Что такое Родина?
Два отрывка из повести Волоколамское шоссе (позиция Героя Советского Союза Бауыржана Момышулы): Что такое Родина?
Бауыржан Момышулы — коммунист, писатель, советский офицер, участник Великой Отечественной войны. Полковник ВС СССР Бауыржан Момышулы Герой Советского Союза. Бауыржан Момышулы — Народный Герой Казахстана (1995, посмертно)
редакция Интернет-сайта Мы из СССР предлагает посмотреть советский художественный фильм За нами Москва 1967 года, снятый в СССР на киностудии Казахфильм
За нами Москва — героическая киноповесть по мотивам книг о подвигах панфиловцев (основная книга Волоколамское шоссе) и материалов Героя Советского Союза Бауыржана Момышулы
Посмотреть кинокартину За нами Москва можно, перейдя по ссылке Бауыржан Момышулы
Волоколамское шоссе — повесть Александра Бека, одно из центральных произведений в творчестве писателя. Повесть Волоколамское шоссе написана в 1942-1944 годах. Впервые напечатана в 1943 году под названием «Панфиловцы на первом рубеже» в журнале «Знамя». Повествует о подвиге советских солдат и офицеров из 1-го батальона 1073 сп 316-й дивизии (впоследствии 8-й гвардейской стрелковой дивизии) генерал-майора Панфилова, которые сражались и отдавали жизни в схватке с фашистскими захватчиками под Москвой на Волоколамском направлении осенью — зимой 1941 года
Волоколамское шоссе повесть — структурно произведение состоит из четырех повестей по 10-17 глав, повествование ведется как рассказ старшего лейтенанта батальона Панфиловской стрелковой дивизии, Героя Советского Союза Бауыржана Момышулы
Константин Симонов: «…среди правд, написанных всеми нами о войне, одной из самых важных и дорогих правд была правда книги Бека Волоколамское шоссе …это вообще одна из самых лучших книг о войне в нашей советской литературе. И хотя ее хорошо знают у нас и знают во всем мире, ей, этой книге, еще не полностью воздано по заслугам»
Для чего я живу?
отрывок из повести Волоколамское шоссе
Для чего я живу? Ради чего воюю? Ради чего готов умереть, на этой размытой дождями земле Подмосковья? Сын далеких-далеких степей, сын Казахстана, азиат — ради чего я дерусь здесь за Москву защищаю эту землю, где никогда не ступала нога моего отца, моего деда и прадеда? Дерусь со страстью, какой ранее не знавал, какую ни одна возлюбленная не могла бы во мне возбудить. Откуда она, эта страсть?
Казахи говорят: «Человек счастлив там, где ему верят, где его любят». Вспоминаю еще одну казахскую поговорку: «»Лучше быть в своем роду подметкой, чем в чужом роду султаном». Советская страна для меня свой род, своя Родина!
Я, казах, гордящийся своим степным народом, его преданиями, песнями, историей, теперь гордо ношу звание офицера Красной Армии, командую батальоном советских солдат — русских, украинцев, казахов. Мои солдаты, обязанные беспрекословно исполнять каждый мой приказ, все же равные мне люди. Я для них не барин, не человек господствующего класса. Наши дети бегают вместе в школу, наши отцы живут бок о бок, делят лишения и горе тяжелой годины…
Вот почему я дерусь под Москвой, на этой земле, где не ступала нога моего отца, моего деда и прадеда!
Что такое Родина?
отрывок из повести Волоколамское шоссе
(читает Ринат Сибагатуллин)
Когда-то, еще в Алма-Ате, в ночном разговоре (пока не расспрашивайте, не отвлекайтесь, — я потом передам весь разговор) Панфилов сказал: «Солдат идет в бой не умирать, а жить!»
Мне полюбились эти слова, я иногда повторял их. Теперь, готовясь к первому бою, думая о батальоне, которому выпало на долю драться под Москвой, я вспомнил Панфилова, вспомнил эти слова
Неужели воля к жизни, инстинкт сохранения жизни — могучий первородный двигатель, свойственный всему живому, — проявляется только в бегстве?
Разве он же, этот самый инстинкт, не разворачивается вовсю, не действует с бешеной яростью и мощью, когда живое существо борется, дерется, царапается, кусается в смертельной схватке, защищается и нападает?
Нет, в этой небывалой войне за будущее нашей Родины, за будущее каждого из нас, любовь к жизни, воля жить, неистребимый инстинкт самосохранения должен стать для нас не врагом, а другом
Но как пробудить и напрячь его?
В определенный час по расписанию в ротах проводились беседы или чтения газет вслух
Я решил пойти в этот час в подразделения — послушать, что говорят бойцам политруки
В первой роте занятия проводил политрук Дордия. Не расставаясь с винтовками, бойцы кучкой сидели под открытым небом близ окопов
Падал редкий снежок. На темной хвое появились первые, еще просвечивающие белые мазки
Вокруг все было тихо, но каждый посматривал вдаль с особым чувством — каждый ждал: вот-вот там все загрохочет; со свистом и воем, о каком знали пока лишь по рассказам, полетят мины и снаряды; по полю, оставляя черные полосы на раннем снегу, двинутся стреляющие на ходу танки, из лесу выбегут, припадая к земле и вновь вскакивая, люди в зеленых шинелях — те, что идут нас убить
Дордия держал речь, заглядывая изредка в бумажку. Это были правильные слова, это были святые истины. Я услышал, что германский фашизм вероломно напал на нашу Родину, что враг угрожает Москве, что Родина требует от нас, если нужно, умереть, но не пропустить врага, что мы, бойцы Красной Армии, обязаны сражаться, не жалея самого драгоценного — жизни…
Я посмотрел на бойцов. Они сидели, прижавшись друг к другу, опустив головы или глядя в пространство, угрюмые, усталые
Эх, политрук Дордия, что-то плохо тебя слушают. Чувствовалось: он и сам, мечтательный Дордия, до войны учитель, мучается этим. Он не гость в батальоне. Ему, как и тем, перед которыми он говорил, предстоял первый в его жизни бой
Быть может, завтра, послезавтра ему придется с колотящимся сердцем под огнем перебегать из окопа в окоп, когда рядом с грохотом будет вздыматься земля. И там, а не под тихим небом беседовать с бойцами
Впоследствии я видел его в такие часы — у него была и своя улыбка, и свои, не записанные на бумажку слова
Но в тот день, переживая, как и все, что-то для него бесконечно важное, он не мог или не умел донести это чувство до сердец бойцов. Он повторял: «Родина требует», «Родина приказывает»… Когда он произносил: «стоять насмерть», «умрем, но не отступим», по тону чувствовалось, что он выражает свои думы, созревшую в нем решимость, но…
Зачем говоришь готовыми фразами, политрук Дордия? Ведь не только сталь, но и слова, даже самые святые, срабатываются, «пробуксовывают», как шестерня со стершимися зубьями, если ты не дал им свежей нарезки. И зачем ты все время твердишь «умереть, умереть»? Это ли теперь надо сказать? Ты, наверное, думаешь: в этом жестокая правда войны — правда, которую надо увидеть, не отворачивая взора, надо принять и внушить?
Нет, Дордия, не в этом, не в этом жестокая правда войны
Я подождал, пока Дордия кончит. Потом поднял одного красноармейца:
- Ты знаешь, что такое Родина?
- Знаю, товарищ комбат
- Ну, отвечай…
- Это наш Советский Союз, наша территория
- Садись
Спросил другого:
- А ты как ответишь?
- Родина — это… это где я родился… Ну, как бы выразиться… местность…
- Садись. А ты?
- Родина? Это наше Советское правительство… Это… Ну, взять, скажем, Москву… Мы ее вот сейчас отстаиваем. Я там не был… Я ее не видел, но это Родина…
- Значит, Родины ты не видел?
Он молчит
- Так что же такое Родина?
Стали просить:
- Разъясните!
- Хорошо, разъясню… Ты жить хочешь?
- Хочу
- А ты?
- Хочу
- А ты?
- Хочу
- Кто жить не хочет, поднимите руки
Ни одна рука не поднялась. Но головы уже не были понурены — бойцы заинтересовались. В эти дни они много раз слышали: «смерть», а я говорил о жизни
- Все хотят жить? Хорошо
Спрашиваю красноармейца:
- Женат?
- Да
- Жену любишь?
Сконфузился
- Говори: любишь?
- Если бы не любил, то не женился
- Верно. Дети есть?
- Есть. Сын и дочь
- Дом есть?
- Есть
- Хороший?
- Для меня не плохой…
- Хочешь вернуться домой, обнять жену, обнять детей?
- Сейчас не до дому… надо воевать.
- Ну а после войны? Хочешь?
- Кто не захочет…
- Нет, ты не хочешь!
- Как не хочу?
- От тебя зависит — вернуться или не вернуться. Это в твоих руках. Хочешь остаться в живых? Значит, ты должен убить того, кто стремится убить тебя. А что ты сделал для того, чтобы сохранить жизнь в бою и вернуться после войны домой? Из винтовки отлично стреляешь?
- Нет
- Ну вот… Значит, не убьешь немца. Он тебя убьет. Не вернешься домой живым. Перебегаешь хорошо?
- Да так себе
- Ползаешь хорошо?
- Нет
- Ну вот… Подстрелит тебя немец. Чего же ты говоришь, что хочешь жить? Гранату хорошо бросаешь? Маскируешься хорошо? Окапываешься хорошо?
- Окапываюсь хорошо
- Врешь! С ленцой окапываешься. Сколько раз я заставлял тебя накат раскидывать?
- Один раз
- И после этого ты заявляешь, что хочешь жить? Нет, ты не хочешь жить! Верно, товарищи? Не хочет он жить?
Я уже вижу улыбки, — у иных уже чуть отлегло от сердца. Но красноармеец говорит:
- Хочу, товарищ комбат
- Хотеть мало… желание надо подкреплять делами. А ты словами говоришь, что хочешь жить, а делами в могилу лезешь. А я оттуда тебя крючком вытаскиваю
Пронесся смех, первый смех от души, услышанный мною за последние два дня. Я продолжал:
- Когда я расшвыриваю жидкий накат в твоем окопе, я делаю это для тебя. Ведь там не мне сидеть. Когда я ругаю тебя за грязную винтовку, я делаю это для тебя. Ведь не мне из нее стрелять. Все, что от тебя требуют, все, что тебе приказывают, делается для тебя. Теперь понял, что такое Родина?
- Нет, товарищ комбат
- Родина — это ты! Убей того, кто хочет убить тебя! Кому это надо? Тебе, твоей жене, твоему отцу и матери, твоим детям!
Бойцы слушали. Рядом присел политрук Дордия, он смотрел на меня, запрокинув голову, изредка помаргивая, когда на ресницы садились пушинки снега. Иногда на его лице появлялась невольная улыбка
Говоря, я обращался и к нему. Я желал, чтобы и он, политрук Дордия, готовивший себя, как и все, к первому бою, уверился: жестокая правда войны не в слове «умри», а в слове «убей»
Я не употреблял термина «инстинкт», но взывал к нему, к могучему инстинкту сохранения жизни. Я стремился возбудить и напрячь его для победы в бою
- Враг идет убить и тебя и меня, — продолжал я. — Я учу тебя, я требую: убей его, сумей убить, потому что и я хочу жить! И каждый из нас велит тебе, каждый приказывает: убей — мы хотим жить! И ты требуешь от товарища — обязан требовать, если действительно хочешь жить, — убей!
Родина — это ты. Родина — это мы, наши семьи, наши матери, наши жены и дети. Родина — это наш советский народ!
Реквием Помните Роберт Рождественский
Памяти наших отцов и старших братьев,
памяти вечно молодых солдат и офицеров Советской Армии,
павших на фронтах Великой Отечественной войны
из Реквием Помните Роберта Рождественского
Разве погибнуть ты нам завещала, Родина?
Жизнь обещала, любовь обещала, Родина!
Разве для смерти рождаются дети, Родина?
Разве хотела ты нашей смерти, Родина?
Пламя ударило в небо! — ты помнишь, Родина?
Тихо сказала: Вставайте на помощь… Родина!
Славы никто у тебя не выпрашивал, Родина
Просто был выбор у каждого: я или Родина
Самое лучшее и дорогое — Родина!
Горе твое — это наше горе, Родина!
Правда твоя — это наша правда, Родина!
Слава твоя — это наша слава, Родина!