«Для меня куклы живые, как люди»: художник Александр Ечеин – о работе в Воронеже, современном театре и свободе творчества

Пространство для куклы – так называется выставка заслуженного художника России Александра Ечеина, развернутая в фойе второго этажа Дома актера им. Л. Кравцовой. Представлены эскизы сценографии и кукол к спектаклям, созданным с Валерием Вольховским, Валентином Козловским, Геннадием Шугуровым и другими режиссерами на воронежской сцене и в театрах других городов.

О работе в театре кукол, а также специфике этого уникального вида искусства с художником беседует наш корреспондент.

– «Пространство для куклы» – это не просто красивое название. В нем заключен серьезный профессиональный смысл. Что это такое?

– Сцена для меня всегда пространство. Для большого человека, актера – это большая сцена. А для маленького человека, то есть для маленькой куклы, маленькое пространство должно быть. А так как в современном театре кукол используется и живой план, самое сложное – совместить эти два пространства, чтобы человек не мешал кукле, чтобы зритель не потерял образ куклы. Человек тоже может потеряться на фоне куклы, если, скажем, он в ярком костюме и кукла тоже яркая, тут друг другу они мешают.

Фон в спектакле очень важен. Поэтому мы часто используем «черный кабинет», то есть черный бархат. В театре кукол он считается нейтральным цветом. Благодаря черному фону кукла может работать на любом пространстве.

«Лучше этого ничего нет в жизни»

– Театр кукол – достаточно специфичная вещь, к нему нужно прийти, открыть для себя этот мир и решить: буду этот мир творить. Как это произошло у вас?

– Первый театр, в который я пришел, был театр кукол. Меня в него никто не влюб­лял. Просто пришел, и мне понравилось. Хотя, когда меня спрашивали, где я работаю, мне стыдно было отвечать. А сейчас, по истечении многих десятков лет, понял, что лучше этого ничего нет в жизни.

– Где это случилось?

– В моем родном городе Кирове я поступал в художественное училище, но конкурс не прошел. Думал поработать годик, а потом снова поступать. Поработал сначала монтировщиком в театре – всего 2 дня, потом радистом, а после армии еще и актером... Нигде не мог себя найти, и мне как-то намекнули: «Ты же в душе художник, вот чем тебе надо заниматься всерьез». К тому же артистов много, художников мало...

И я поступил в ЛГИТМИК (Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии) на художника.

– А как встреча с Вольховским произошла?

– У Вольховского уже была Елена Луценко, я это знал, потому что мы учились вместе, она раньше закончила. Мне тоже хотелось быть главным сразу. И пару сезонов в этом качестве я проработал в Вологде. Но сильно там заскучал, уехал на постановку к Шадскому в Рязань, и он пригласил меня в свой театр насовсем. Я дал согласие, прихожу домой – письмо от Вольховского лежит. В этот же день буквально. И что делать? Звоню в Москву Ольге Леонидовне Глазуновой, спрашиваю: «Что мне делать?» Она говорит: «Конечно, главным хорошо, но когда ты будешь у Вольховского, ты поймешь, что такое режиссура». Я позвонил Шадскому, извинился, он мне: «Они же там не все время шедевры ставят, в Челябинске». А Челябинск тогда уже гремел, во всех газетах писали о феномене «уральской зоны». Короче, все бросил и поехал туда. С тех пор с ним работал – и здесь, до его конца.

«Каждый спектакль как последний»

– Какие-то открытия сделали для себя, работая с этим мастером?

– Я все время чувствовал, что если я сегодня не буду работать, завтра окажусь вне театра. То есть надо было работать честно. И каждый день мы доказывали Вольховскому, что мы чего-то стоим. Все спектакли были как последние. Да и сейчас осталось ощущение, что я должен делать спектакль как последний.

Он сразу закрыл тему иллюстрации. Художники часто думают, что театр кукол – это иллюстрация. Но это совсем не так. Мы искали всегда образы. Иногда я начинаю спектакль с конца. Читаю пьесу, что должно быть в конце. Вольховский говорил: «Если у нас лебеди не полетят, то смысла в этом спектакле нет». Или: «Море должно быть морем». То есть не речкой, не ерундой никакой, а чтобы мы поверили, что это море.

И о чем спектакль. Я всегда его «мучил»: о чем спектакль? А он мне отвечал: «Иди рисуй! Ты же не театровед, ты же художник, иди рисуй!» Сначала давал полную свободу – делай что хочешь. Потом начинал раскрывать, что ему нужно. И широкая дорога для меня становилась узкой тропинкой. И всегда приходили к тому, что он диктатор.

Сейчас мне с молодым режиссером работается очень комфортно, потому что он меня слушает. Может, притворяется. Иногда прислушивается, а иногда и не прислушивается. Стоит на своем, как танк. И это правильно.

Как люди, только другие

– Как вы относитесь к тому, что сегодня кукла не то чтобы уходит из театра, но порой становится не самым главным?

– Этот процесс возник давно, как только актера выпустили на сцену. Это режиссура виновата. Думают, что за счет актера выведут спектакль. Но ничего подобного. Есть очень талантливые режиссеры, они до сих пор любят куклу, любят как таковую, не как инструмент. Ведь многие говорят: кукла для меня инструмент. А это не инструмент. Она должна быть главным действующим лицом. Вольховский говорил: «Пусть будет двадцать человек, но одна кукла. Если через куклу достигается идея спектакля, тогда это кукольный спектакль». Как у нас в «Человеке из Ламанчи» две куклы всего было – Санчо Панса и Дон Кихот. Остальные – живой план. Но это был кукольный спектакль. Хотя там люди в масках, они считаются тоже как бы куклами. Потому что существуют по-другому. Человек надел маску – все, он существует по-другому.

– Как можно современному зрителю сказать, что такое театр кукол? У нас стереотипы сидят в голове. Кому-то, может, вообще кажется, что это театр детский. А это что?

– Это синтез всех искусств, во-первых, и потом, для меня куклы живые, как люди, только другие.

Надежда Роготовская

Справка «Горкома36»

Александр ЕЧЕИН родился в 1956 году в Кирове. Заслуженный художник России, член Союза художников, Союза театральных деятелей России и Международного союза кукольников. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. С 1987 года – художник-постановщик воронежского театра кукол «Шут». Его работы хранятся в Музее детских театров в Москве, а также в частных коллекциях России, США, Канады, Великобритании, Франции, Германии и Китая.