Так четвертое ноября или седьмое?

К нынешнему празднику «народного единства» отношение у меня, мягко говоря, скептическое. Поясню.

Задумали его политтехнологи с одной и ясной целью: увести народ с празднования дня Великой октябрьской социалистической революции — предложить альтернативу, причем почти «в то же время и в том же месте». Соответственно, три вопроса:

— обоснованна ли необходимость альтернативы;

— адекватна ли содержательная ее часть;

— кто ее предлагает и за кем теперь предлагается идти.

Начнем с важного парадокса применительно к вопросу последнему. Вдумайтесь в этот неслучайный абсурд. В качестве героев тех событий, которые теперь предложено считать главными, выступают Минин и Пожарский, вроде как, поднявшие и объединившие народ и изгнавшие из Кремля самозванцев-узурпаторов. Но именно движение* в честь их имени (соответствующее современное народное ополчение) властями теперь в нашей стране признано «экстремистским».

То есть, тех самозванцев и узурпаторов, четыре столетия назад, гнать взашей было можно и нужно. Теперь же — далее додумывайте сами. Иначе мы с вами неминуемо подведем издание под «экстремизм».

Но по порядку.

Октябрьская революция — праздник ли?

Для ярых антикоммунистов вопрос ясный и однозначный: переворот, национальная катастрофа, «выпадение из мировой цивилизации» и т. п. Для сторонников левых идей и, тем более, ностальгирующих по СССР — наоборот: величайшее событие в истории человечества. Как примирить?

При желании, совершенно в этом уверен, примирить было бы можно. Не крайних радикалов с той и другой стороны, но большинство людей, склонных к справедливому равноправному сотрудничеству и какой-то объективной оценке истории, а также всех тех, кто готов стараться не повторять ошибок прошлого, но идти вперед. Но такая ли была у властей задача?

Применительно к оценке истории и предшественников, задачи властей определяются теми целями, которые они ставят применительно к настоящему и будущему.

Допустим, оказались бы у нас при власти силы, главной целью которых стало бы на самом деле еще более эффективное социальное государство, нежели было построено во времена советской власти, без тех догматических и бюрократических перекосов и внутреннего разложения верхов, что и привело, в конечном счете, к крушению СССР? То есть, не сломать лучшее из того, что было, но обновить, сделать более живым и подлинно самодеятельным, расширить свободы, создать новые стимулы и, в конечном счете, гарантировать от внутреннего саморазложения и распада — чего и хотело большинство народа под занавес СССР.

Согласитесь, в этом случае у таких подлинно народных властей не было бы задачи во что бы то ни стало отмежеваться от всей советской истории. Напротив, они берегли бы те элементы недавнего прошлого, на которые можно опереться, в том числе, сплачивая народ в противодействии всякому паразитизму, попыткам вновь и вновь возрождения кастового общества, наследственных привилегий и т. п.

Если же к власти, надо признать, прежде всего, вследствие слабости нашего общества, прорвалась, по сути дела, коалиция внешних агентов и внутренних мародеров, при власти оказались силы, целью и смыслом жизни которых является отрыв от народа, использование страны — территории и населения — не более чем как некоей стартовой площадки для личного прорыва в прекрасное будущее подальше от России? Понятно, что сама идея решительного слома устоявшегося порядка, тем более, порядка, основанного на той или иной степени социальной сегрегации, да еще и каким-либо народным волеизъявлением, в том числе, путем революции — нож острый.

Таким образом, формально, для отвода глаз, можно, конечно, делать вид, что Октябрьская революция отрицается нынешними властями исходя из неких базовых демократических установок: мол, силовой захват власти недопустим, а день его успешной реализации прежними властями — никак не может быть общенародным праздником. Но важно помнить, собственно, кто именно и что именно на самом деле есть нынешняя власть.

Допустим, если отказаться от некоторого учета исторического контекста (не так уж много в мире сто лет назад было вообще-то демократии), но если бы нынешняя власть сама являлась хоть в какой-то степени образцом демократического правления и устремления к социальной справедливости, думаю, к отрицанию ею Октябрьской революции и попытке противопоставить ей нечто иное можно было бы относиться, может быть, даже и критично, но, тем не менее, как к истинному ее намерению утвердить навечно некие нормы подлинно мирного народного самоуправления, без путчей и переворотов. Но наша-то нынешняя власть, как известно, совершенно иная — вспомните хотя бы силовой переворот с расстрелом парламента осенью 1993-го…

И еще один важный аспект. Всякая революция, на самом деле, событие сложное и неоднозначное. Не всегда высоко гуманное. Последовавшая гражданская война — великая трагедия народа. Это все верно. Но и вся предшествовавшая история, как известно, не была вечным миром и счастьем для народа, сплошной благодатью. В то же время, у всякого народа в его истории бывали периоды великих взлетов и падений. И невозможно не признавать то, о чем писал и яростный критик советской системы Александр Зиновьев: что именно советский период стал пиком развития для народов Российской империи — для русского и других коренных народов России. Понятно, что когда при власти те, кто искренне считают, что в СССР умели производить «лишь галоши», этот фактор напрочь вычеркивается из истории — его сознательно и целенаправленно стремятся предать забвению.

В отношении содержательной части того, что предложено вместо революции столетней давности, спорить вряд ли стоит — уж очень давно это было. Сама идея — прекрасна: народное объединение и изгнание оккупантов. Кто может быть против? Если бы не одно «но»: развивать идею, переносить ее из прошлого в настоящее — категорически не дают.

Итак, сакральный вопрос: кто предложил новый праздник и за кем теперь предлагается идти?

Предложили, точнее, навязали — как альтернативу празднику советскому — нынешние власти. Были бы они — не в лозунгах, а на практике своей деятельности — подлинно национально и социально ориентированными, вопрос о доверии или недоверии им и их праздникам не стоял бы так остро.

А за кем власти предложили нам идти, чьему опыту следовать?

Вот здесь, повторю, совсем парадокс. Минин и Пожарский — замечательно, но вот только «не вздумайте повторять!» (как в рекламном слогане), вроде как «исполнено опытными каскадерами». А жизнь-то такова, что как тут не хотеть повторить?

Вот что делать жителям регионов, которым совершенно недвусмысленно дают понять, что они и их земля — «колония Москвы» (точнее, алчной олигархии), в которую теперь будут беззастенчиво сбрасывать весь московский мусор. А кто не согласен и пытается свою землю и свое право на жизнь отстаивать, защищать — «экстремист». Вот именно в эти «праздничные» дни жителей Архангельской области на станции Шиес, протестующих против превращении их земли в гигантскую смердящую свалку московских отходов, недвусмысленно репрессируют, в том числе, пугают органами опеки: мол, отвлекаясь от семьи и участвуя в сопротивлении, матери подвергают своих детей опасности…

А что делать жителям «метрополии» — Москвы, которых просто сгоняют со своей земли под прикрытием «реновации»? Ведь если по правде, без обмана, то кто же добровольно согласится на масштабное уплотнение, когда из старых, но все еще сравнительно уютных пяти- или девятиэтажных домов, с просторными двориками и, в принципе, достаточными парковками, надо переехать в башни этажей в тридцать-семьдесят, уже без двориков и, уж точно, без бесплатных автомобильных парковок? Ради чего была вся, согласитесь, мягко говоря, совсем нечистая история с московскими выборами? Да исключительно ради сверхприбылей олигархии — и ее возможности теперь сгонять москвичей с их земли, и праву сваливать отходы Москвы на головы жителей окрестных регионов.

Отвечая на эти вопросы, пытаться апеллировать к праздникам советскому или нынешнему — не как к просто глубокой истории, но как к актуальному призыву к новому действию — равно бесполезно: в обоих случаях обвинят в «экстремизме». Но одно безусловно: ни Шиес и подобные территории отдельно, ни москвичи отдельно свои интересы не защитят. Только вместе, только солидарно.

А, все-таки, четвертого или седьмого?

С четвертого — и по седьмое. И далее — до полной победы!

Юрий Болдырев