Ещё одно, последнее сказанье — и летопись окончена моя

Историческая наука против лженауки. Это последний материал на тему о наших летописях. Наверняка и под этим материалом, как в комментариях к предыдущей статье, опять появятся заявления в духе, мол, «нам их написали немцы». Так и хочется воскликнуть: доколе! Но я решил сделать иначе. Лучше. Поскольку в текстах летописей нет абсолютно ничего, чтобы задевало бы наши честь и достоинство, я решил сам переписать один из летописных текстов — тем же языком, теми же словами. Это пример того, что можно было бы сделать с текстами при желании нас обгадить. Правда, я таких текстов не встречал.

Мне скажут: а как же пресловутое «Призвание…» Однако если в него вчитаться, то станет ясно: там тоже ничего предосудительного нет. На Руси имеется институт княжения, а значит, и раннефеодальное государство. Имеются города… И вот на место князя приглашают иностранца, и… все. И вот из этого кто-то сделал целую теорию? То есть обстоятельство, о котором впору и не упоминать, настолько оно малозначащее, для кого-то служит источником «теории». Смешно, если бы не было это столь печально. Но, впрочем, речь сейчас пойдет о другом. О том, как можно было бы изменить текст рассказа о том же Ледовом побоище, если бы «злокозненные немцы-академики» захотели бы это сделать.

Наиболее обстоятельный и подробный рассказ о Ледовом побоище находится в Новгородской 1-й летописи старшего извода — и вот его-то мы и перепишем…

«В лето 6750. Пойде князь Олександръ с Новгородци и с братом Андреемъ и с Низовци на Чюдьскую землю на Немци и зая вси пути и до Пльскова. И изгони князь Пльсковъ, изъима Немци и Чюдъ, и, сковавъ, поточи в Новъгород, а сам пойде на Чюдь. И яко быша на земли, пусти полкъ всь в зажития, а Домашь Твердиславичь и Кербетъ быша в розгоне, и усретоша я Немци и Чюдь у моста, и бишася ту. И убиша ту Немци Домаша, брата посаднича, и инехъ с нимъ избиша, а инехъ руками изъимаша, а инии к князю прибегоша в полкъ. И не пособи им богъ за многи грехи их. Князь же въспятися на озеро, Немци же и Чюдь поидоша по нихъ. Узревъ же Немци и Чюдь князь Олександръ и Новгородци, и поставиша полкъ на Чюдьскомь озере, на Узмени, у Воронья камени. И страх поимал Олександръ вельми и рече Богъ помози рабам твоим пред братьями святаго креста твоего. И наехашa ту на полкъ Немци и Чюдь, и исполнишася духа ратна прошибошася свиньею сквозе полкъ. И Богъ же и святая Софья и святы мученики Борис и Глеб, еюже ради Новгородци князю Олександру не пособи бе бо грешен был вельми и люди иже с ним. И паде оне ту бещисла, а Немци же имати 50 нарочитых воевод Новгородци, а сам князь Олександръ и инии с ним смерти избегоша и прибегоша в Новъгород и затвориша, и быша в печали. А бишася месяца априля въ 5, на память святого мученика Клавдия, на похвалу святыя Богородица, и суботу».
Хорошо получилось, не так ли?! Вот так бы «немцам» писать надо. А они?..

Синодальный список новгородской первой летописи (ГИМ)

А теперь продолжаем рассказ о том, что собой представляют наши самые известные летописные произведения. Самое главное — их содержание, которое в каждой летописи разное. Что опять-таки невозможно было бы воспроизвести никаким «поддельщикам». В особенностях языка и содержания, стилях и манере изложения способен запутаться даже наш человек, а уж для иностранцев все эти тонкости и нюансы – сплошная филькина грамота. Более того, им даже за большие деньги не удалось бы на Руси найти людей, которые сделали бы эту работу с душой. Нет, деньги-то они бы у иностранцев, конечно, взяли бы, но сделали бы работу кое-как. Мы для себя-то ее часто делаем кое-как, а уж стараться для нехристей, да им и так сойдет – и таково мнение народное в отношении иностранцев было у нас всегда! К тому же тонкостей в содержании летописей ну просто очень много.

Вот, например, как обстояли дела в Новгороде, где победила боярская партия. Читаем запись Новгородской Первой летописи об изгнании Всеволода Мстиславича в 1136 году — и что видим? Самый настоящий обвинительный акт против этого князя. Но такова лишь всего одна статья из целого свода. Потому что после 1136 года все летописание было пересмотрено. До того оно велось под покровительством именно Всеволода и его отца Мстислава Великого. Даже самое ее название, «Русский временник», переделали в «Софийский временник», чтобы подчеркнуть, что эта летопись ведется при соборе святой Софии в Новгороде. Что угодно, лишь бы подчеркнуть независимость Новгорода относительно Киева, и то, что он может и избирать князей, и прогонять их по своей собственной воле. То есть одну статью просто проглядели, да? Выходит, так!

В каждом летописании политическая идея часто выражалась весьма специфически. Так, в своде 1200 года, составленном по окончании строительства каменной стены для защиты Выдубицкого монастыря от размыва его основания днепровскими водами, игумен Моисей похвально высказался в адрес киевского князя Рюрика Ростиславича, давшего на нее деньги. По обычаям того времени игумен обращается в нем к князю: «Нашея грубости писание прими, как дар словесен на похваление добродетели княжения твоего». И «держава самовластная» его сияет «паче (больше) звезд небесных», и «не токмо в Русских концах ведома, но и сущим в море далече, ибо по всей земле прошла слава о христолюбивых делах», а «кыяне» (то есть киевляне), «стоят теперь на стене» и «веселие в душу им входит». То есть, когда надо, писали в адрес князей все, что угодно, в том числе и неприкрытую лесть. Но как вот это «подделать» применительно к построению данной стены? Переписать летопись и указать, что он ее не строил? Так вот же она… А если строил, то молодец в любом случае!

Интересно, что летописи являлись официальным документом. Когда новгородцы, например, заключали «ряд», то есть самый обычный договор с новым князем, то они при этом всегда напоминали ему о «Ярославлих грамотах» и правах, им принадлежавших и записанных как раз в новгородских летописях. Русские князья возили летописи с собой в Орду и там в соответствии с ними доказывали, кому из них что положено. Так, князь Юрий, сын Дмитрия Донского, княживший в Звенигороде, на московское княжение доказывал свое право «летописцами и старыми списками, и духовною (завещанием) отца своего». Ну а люди, что могли «говорить по-летописному», то есть знали содержание летописей очень хорошо, были в большом почете.

Толстовский список Софийской первой летописи. Cобрание Отдела рукописей Российской национальной библиотеки

Причем очень важно, что летописи невольно сообщают нам ценные сведения о быте, а иногда помогают понять и духовный мир людей столь удаленного от нас времени. Например, считается, что роль женщины в то время была принижена. Но вот грамота волынского князя Владимира Васильковича, являвшегося племянником князя Даниила Галицкого. Его завещание. Он был смертельно болен, понимал, что конец его недалек, и написал завещание, касавшееся его жены и падчерицы. Отметим, что на Руси был такой обычай: княгиня по смерти мужа обычно постригалась в монахини. Но что читаем мы в грамоте князя Владимира?

В грамоте сначала перечисляются те города и села, которые он отдавал княгине «по своем животе», то есть по смерти. А в самом конце он пишет: «Если захочет в черницы пойти, пусть идет, если не захочет идти, а как ей любо. Мне не восстать смотреть, что кто будет чинить (делать) по моем животе». Своей падчерице Владимир хотя и назначил опекуна, однако же велел при этом: «не отдавать ее замуж неволею ни за кого». Вот вам и традиция, вот вам и бесправные женщины на Руси.

Издано все сегодня – бери и читай!

Была и еще одна особенность у летописей, которая одновременно делает их трудными и для понимания и для подделки. Дело в том, что летописцы имели обыкновение вставлять в своды отрывки из чужих произведений, причем самых разных жанров. Это и поучения, и проповеди, и жития святых, и исторические повести. Кому что нравилось, тот то и вставлял, иной раз имея какой-то замысел, а то и просто «образованность свою показать» желая. Вот почему летописи – это прямо-таки огромная и разноплановая энциклопедия древнерусской жизни. Вот только браться ее изучать нужно умеючи. «Если хочешь все узнать, прочти летописца старого ростовского», – писал еще в начале XIII века суздальский епископ Симон в своем сочинении «Киево-Печерский патерик».

«Летописец выбором» на столбцах. Московский летописец XVII в. на столбцах. Cобрание Отдела рукописей Российской национальной библиотеки

Случается (хоть это и нехарактерно), что летописцы сообщают в тексте подробности своей личной жизни: «В то же лето поставили меня попом». Такая вот уточняющая запись о себе была сделана священником одной из новгородских церквей Германом Воятой (Воята — сокращенное от языческого имени Воеслав).

Летописец Ионы Соловецкого. Собрание Отдела рукописей Российской национальной библиотеки

Встречаются в летописных текстах и совершенно простонародные выражения, причем нередко и о князьях. «А он пролгался», — написано о князе в одной псковской летописи.

Ну и, конечно, в них все время встречаются образцы устного народного творчества. Когда, например, летописец-новгородец повествует о том, как был смещен с должности один из посадников, он пишет так: «Кто копает под другим яму, сам в нее ввалится». «Ввалится», а не «свалится». Тогда говорили именно так.

Тверской летописный сборник. Строевский список. Собрание М. П. Погодина, № 1414. Л. 14. Собрание Отдела рукописей Российской национальной библиотеки

Писать тексты летописей было тяжким трудом, а переписывание их — еще более тяжким. И переписчики-монахи делали тогда на полях (!) приписки, в которых жаловались на судьбу: «Ох, ох, голова мя болить, не могу писати». Или: «Лихое перо, невольно им писати». О множестве ошибок, сделанных по невнимательности, можно и не говорить!