благополучно, только вблизи пристани на одном из буераков седок был выброшен из экипажа и проверил собственной спиной, насколько гладки булыжные архангельские мостовые".
Мой двоюродный прадед Серега - самый колоритный герой книги начальника экспедиции Георгия Ушакова "По нехоженой земле":
"О нем отзывались как о лучшем новоземельском охотнике. Говорили и о его недостатках, но как-то вскользь, как о не играющих роли на фоне заслуженной славы... По моему вызову явился хорошо сложенный северянин, светловолосый, голубоглазый, статный, подтянутый. Все движения его были четки, резки и уверенны.
- Говорят, выпиваете изрядно. И слушаться не всегда умеете.
- Головы не пропиваю и силы тоже, - гордо выпрямившись, ответил охотник. И мягче добавил: - А слушаться буду. Знаю, на что иду".
Моя память
В том же году все новоземельцы, даже геройские, были причислены к кулакам. Больше всех пострадал старик Прокопий, нанимавший батраков и устраивавший "пирушки на 200 человек": его лишили имущества на реке Пинежке и арестовали.
- У Прокопия были изъяты два дома, баня, овин, амбар, плуг, телега на деревянном ходу, соломорезка, 90 килограммов муки, хомуты, седла - поделился со мной сведениями из госархива Архангельской области краевед Анатолий Бутаков. - А вот пять самоваров не нашли - успел спрятать по знакомым и родственникам.
Потеряла мужний дом на архангельской Чумбаровке моя "бабнаташа".
Вынужден был "ликвидировать деревенское имущество" дважды раненный на Гражданской "красный" доброволец Федор Журавлев...
Ну а Сергей Журавлев перед походом на "Георгии Седове" прятал самовары у родственников (корову не успел - ушла за 98 рублей).
"Печник и плотник, кузнец и такелажник, закройщик и механик по точным приборам - всего не перечислить. Палатки и паруса, одежда и обувь кроились, а большей частью и шились им из шкур и меха зверя, выделанных его же руками", - писали о нем ушаковцы. Мясо для 43 ездовых собак экспедиции тоже добывал шенкурский охотник...
В топонимике Арктики каюр оставил не только нашу фамилию: в честь своих лохматых "14-цилиндровых моторов" он назвал берег на Таймыре Мыс Псов.
P.S. В московском госархиве народного хозяйства (переименован в государственный архив экономики) хранится дневник (полторы тысячи страниц!) Сергея Журавлева. Недавно правнук легендарного каюра Андрей Эрдман приступил к расшифровке пожелтевших хрупких страниц, от которых дух захватывает! Часть их расшифрована еще в XX веке:
"Сколько раз я был у смерти почти в зубах. Да не почти, а в самом деле. Но по изворотливости и умелой ориентировке опять выходил победителем. Это еще больше закаляет и дает уверенности быть ко всему готовым и в свое время отразить нападение грубой целомудренной нашей девственницы Арктики".
