Телохранитель
Телохранитель.
«Услужливый дурак опаснее врага»
Народная поговорка
– 1 –
С тех пор как я начал писать рассказы о службе моих товарищей и моей на нашем славном и могучем Военно–Морском Флоте, я начал понимать товарища Пикуля, которого всегда страдал и мучился над первой фразой своей новой книги. И, действительно, вопрос: «А как начать» не праздный, ибо с первой фразы многое становится понятно читателю…
В центральном было жарко – и в прямом и в переносном смысле… Ух, первая фраза написана, теперь как–то легче стало. Центральный – это такое помещение в отсеке ПЛ, в котором собраны воедино «мозги» экипажа и приборы, помогающие этим «мозгам» управлять лодкой. Представьте себе цилиндрик стальной диаметром 7 с копейками метра и длиной 9 метров, разделённый на 2 палубы, то есть на 3 части. В самом низу – «трюм», в который напиханы насосы, клапана, кингстоны и куча трубопроводов больших и маленьких. Снизу, на подволоке, светят, изображая свет, несколько «таблеток» – светильники такие, наполняя помещение каким–то непонятным для нормального человека состоянием безнадёги. С обратной стороны подволока, то есть на нижнем настиле, размещены всякие там помещения (не будем уточнять какие) и одно из них называется рубкой радистов, в котором и пребывает один из героев моего повествования – мичман Слава Пупкин (я уже как–то писал о нём в моих «Кратких историях»)
Опишем его вкратце: рост – метр шестьдесят с ботинками, вес – около пятидесяти с теми же ботинками, лицо одухотворённое (в трезвом состоянии), склонен к мечтательности, пьянству и разгильдяйству, не женат. Но специалист неплохой, что его неоднократно и выручало по жизни.
Что он в рубке делает – описывать не будем, но связь работала на выходе в море устойчиво, а, следовательно, спасибо ему и на этом. До конца второй части моего повествования Славик нам, в принципе, и не понадобится – так что пусть он там плавает на волнах своих спокойненько, ибо не догадывается о своём предназначении в этой жизни…
Сверху находится ещё один настил, который разделён (условно) как бы на 2 части: та, что ближе к носу и является центральным постом, а та, что к корму – вотчиной старшины команды машинистов–трюмных мичмана Метельникова Владимира Сергеевича, гарного хлопца и потомственного казака. Описывать его не буду, ибо описан он мною в рассказе «Приём топлива».
Лодка находится на ходовых испытаниях после заводского ремонта в ныне почившем в бозе «Дальзаводе» города Владивостока. На борту порядка 200 человек – экипаж и плюс сдаточная команда завода. В центральном теснота, духота и плюнуть некуда – всё забито народом. И всё при деле – механик со старпомом сидят в креслах перед столиком, новая поверхность которого обклеена всякими рисунками, исполненными рукою старшего лейтенанта Пониковского Станислава Семёновича в своё время (в вечернее и ночное время, ибо днём делать было некогда). Старпом – капитан–лейтенант Куркин Алексей Никодимович – шелестит листами одновременно двух книжек – с корабельными учениями и суточными планами, ухитряясь делать пометки и там и там, ничего не пропуская и не путаясь во временах и датах, но сверяясь с записями в ВЖ ЦП (вахтенном журнале центрального поста).
Станислав Пониковский, увешенный двумя секундомерами и вооружённый логарифмической линейкой и калькулятором, держал в руках эмэлку и доставал подчинённых на боевых постах своими приказаниями. Перед ними лежал так ненавидимый ныне механиками Журнал ТТД БИТС ПЛ (Журнал учёта тактико–технических данных боевого использования технических средств подводной лодки) и заполнял всяко разные таблицы. Ну любил он это дело – потом это ему не раз пригождалось и выручало, в казалось бы, самых безвыходных ситуациях… Но сейчас не об этом.
В силу своей дотошности и нудности характера, воспитанной суровым отцом и более суровыми обстоятельствами флотской службы, механик любил знать ответы на любой поставленный по поводу и без повода командиром вопрос, типа «Сколько мы ещё сможем под водой просидеть»; «А какая фактическая производительность ГОНа на глубине 100 метров»; «А сколько можем принять лишней воды в уравнительную, удерживаясь рулями» и так далее. Чтобы это знать механик должен был постоянно вести учёт многих параметров и данных, начиная от солёности воды и кончая степенью заполнения баллонов гальюнов.
Лодка находилась в море уже вторую неделю. В основном, основные пункты программы ходовых испытаний были выполнены, лодка сходила на ГВП (глубоководное погружение), достигла своей предельной глубины – на лодке была произведена модернизация, отразившаяся на состоянии прочного корпуса, поэтому и погружалась она не только на рабочую, но и на предельную глубину, откатали акустику, то есть замерили шумность корабля на положенных глубинах, а теперь просто ходили на глубине, отрабатывая экипаж и механизмы к длительной работе под водой после заводского ремонта.
Глубина хода была 40 метров, рули в «ноле». В центральном тихо и спокойно, царит полумрак, каждый занят своим делом. Внезапно из третьего донеслось:
– Центральный, грязная 2 полная!
Грязная – это цистерна грязной воды. Пониковский не понял и спросил убогого:
– Её откачивали полчаса назад под перископом, с чего бы это?
Из отсека промолчали. Запросив добро у командира, механик убыл в третий. Фактически в умывальнике стояла вода и никоим образом уходить оттуда не собиралась. Пройдя на камбуз, механик увидел такую же радующую непонятно кого картину – обе раковины были наполовину заполнены водой, кок «хрючил» (спал) себе спокойненько, а из крана забортной воды полной струёй лилась вода.
Душа Станислава вознегодовала. От подзатыльника кока сдуло с табуретки. Кран был закрыт и отсутствие весёлого журчания подсказало старлею, что грязная фактически полная. Показав кулак коку, механик величественно удалился, не забыв прихватить два услужливо намазанных окончательно проснувшимся коком ломтя хлеба, щедро намазанных маслом, для себя, любимого, и для старпома, бедного…
Вернувшись в центральный и отдав второй кусок старпому, Пониковский доложил командиру обстановку и запросил добро откачать грязную. Командир решал свои проблемы с главным строителем, поэтому махнул рукой механику – мол, твори что надо.
– Трюм, приготовить помпу из–за борта за борт! Проверь обжатие клапанов на уравнительную!
Там зашевелилось, послышались звуки контакта тела бойца с клапанами, сопровождаемое старозаветным «Ой, бля…», после чего из трюма донеслось:
– Готова помпа из–за борта за борт! На уравнительную клапана обжаты!
Механик открыл приёмный кингстон и сказал вниз:
– Пошла помпа из–за борта за борт!
Раздался щелчок и помпа «зачавкала»
– Подбей колпаки, сколько можно учить!
Для снижения шумности на каждом цилиндре есть воздушный колпак, в котором под давлением находится воздух, который гасит «толчки» воды. «Чавканье» прекратилось.
– Работает помпа из–за борта за борт, нагрузка … ампер, давление – … кг/см2.
Механик убедился что всё нормально и дал команду в трюм:
– Открыть клапан на грязную два.
Клапан был открыт, о чём боец и поведал в центральный. Пониковский закрыл приёмный и также сообщил эту важную новость в трюм с тем, чтобы боец отливным клапаном регулировал устойчивую работы помпы. Минут через пять трюмный радостно сообщил, что:
– Работает помпа на осушение ЦГВ–2, нагрузка … ампер, давление – … кг/см2.
Механик успокоился и вернулся к своим обязанностям. Однако ещё через минут 10 из трюма доложили, что давление упало и надо провентилировать помпу. Механик, открыв приёмный, сообщил об этом вниз. Но помпа вентилироваться упорно не хотела. Стало ясно, как в божий день, что фильтр на всасывании помпы засорился («засрался» если быть точным), и что его надо чистить. А что для этого надо? Правильно – закрыть приёмный, закрыть все клапана, отвернуть кучу гаек на крышке, снять саму крышку, вытащить дырчатый цилиндрик с ручкой и выложить всю срань, что внутри цилиндрика, в отдельно взятую кандейку.
Всё просто до безобразия. Все клапан были закрыты, фильтр вскрыт и очищен, после чего водворён на своё штатное место. Крышка установилась по–штатному и была обжата всеми гайками. На всё про всё ушло 15 минут. Далее повторилась процедура с открываниями клапанов, прокачиванием помпы «из–за борта за борт» и переводом её из «грязной два за борт». Помпа «качать» упорно не желала. Опять был открыть приёмный кингстон и помпа «провентилирована». Опять приёмный закрыли и помпа «качать» снова отказалась. Механик не поленился спуститься в трюм и проверить положение клапанов. Нужные клапана были открыты, ненужные – закрыты.
Это озадачило, но не напрягло. На борту сдаточная команда, куча работяг – пусть потеют – решил механик и подошёл к главному строителю, по прежнему что–то обсуждавшему с командиром. Обрисовав ситуэйшен, Станислав попросил вызвать главного спеца по трюмным системам – Анатолия Петрова, мужичка лет 45, грамотного, умелого, но страшного любителя выпить. Того разбудили, он спустился с торпедной палубы, где были установлены нары для сдаточной команды, и прибыл пред светлые очи главного строителя.
Тот также вкратце обрисовал ситуацию, механик рассказал алгоритм выполненных ранее мероприятий. Анатолий понял и с бодрым видом спустился вниз. Оттуда начали доноситься окающий говорок работяги, среднеазиатские восклицания моряка и клацание ключей. Пониковский по сигнализации проверил закрытие ненужных забортных отверстий и вернулся к своим обязанностям ВИМа (вахтенного инженер–механика).
Наконец из трюма донеслось:
– Готово, давайте провентилируем помпу!
Запросив «добро» у командира, механик открыл приёмный. Послышалось журчание воды из вентиляционного крантика (он установлен на крышке фильтра)
– Закрывай, провентилирован!
Механик закрыл.
– Готова из–за борта за борт!
Опять получив разрешение командира механик открыл приёмный и дал «добро» на пуск насоса.
Помпа заработала. Через минуты три раздался звук выстрела, весь отсек заволокло туманом и из трюма донеслось как бы эхом:
– Пи…ц!!!!
Пониковский соображал быстро. Поворотом ключа он закрыл приёмный и ринулся в трюм. В трюме плескалась водичка, Толян и боец были мокрые с головы до ног. Боец был в проходе около «машки» (холодильной установки провизионок), Толян сидел на фильтре, засунув свои руки под задницу, и дрожал как осиновый лист. Пониковский сдёрнул того с фильтра. Толян, не разгибаясь и, по–прежнему сотрясаясь всем телом и клацая зубами, уселся на те же руки на паёлину. При перемещении механик увидел, что под задницей, в руках у Толяна была его любимая шапка–ушанка, месяц назад подаренная ему самим Пониковским. Сверху в трюм спустился, отдуваясь, главный строитель и командир. Стас поглядел на крышку фильтра и всё понял, не понял он только одного.
– Анатолий, ты за каким хреном крантик отвернул?
– Вода не шла, я хотел его приотвернуть и провентилировать.
Всё стало всем понятно. Крантик вырвало из резьбового отверстия и вода под давлением 4 кг/см2, радостно булькая, устремилась наружу. Боец Матросовым становиться не захотел, а Толян был воспитан ещё в советской школе. Поэтому, ничего не соображая, но думая, что совершает подвиг, сдёрнул с головы ушанку, и, поместив её на задницу, уселся на струю воды.
Бойца отправили переодеваться, другой боец заступил на его место. Толяна, которого с трудом разогнули и подняли наверх, осмотрел докторище (это я очень в уважительном смысле этого слова – ибо он был специалист классный и товарищ хороший), причём выяснилось, что всё мужское хозяйство и задница у Толяна радикально тёмно–синего и фиолетового цвета, и что его надо в госпиталь, но Толян отказался, хотя и потребовал, чтобы ему в качестве компенсации налили стопарик, на что главный строитель ответил ему известным всем жестом двумя руками – в смысле – «хрен тебе».
Вода из трюма была откачана и трюм засушен, с причиной отказа помпы качать разобрались – в грязную неведомыми путями попала тряпка и забила клапан на откачку грязной, электрооборудование было протёрто шилом, в общем, всё устаканилось, но с того выхода механик больше никогда никому не верил на слово, особенно в подводном положении
– 2 –
Плавание, то бишь ходовые испытания продолжились. Через день, после заряда АБ, погрузилась лодка в 09.00 в соответствии с суточным планом, столь нежно лелеемом капитан–лейтенантом А. Куркиным. Время в момент начала повествования уже было вечернее, лодка шла на глубине 100 метров на ходу «самый малый ЭДЭХ» (электродвигатель экономического хода), была удифферентована (то есть не всплывала и не погружалась), а народ отужинал и занимался уходом за АСИ (аварийно–спасательным инструментом), то есть, практически ничем, ибо всё АСИ было с «нуля», выкрашено, отдраено до зеркального блеска, так что моряки, в основном, делали вид, что драят АСИ, а сами, скорее всего, пребывали в горестных думах о столь нежеланном для них, но желанном для всех офицеров корабля, окончании ремонта.
И снова старпом – капитан–лейтенант Куркин А.Н. – шелестит листами одновременно двух книжек – с корабельными учениями и суточными планами, ухитряясь делать пометки и там и там, ничего не пропуская и не путаясь во временах и датах, но сверяясь с записями в ВЖ ЦП, а Станислав Пониковский, увешенный неизменными двумя секундомерами и вооружённый всё той же логарифмической линейкой и стареньким калькулятором, держит в руках эмэлку и снова достаёт подчинённых на боевых постах своими приказаниями.
В 09.10 в центральный зашел начальник штаба нашей почти что… бригады, которого специально прислали на ходовые испытания руководить комиссией. Все встали, вначале старпом, а затем и механик вкратце обрисовали ему обстановку на корабле и что и кто чем заняты. Начштаба обратился к механику:
– Механик, фактическую производительность ГОНа замеряли?
Пониковский повернул голову к своему любимому журналу, открыл соответствующую таблицу и доложил начшатаба о том, что замеряли, и что она (производительность) составляет: далее он перечислил производительность ГОНа через каждые 10 метров. Надо сказать, по техническим характеристикам ГОН, установленный на борту данной лодки должен был откачивать на глубине 100 метров 22 кубических метра воды в час из уравнительной за борт. Однако, на заводе всё просто – поставили на стенд насос, прикрутили две прямые трубы – на входе (всасывании) и на выходе (нагнетании) – и гидротормозом создают противодавление и пишут, и рисуют всякие графики, блея от радости. Но про эргономику наши заводчане слышали только в отдалении, а девонькам, которые разрабатывают наши подводные лодки, начхать на стендовые испытания всяко там непонятным им насосов. Поэтому вместо прямой трубы они делают кривую, абсолютно не задумываясь о гидродинамике.
На лодке капитана 3 ранга Владимира Владимировича Корчета труба отливная ГОНа была искривлена в 4-х местах, причём под радикально прямым углом. Вода – она же не дурная, ей влом – то на лево, то на право, вследствие чего производительность насоса резко падает из–за гидродинамических потерь. В связи с вышеизложенным 22 метра в кубе насос на этой лодке выдавал на глубине порядка 80 метров, а далее (то есть глубже) начинался, как любил выражаться товарищ Пониковский «напрасный перевод электронов». О чём он также доложил начштаба.
– А как вы замеряли и почему так мало? – был механику задан вопрос.
Механик (ну что взять со старлея) нудным голосом стал объяснять бывшему штурману, что «колена» трубы, что труб не переделать, что помпа после восьмидесяти качает независимо от глубины погружения с такой же производительностью – 20 кубов в час, и толку больше, и «электронов» на порядок меньше тратится. Начштаб в такие тонкости вникать не стал.
– Пустить ГОН и замерить производительность, – приказал он, видимо не поверив механику.
Станислав начал было объяснять капитану 2 ранга, что лодка удииферентована, что ГОН на такой глубине (напомню – 100 метров) «не сосает», как любил выражаться его боец трюмный, по ошибке зачатый и перемещённый из родного кишлака в трюм боевого корабля, что…, но был прерван начштаба, который указал неразумному, что на флоте сначала выполняют приказание, а потом его обжалуют.
Пониковский опустил своё немалое тело в произведение в конструкцию, также описанную мною в эссе «Выход в море», повернул голову к мичману В. Метельникову и сказал ему, чтобы он шёл в трюм и лично проследил за «гоблинами» в тельняшках во избежание всякого… Затем взял эмэлку и рявкнул:
– Трюм, приготовить ГОН из уравнительной за борт…
Помните как у Высоцкого: «А в ответ – тишина…», так и тут. Снизу было тихо и никто, даже крысы (коих на лодке после завода было как блох на сучке), не шевельнулся. Описывать все слова, которые произнёс старлей в адрес трюмных не стану, но даже они не возымели никакого эффекта. Наконец из трюма послышался голос старшины команды:
– Тащ, да они дрыхнут, козлы безрогие!
Только тот, кто служи на флоте поймёт – каково это спать на железе при температуре плюс 7 градусов.
– Вован, пинай эти сперматозоиды, готовьте ГОН из уравнительной…
Снизу послышались пинки и мат старшины, после чего в трюме началось броуново движение, умело направляемом Вованом. Через 2 минуты из трюма бодро доложили со среднеазиатским прононсом:
– Готов ГОН из уравнительной за борт!
Механик, понимая всю безнадёгу, ещё раз посмотрел на начштаба, но тот был суров и непреклонен. Станислав отвернул и обречённо сказал:
– Пошёл ГОН из уравнительной за борт! Боцман – рули на всплытие!
Послышался как бы лёгкий хлопок, шум работы электродвигателя и из глубин трюмных донеслось бодрое:
– Вищел ГОН из уравнительной за борт!
Ни нагрузки, ни режима работы, ни сколько откачено при этом доложено не было. Пониковский рявкнул в трюм:
– Ты щас сам туда выйдешь. Доклад по форме – я кому бумажки писал?
Наконец через минуту донеслось:
– Работает ГОН из уравнительной за борт. Режим – последовательно. Нагрузка – … ампер, откачено – ноль.
Пониковский посмотрел на приборы и увидел, что лодка начала медленно погружаться.
– Стоп ГОН, приготовить помпу из уравнительной за борт, боцман рули полностью на всплытие, телемех – снять отсчёты в процентах…
Всё было выполнено очень быстро. Оказалось, что вместо откачки приняли полторы тонны, но лодка «провалилась» только на пять метров. В течение 10 минут ПЛ была снова удифферентована, и механик со старпомом облегчённо перевели дух.
Но начштаба обуял бес деятельности. Вклинилось ему, что обязательно надо измерить производительность насоса. Ну колом встало ему это наваждение. Поэтому посовещавшись с командиром он принял решение подвсплыть на глубину 40 метров и провести замер производительности. По тревоге личный состав бросил АСИ где попало и убыл на свои боевые посты. Описав циркуляции и «прослушав горизонт» лодка всплыла на 40 метров. Там она была удифферентована, о чём Пониковский и доложил командиру.
Снова был пущен ГОН из уравнительной за борт и в течение 5 минут откачал энное количество воды. Пониковский рассчитал производительность и показал начштаба, присовокупив при этом свой столь горячо любимый журнал с расчётами. Всё совпало (я имею в виду – замеры и расчёты), но не совпала фактическая производительность насоса с формулярной.
Начштаба вознегодовал.
– У вас расходомер неверно показывает!
Пониковский ничего на это не ответил. Начштаба никак не успокаивался и требовал, чтобы замеры произвели с учётом точного знания исходного объёма удаляемой воды. Наконец, его осенило:
– Механик, сколько воды влазит в трюм кафердама?
– Три куба.
– Заполните кафердам и осушите!
Повторяю – лодка на глубине 40 метров. Пониковский попросил подвсплыть хотя бы на 5 метров.
– Зачем?
– Если тонуть начнём – чтобы успеть выплыть, – брякнул Пониковский.
– Вы мне прекратите тут панику наводить. Минёра ко мне, – это уже было сказано старпому.
Алексей Николаевич вызвал 1-ый отсек и передал через вахтенного, чтобы минёр прибыл в центральный. Через три минуты в центральном появился минёр. Так как он станет ещё одним главным «героем» этого рассказа, то обрисую накоротке его. Сын родителей, преподавателей училища ТОВВМУ (г. Владивостока) после школы поступил в сие учебное заведение и благополучно кончил его. В ремонте отсидел 2 года, дослужился до старлея, но во время приёма матчасти попал в аварию, сломал руку и на борту отсутствовал, поэтому с матчастью был знаком слегка эдак.
– Заполните через второй аппарат выгородку кафердама и доложите мне.
Тот бодренько ответил «Есть» и убыл, не говоря больше ни слова. Механик, понадеявшись на присутствие на торпедной палубе сдаточной команды, на всякий случай послал в кафердам трюмного, посадил Вована с двумя трюмными в трюм на ГОН и помпу, перегнал 400 литров из носа в корму, после чего сам, отстранив молодого боцмана, уселся на рули.
Старпом с разрешения командира объявил учебную тревогу, проинструктировал личный состав лодки и особенно 1-го отсека по мерам безопасности и по их действиям в случае поступления воды, а также, после подсказки механика, узнал нагрузку спеццистерн. Затем, опять–так по настоянию механика, ГГЭД (главный гребной электродвигатель) был приготовлен к работе.
Что надо сделать для того, чтобы заполнить кафердам? Из одной цистерны надо было перекачать воду в трюм. Делается это просто: нагружается система ВЗУ (воздуха к забортным устройствам), нагружается цистерна кольцевого зазора соответствующего борта и вода вытесняется воздухом в торпедный аппарат. На аппарате открывается сливной крантик, после чего вода, радостно булькая, устремляется в кафердам.
Просто как куриное яйцо. С первого через определённое время донеслось:
– Заполняется кафердам!
Механик слегка переложил рули на всплытие. Лодка держала глубину. Тишина стояла в отсеках.
– Первый, доклад через 20 сантиметров, механик – бди, – старпом взял бразды правления в свои руки.
– Вода встала, – донеслось из первого.
Пониковский попросил узнать – нагружена ли система ВЗУ. Из первого ответили – что нагружена. Ещё минуты через три было доложено:
– Пошла вода, скорость поступления – 20 сантиметров в минуту…
Пониковский всё понял сразу и резко переложил рули на всплытие, повернулся к старпому и закричал:
– Лёха, пускай помпу! Мотор средний вперёд!!!
– Отставить, – вмешался начальник штаба, – механик, у тебя, что крыша поехала?
Как–то в рассказе «Я не сплю» я описал место, где сидит боцман. Пониковский продрался между «подсолнухом», столом и креслом старпома, толкнул боцмана к его рабочему месту, крикнув на ходу: «В руль и не дай Бог если что–то сделаешь без моего приказа!», после чего схватил эмэлку и крикнул вниз: «Пошёл ГОН из уравнительной за борт».
В это время лодка «клюнула» носом и боцман удивлённо сказал в пространство центрального, видимо обращаясь к командиру:
– Тащ, лодка погружается, рули полностью на всплытие…
– Боцман, телеграф на ГГЭД, зам, перегоняй из нома в корму, доклад через 200, – Пониковский в минуты опасности начинал соображать быстрее, чем всегда. Перегнувшись через старпома он перевёл рукоятку машинного телеграфа в положение «Полный вперёд». В это время заместитель по политчасти открыл клапан на перегонку воды в дифферентной системе и подгрузил дифферентную цистерну ВЗУ (дифферентная система – это 4 цистерны, расположенные попарно в носу и в корме, соединённые побортно трубами и служащие для приведения дифферента («наклона» в сторону носа или кормы) ПЛ к нулю при помощи перегонки определённого объёма воды в нос или в корму).
– Работает ГОН из уравнительной за борт, нагрузка – … ампер, откачано сто пятьдесят, – донеслось из отсека
– Прегоняется из носа в корму, перегнано 150…
Из динамика послышалось срабатывание автоматов в пятом отсеке и шипение ВВД. На пульте ЭЭСПЛ (электроэнергетической установке подводной лодки) загорелись лампочки якорей ГГЭДа, погасла сигнализация опорожнения ШПМ (шинно–пневматической муфты), после чего сигнализация сообщила, что ДЭХ остановлен. Пятый доложил, что начал набирать обороты для выхода на режим.
– Глубина 80 метров, рули на всплытии, дифферент 4 градуса на нос…
– Центральный ГОН не качает…
– Пошла помпа из уравнительной за борт…
– Работает помпа из уравнительной за борт, нагрузка – … ампер, давление – 10, откачано пятьдесят, – донеслось из трюма.
– Глубина 100, лодка погружается, скорость 6 узлов, – доложил тихим голосом боцман.
– Механик, что происходит, – пришёл в себя начштаба, – почему погружаемся? Продувай нос! (то есть носовую группу ЦГБ – цистерн главного балласта)
Механик ничего не ответил, напряжённо размышляя над ситуацией и прорабатывая все известные ему варианты возможных событий. В его голове с такой скоростью решались эти задачи, что если бы его бывшая преподавательница Юлия Николаевна Давыдова, даже и не представляющая о таких способностях своего бывшего ученика, узнала об этом – то поставила бы ему пятёрку по математике «автоматом» без экзамена…
– Не знаю. Алексей, объявляй аварийную тревогу, – рявкнул в ответ Пониковский, соображая – всё ли он успел сделать, после чего демонстративно повернулся к начштаба задом и устремил свой взгляд на приборы, указующие на положение рулей, глубину, крен и дифферент.
– Глубина 150, дифферент встал – 4 на нос, рули на всплытии, лодка погружается, скорость 10 узлов, – в голосе боцмана начала сквозить какая–то безнадёга.
– Что происходит, – начштаба кричал и топал ногами, – командир, почему этот уё…к молчит? (имелся в виду Пониковский)
Командир был хоть и молод, но старой закваски, поэтому на глупые вопросы и он отвечать не стал, однако, в действия старпома и механика влезать также не стал, считая, что его вмешательство только повредит делу.
Крики начштаба усилились, но тут сказал своё веское слово главный строитель, бывший когда–то механиком ещё на «малютках», а потому всё видящий и понимающий. Он посоветовал начальнику штаба помолчать и не мешать людям делать своё дело. Начштаба начал возражать, но кончилось всё это тем, что очень вежливый в разговоре главный строитель послал начштаба на… (все поняли – куда). Начальник обиделся. Но возражать не стал, хотя никуда и не ушёл.
Скорость ПЛ продолжала нарастать, и Станислав приказал:
– Боцман. Бди за дифферентом. КГР (кормовые горизонтальный рули) только на всплытие, при перевалке через ноль – работать СГР (средними горизонтальными рулями)
– Аварийная тревога, нарастание дифферента на нос и поступление воды в 1-ый отсек, – объявил старпом по кораблю, даже не спрашивая разрешения у командира. С этого момента приказывать на корабле имели право только три человека – командир, старпом и механик.
– Глубина 280 метров, дифферент 2 градус на нос, дифферент отходит – 1,5 на нос, скорость по лагу 15 узлов, нарастает, скорость погружения замедляется…
Личный состав, который мы так любим ругать и тихо ненавидим, как я не раз замечал, в минуты опасности становится совершенно другим – не хнычет, не пугается и в обмороки не падает. На лодке стало тихо, только подсевшее освещение и работа помпы выдавало всё напряжение ситуации. Из отсеков слышались доклады как по «Лиственнице», так и по телефону, народ сообщал, что всё в норме, из первого утешили, что поступление воды прекращено, водород, кислород и цэ о два в норме и все готовы к подвигу…
– Глубина 300… 305… 310 метров, лодка медленно погружается, дифферент отходит на корму, скорость 18 узлов…
Корпус начал потрескивать. Лодка тряслась, как раненая лань – красивое выражение, но другого сравнения в голову Понятовскому не лезло. Как–то не очень приятно заработал насос охлаждения вспомогательных механизмов, но из отсеков докладывали, что протечек воды нет, напряжение на контрольных аккумуляторах выше конечного. Тут некстати штурман доложил, что прошли изобату 1500 метров, что всех, видать, несколько успокоило – до дна оставалось каких–то несчастных 1190 метра – полторы трамвайных остановки. Перед взором Пониковского начала в обратной последовательности прокручиваться его прошедшая жизнь, но что–то в глубине Души утешало, что двоих детей он «сотворил», так что долг перед Родиной и народом он вроде бы уже выполнил.
После 315 метров всем стало страшновато. Я никогда не верю тем, кто говорит – да это всё ерунда, мол. Умирать не хочется никому. Потрескивание становилось всё сильнее и кое–где на штоках клапанов вентиляции начали появляться струйки воды. Под ложечкой у Станислава нехорошо эдак засосало. Перед лицом возникли образы жены и детей и всех девушек, к которым он когда–то был неравнодушен. Усилием воли прогнав наваждение, механик седьмым чувством ощутив что настаёт момент истины, сказал, обращаясь ни к кому конкретно и ко всем сразу:
– Вроде встаёт, боцман? Серёга (так звали заместителя), что там с дифферентной?
– Перегнали 2 тонны, в носу осталось 2,5 – доложил заместитель и добавил вопросительно, – Стас, может выедем?
Стас не ответил – его взгляд метался от одного прибора к другому, но все чувства, обострившиеся до состояния обнажённого нерва, кричали ему: «Встали, сейчас поедем вверх». Зам, открыв клапан ВЗУ на дифферентную систему, подскочил к пульту управления ОКС (общекорабельными системами) и вперил свой взгляд в глубиномер
– Никак встали, глубина 325, – крикнул заместитель, увидев что кончик стрелки глубиномера замер на шкале, и от души обложил всех и вся, – Стас, встали, бляха муха!
Стрелка затем дёрнулась вверх – это явственно увидели и механик и заместитель одновременно. Тут и боцман доложил, что по глубиномеру стрелка пошла вверх, что скорость 19 узлов и рули на всплытии, а дифферент растёт на корму, и народ в центральном зашевелился, начал отдуваться и пыхтеть, словно атланты, наконец–то сбросившие непосильную ношу неба со своих плеч…
– Держать дифферент 3 градуса на корму. Стоп передувать, Алексей – в пятый, быть готовым дать средний, трюм, сколько откачено? – механик вошёл в родную стихию, и образы любимых когда–то им девушек и жены растаяли в эфире. Непонятно почему он начал напевать про себя: «Дивлюсь я на нэбо, та думку гадаю…», что старпома порадовало, но он, как и командир отлично понимали, что всплытие – это не погружение, что и там хватает всякого, что может омрачить светлое существование подводника.
– Глубина 310, скорость 19, дифферент 3 на корму, лодка всплывает, – лицо боцмана расплылось в улыбке и он начал вдохновенно перечислять глубины не через 10 метров, как положено, а через пять, – 305, 300, 295…
– Боцман, держать дифферент 3 на корму! – Стас понимал, что разогнавшуюся лодку может запросто «выкинуть» по инерции «не тудой кудой–то», а это – чревато…
На глубине 150 метров Пониковский попросил командира перевести ход на «средний». Командир согласился. Когда переключения были произведены, командир, посовещавшись накоротке с главным строителем, приказал:
– Старпом, объявляй аварийное всплытие. Акустики, дать три посылки средней мощности. Механик, ты готов?
Пониковский был готов. По его команде остановили помпу и приготовились принимать в уравнительную и быструю (цистерну). На глубине 40 метров после доклада акустиков о чистоте горизонта, командир просто сказал:
– Стас, продувай её на хер, – чем выдал наконец–то своё волнение, и, повернувшись, начал одевать канадку и шапку для того, чтобы во всеоружии быть готовым выскочить на мостик после всплытия ПЛ.
– Отдраить нижний люк, 4-ый приготовить оба дизеля на продувание балласта, – добавил он, но старпом уже передал эти команды в соответствующие отсеки и народ зашевелился гораздо быстрее, отчётливо понимая, что костлявая с косой (не Юлия Владимировна с Украины), выпустила наконец–то всех из своих объятий и удалилась, бормоча недовольно…
Лодка всплыла, и было доложено кому следует, а с обеспечивающего буксира спросили – за какими такими коврижками у них открыты передние крышки двух торпедных аппаратов. Механик, до этого спокойно руководивший личным составом и материальной частью, вдруг вздрогнул и, не слова не говоря, молча направился в первый отсек. Первым очухался зам и с криком «Держи меха», бросился к нему, но тот успел проскочить в первый отсек и, схватив ключ для проворачивания клапанов вентиляции (а он весит килограмм восемь) молча и набыченно направился к минёру.
Но не успел он пройти и пяти ша