Мама не должна раскисать!
В 2015 году в Ангарске выявлено 6 детей со злокачественными новообразованиями. Всего же в детской больнице на учете у онколога стоит 43 ребенка, 19 из них - с длительной ремиссией. Среди тех, кому удалось победить болезнь, - 13-летний житель Мегета Никита ЗАЙЦЕВ. 15 февраля, в Международный день детей, больных раком, мы встретились с его мамой Ириной ЗАЙЦЕВОЙ. - Вы помните, кто и как сообщил вам страшный диагноз? - Это был 2010 год. Никита окончил первый класс в школе № 15 (мы тогда жили в 271 квартале). Отдыхал в загородном лагере. В августе, уже дома, у него неожиданно поднялась температура, которую не удавалось сбить жаропонижающими препаратами. Я вызвала «скорую помощь». Рассказала, какие давала таблетки. Медики сказали, что я все делаю правильно и предложили понаблюдать за состоянием ребенка в течение двух часов. Если улучшения не наступит, снова вызвать бригаду. Температура не снизилась, и Никитку увезли в инфекционную больницу. Там сделали УЗИ. И со словами «У вас либо раздвоение почки, либо опухоль» направили в онкологическое отделение Иркутской детской клинической больницы. Мы легли в стационар 30 августа. После биопсии врач произнес непонятные слова: «нейробластома забрюшинного пространства». И пояснил: «Злокачественная опухоль. 3 стадия. Без метастазов». У меня почва ушла из-под ног. Мир рухнул. - Врачи говорят, что медицина не стоит на месте, и онкология, особенно на ранних стадиях, успешно лечится. Почему вы решили увезти сына в Германию? - Хотела, чтобы он выздоровел. В Иркутске нам назначили химиотерапию, мы прошли четыре курса. Параллельно искали альтернативные способы лечения. Изучали чужой опыт. Благо, сейчас в Интернете вся информация имеется в свободном доступе. Мне повезло с семьей. Сестра и родители оказали огромную поддержку. Я знала, что мы с Никитой не одни в этом мире, что нам есть, на кого рассчитывать. На семейном совете решили отправить по электронной почте имеющиеся результаты обследований. И в ответ получили приглашение с предварительным счетом за услуги. Иркутские врачи нас отговаривали. Говорили, что опухоль реагирует на химиотерапию и уменьшается в размерах. Предлагали сходить к психологу, чтобы успокоиться. - Это сегодня в Ангарске есть благотворительный фонд «Капли добра», куда родители могут обратиться за помощью по сбору средств на дорогостоящее лечение. Пять лет назад его еще не было. Я помню, увидела объявление с информацией о Никите на железнодорожном вокзале. На что вы рассчитывали, когда его писали? - На добрых людей, неравнодушных к чужой беде. Вы же нам позвонили. И другие откликнулись. Некоторые привозили нам домой по сто тысяч рублей наличными и не говорили, кто они и из какой организации. Папе Никиты на работе в «Трансойл» сразу 50 тысяч евро дали. Очень хорошо помогли на железной дороге, где бывший свекор работал. И руководство ВСЖД крупную сумму выделило, и работники по всей Сибири личными деньгами скинулись. Во Дворце творчества детей и молодежи благотворительный концерт проводили. Ваши читатели в редакцию приносили деньги. Банки и другие организации, у которых в бюджете есть строка «Благотворительность», перечисляли нам деньги. 150 тысяч евро всем миром собрали. Не хватало 10 тысяч. Мы уже думали, не поехать ли в клинику Израиля. Там и счет меньше был, и виза не требовалась. Однако врачи, с которыми мы советовались, шепнули: «Если уж решили за границей лечиться, то езжайте в Германию». Недостающие средства нам уже в Германии помогли собрать немецкие журналисты, которые рассказали про Никиту. И там тоже нашлись добрые люди. - Не страшно было лететь в чужую страну с больным ребенком? Вы до этого за границей хотя бы бывали? - Только в Китае. И на самолете летала единственный раз. Однако страха не было. Легких путей к счастью не существует. Так что решительно настроилась на преодоление трудностей, лишь бы спасти сына. В клинике МНН Ганновера нас ждали 28 декабря. Мы прилетели 30. Мест нет. Нас уже никто не ждет. Стоим в холле больницы. Языка не знаю. Идти некуда. Никита пить просит. А у меня даже мелких монет нет, чтобы купить ему воду из автомата. Тогда я и разревелась от безысходности ситуации, в которой оказалась. Опять же повезло, что таксист, который привез нас в клинику, оказался русским. Я ему позвонила. Он и помог найти приют на несколько дней. 2 января нас положили в больницу. Я сутки проспала. Меня никто не трогал и не беспокоил. Видимо, поняли, что организму от нервного истощения требовался отдых. Потом мне выделили комнату в малосемейном общежитии за 25 евро в сутки. - Чем немецкая клиника отличается от российской больницы? - Проще, наверное, найти между ними общее – это оказание медицинской помощи. А вот средства и методы достижения цели у них разные. Один только пример. В Германии инфузоматов хватало на всех детей. Химиотерапию там проводит только врач по строгой дозировке препаратов, которые считает специальный аппарат. В Иркутске родители сами меняют на капельнице пустые бутылочки на полные, в результате чего часть препаратов проливается. В Германии ребенок ест, когда хочет, и то, что он хочет. В больнице есть кухня, на которой мамам разрешено готовить. Как происходит у нас, рассказывать не надо – все видели. - Какой период лечения оказался самым тяжелым? - За 11 месяцев мы прошли всё, что могут пройти онкологические больные. Первоначальное обследование показало, что у Никиты рак 4 стадии с метастазами в шейный отдел позвоночника. Ему сделали 8 курсов химиотерапии, трижды поменяв схему лечения, операцию по удалению опухоли, пересадку стволовых клеток, высокодозную химиотерапию, лучевую терапию, таблеточную терапию. Во время высокодозной химиотерапии Никите было особенно плохо. От болей даже морфин не спасал. Он засыпал, только когда я читала ему Библию. Сердце разрывалось, когда я видела, как мой мальчик корчится от боли, а я ничем не могу помочь, кроме как сохранять спокойствие и не показывать ему своего истинного состояния. Зато какое облегчение мы испытали оба, услышав вердикт врачей после очередного обследования: «раковые клетки не обнаружены»! - Сколько сейчас стоит полет в Германию? - В январе я купила билеты на июль, заплатив за перелет туда-обратно на двоих 83 тысячи рублей. Сейчас мы летаем раз в полгода, а не каждые три месяца, как раньше. Один раз нам помог фонд «Капли добра». Один раз – АЭХК. Однажды летали за мили, которые нам передал московский благотворительный фонд. 50 тысяч евро для того, чтобы мы могли наблюдаться в Германии, нам через фонд «Помоги» совместно с Русфондом и Первым каналом перечислил мужчина, у которого умер ребенок с таким же, как у Никиты, диагнозом. Сейчас я все зарабатываемые деньги трачу на поездки в Германию. - Где вы черпали силы на борьбу с болезнью? Научите других родителей, как не сдаться и не отступить с рекомендованного врачами маршрута? - В чужой стране, где нет близких людей, мне очень помогали поездки в церковь. Там я морально отдыхала и получала истинную благодать. Надо верить в выздоровление. Верить искренне и твердо. Мы же сами привлекаем в свою жизнь то, о чем думаем. Так что любые сомнения и неуверенность в результате необходимо отметать. В клинике я подружилась с Анастасией ФОНДИС. Она русская, но 18 лет живет в Германии. У ее дочери Каролины была саркома кости. Ее удаляли, ставили протез. Через два года метастазы вернулись. Снова началась химиотерапия. Ребенок устал бороться и сдался. Каролина умерла. Это главное – чтобы дети не сдавались, мамы не должны раскисать. Необходимо поддерживать детей: физически и морально. Выполнять все капризы и стараться доставить как можно больше радости. Улыбаться и продолжать верить. Когда у меня в голове мелькает мысль «А если вдруг болезнь вернется?», я читаю Иисусову молитву и возвращаюсь к позитивному настрою. По-другому нельзя. Ребенок все видит, слышит и понимает. Значит, ему необходимо показывать и говорить только то, что принесет реальную пользу здоровью. Галина ЛЕМЗЯКОВА, фото Николая СТЕРНИНА