«Чуть не расстреляли за сигареты». Как дети на войне грабили оккупантов
Николай Паршнев из Апшеронска рассказал «АиФ-Юг» историю своего голодного военного детства.
«Били плёткой, раны заживали долго, а шрамы остались навсегда», - так Николай Паршнев из Апшеронска Краснодарского края описывает науку, которую во время войны преподали за кражу. Ворами в этой истории оказались дети. А их истязателями были захватчики. Во время оккупации на кражу еды подтолкнул голод. По странной иронии, в числе похищенного (колбаса, печенье) оказались и сигары. С ними-то пацанов, пытавшихся закурить, оккупанты и застали врасплох. Возможно, именно трагикомичность ситуации позабавила и сберегла мальчиков от смерти.
«Не умирали, но жили трудно»
«У меня не было счастливого детства и мне до слёз обидно за свою маму – хорошей жизни она не видела вовсе. Хочу поделиться воспоминаниями о пережитом, чтобы они не пропали и те, кто не пережил, понимали, через что нам пришлось пройти в войну, - говорит Николай Фёдорович. - Село Ким, в котором я родился, расположено в пяти километрах от Апшеронска. На берегу реки Пшеха стояла паротурбинная электростанция. Она гудела. По гудку люди шли на работу, прерывались на обед и возвращались домой. Часов почти ни у кого не было, можно сказать, что все в посёлке жили «по трубе».
Отец работал в колхозе кузнецом за трудодни. Это был подневольный труд по 15-17 часов. Настоящее крепостное рабство, поскольку колхозникам не выдавали паспорта, и уйти было невозможно. Нас, детей, в семье было четверо, старшему - десять лет. Жили бедно, в небольшой турлучной хате. В основном кормились мы урожаем со своего огорода, а также заготавливали дикие груши, сушили их. Корова была, бычок. Голодной смертью не умирали, но жили трудно.
Помню лето 1941 года. Мама и отец пропалывают наш огород, а я, шестилетний, кручусь рядом. Вдруг слышим гудок. Неурочный, тревожный. Отец со злостью забросил тяпку со словами: «Ну, мать, бросай. Это война». И действительно началась Великая Отечественная. Примерно через две недели моему отцу вручили повестку. Все наши, кого призвали, собрались у сельского совета. За ними приехал грузовичок и увез их на сборный пункт в Апшеронск. Больше я отца не видел. Через несколько месяцев мы получили сообщение о том, что он пропал без вести. Мама горько и неутешно плакала. И мы тоже. Мы ходили в садик, а мама весь световой день работала в колхозе с другими женщинами. Трудились на солнцепёке, без выходных, голодные. Иногда варили в поле жидкую кашу из кукурузной крупы, вот и вся еда. Да как же выдержала это всё моя мама?!».
Избавиться от улик не успели
«Однажды утром в августе 1942 года мама пошла к колодцу, вернулась взволнованная и испуганная, - вспоминает Николай Паршнев. - На улице она увидела много немецких солдат. В село они зашли быстро, стремительно, как река в половодье.
В нашей хате поселился офицер. Занял комнату, а мы ютились на кухне. Недалеко от нашей хаты расположилась немецкая походная кухня. Иногда туда приводили свинью или быка, которых отбирали у местных. Там же резали на мясо. Жарили, варили. Такие запахи были! Наш квартирант ходил туда за обедом с котелком. Ел дома. Мыть котелок отдавал маме. На дне оставлял немного еды – для нас. Тот котелок мы буквально вылизывали. Стирала ему тоже мама.
Периодически падали и взрывались снаряды. В небе верховодили немецкие самолёты. Когда наступала ночь, мы наблюдали за мощными прожекторами, которые шарили по небу. Иногда тишину ночи разрывали своим треском зенитки. Дом по соседству заняла немецкая комендатура. Установили комендантский час. Улицы патрулировали часовые.
Немцы хорошо были обеспечены вооружением и техникой, но в качестве тягловой силы использовали лошадей с повозками. У комендатуры часто стояла повозка с большим ящиком для ездового. Ящик крепкий, а под крышкой в нём запас продуктов и разной снеди. Вездесущие, глазастые ребята рассмотрели, что там было внутри. Богатство! Колбаса, печенье, сахарин...
Ездовой ночевал на другом конце посёлка. Двое 14-летних ребят ночью похитили часть продуктов и съели. На другой день хвалились, как хорошо прошла операция, никто их не застукал. Один свой трофей –пустую уже коробку из-под печенья - великодушно мне подарили. Коробка была красивая. И как же вкусно она пахла!
Среди похищенного оказались и сигары. И вот я помню, как мы играли на полянке, а те пацаны и мой брат сидят на брёвнах и курят. И вдруг – немцы! Брат сигару закинул подальше, а его друзья не успели. Немцы их всех погнали в комендатуру. Дома у каждого были обыски. У нас нашли коробку из-под печенья. И нас с мамой тоже в комендатуру погнали. Там за столом сидел немец, перед ним лежал пистолет. Он наставлял его на нас и кричал. То орал, то хохотал. Похоже, ситуация его забавляла. Я в этой истории не пострадал, а воришек сильно избили, но отпустили живыми. Били плёткой, раны заживали долго, а шрамы остались навсегда».
Лебеду и крапиву ели до 1950 года
«Наступил февраль 1943-го. Немцы начали взрывать железную дорогу Апшеронск-Белореченск. Шёл паровоз с двумя вагонами. Периодически останавливался, - рассказывает Николай Паршнев. - Немцы закладывали взрывчатку, поджигали шнуры и ехали дальше. Через несколько минут раздавался взрыв, и рельсы взлетали в воздух. Мы с товарищами за ними наблюдали. Ещё два немца ручной пилой спиливали телеграфные столбы. В горах шли непрерывные бои, гремело и взрывалось без умолку. Мы с мамой сидели в окопе, спасаясь от осколков. Что происходит, кто наступает, мы не знали. А немцы собрались уходить и выгнали нашего бычка. Хотели забрать и корову, только и спасавшую от голода. Но мама так сильно плакала, что нас пожалели, оставили Зорьку.
Ушли немцы в сторону Апшеронска. Пришли наши. В саду поставили зачехленную «Катюшу» и два орудия у двора. Офицер принес маме макароны, попросил, чтобы она приготовила солдатам. А они, обессиленные, повалились в саду прямо на землю и уснули. Благо было тепло в тот день.
Немцев отогнали. Прошло время. Маме приходилось решать множество проблем. И не только касающихся пропитания. Мы обносились. Не было ни одежды целой, ни обуви, ходили босиком. Мне уже восемь лет исполнилось, в школу идти было абсолютно не в чем. А я уже самостоятельный. Мама посылала меня в Апшеронск, чтобы сам себе заработал. Я продавал молоко, яблоки, копил на одежду. И однажды в городе увидел колонну пленных немцев. Их вели строем на работы. Такой был подход: сами разрушили – сами восстанавливайте. Стою, смотрю на немцев и вдруг слышу своё имя. И какой-то немец улыбается мне, машет. Пригляделся – а это тот самый, который жил у нас.
Разорить жизнь легко. А наладить – ой, как непросто. Щи из лебеды и крапивы мы ели до 1950 года. И непонятно как, но все выжили. В нашем посёлке вновь появились свои мужчины – выросшие сыновья убитых на войне отцов. Отцы наши все, до единого, погибли на фронте».