Ольга Усова: «В оперном искусстве сейчас кризис»
Свою музыкальную карьеру омичка Ольга Усова когда-то начинала с детского хора ДК «Химик». Сейчас она уже больше 20 лет живёт во Франции и поёт в одном из самых известных оперных театров мира.
«Глобальный кризис сейчас наблюдается во всех сферах жизни, и тем более – в оперном искусстве. Сокращают количество постановок даже в самых именитых театрах мира, а в Италии недавно вообще уволили весь хор и оркестр, и перешли полностью на договорные отношения, – говорит Ольга Усова, солистка хора Парижской национальной оперы.
Приехав в Омск на День города, она выступила перед земляками в Органном зале. Петь для русской публики – особое удовольствие.
«Публике нужны картинки»
Ольга Минайло, omsk.aif.ru: Ольга Петровна, петь на зарубежных сценах – это мечта детства?
Ольга Усова: Нет, что вы! Я в детстве даже не знала, что можно выучиться на профессиональную певицу и этим зарабатывать деньги. Я просто пела в ансамбле в школе, потом меня родители отдали в детский хор в ДК «Химик». До 14 лет я и не представляла, чем буду заниматься в жизни. Даже в музыкальную школу не ходила. Но в 8-м классе одна моя родственница сказала, что есть в Омске училище им. Шебалина, где можно научиться вокальному искусству. Окончив 10 классов, я пришла туда, сдала экзамены, поступила. Конечно, было сложно без базы, которую даёт музыкальная школа – недостаток этого шлейфом тянется за тобой всю жизнь. Постоянно приходится чему-то учиться, до чего-то догадываться и додумываться. На 2-м курсе мой педагог Ольга Георгиевна Ляликова сказала, что я, наверное, могу попробовать поступить в консерваторию. Долго думать я не стала, подала документы и поступила в консерваторию в Ленинграде. Мне хотелось петь на большой сцене, я даже как-то ездила на прослушивание в Большой театр, но не взяли. Я и сама тогда понимала, что не готова.
– С музыкальным образованием в начале 90-х годов прошлого века сложно было найти работу?
– Консерваторию я окончила в 1989 году, распределения тогда не существовало и выпускники сами искали себе работу. Меня взяли в Ленинградскую Капеллу имени М. Глинки, где я отработала три сезона. А потом вышла замуж и уехала в Париж. Я не застала весь ужас и крах страны. Примерно в этом же время в России началось падение рубля, появились карточки на питание, на прилавках стояла одна морская капуста. Я помню, как один мой друг, тоже певец, в эпоху дефицита, шутил: дескать, скоро люди в магазинах будут просить взвесить им, например, просто 200 грамм еды. Любой. И когда я сейчас проезжаю в Омске мимо магазинов с таким названием, то всегда вспоминаю этот случай и улыбаюсь. Но эта разруха и застой сказалась и на культуре. Очень многие мои однокурсники по консерватории бросили заниматься музыкой, потому что это было невыгодно. Возвращаться сейчас в эту область тяжело, да и на мировой уровень в два счёта не попадёшь.
– Тем не менее, мало кто преследует цель заниматься музыкой исключительно для того, чтобы заработать деньги. Это, как говорится, история по любви. Однако грустно, что в последние десятилетия даже талантливые люди вынуждены отказываться от музыкальной карьеры ради прибыли.
– Сейчас глобальный кризис во всех сферах! И тем более в оперном искусстве. Сокращаются постановки в оперных театрах не только России, но и Испании, Италии. Например, вместо шести запланированных постановок в год делают три. То есть, солисты остаются без работы и, соответственно, без денег. В прошлом году в Риме в оперном театре вообще уволили весь хор и оркестр и перевели всех на контрактную основу. Когда готовят постановку, то просто подписывают контракт с теми артистами, кто необходим. Пока в нашем театре в Париже ничего не отменяется и не сокращается, залы полные. Хотя работы катастрофически мало.
– В России оперное искусство тоже переживает не лучшие времена. Не секрет, что на оперу в тот же омский музыкальный театр далеко не аншлаги. Может, причина в публике, людям просто не интересно? На мюзиклы ведь ходят, а на оперу – нет.
– Нет, это зависит не от публики, а от репертуара. Конечно, мне сложно судить, прошло уже 20 лет, как я уехала из Омска. Но я прекрасно помню, как во время перестройки на сцене музыкального театра выступал оперный театр из Бурятии. Какие там у вокалистов голоса, какие они сложнейшие оперные спектакли показывали! И был аншлаг. Понимаете, у нас есть в Омске зритель на такую музыку. Просто оперу нужно хорошо ставить, подбирать и приглашать солистов высокого уровня и, конечно, менять репертуарную политику.
– Французская публика от русской сильно отличается?
– Да, мы разные. Однажды Слава Полунин привозил своих клоунов в Париж. Я тогда задала ему точно такой же вопрос и он ответил, что в России любое состояние на сцене можно играть очень долго, замирать в нём на несколько минут и зритель следует за тобой, чувствует тебя, живёт вместе с тобой. В Европе же всё по-другому– публике нужна постоянно меняющаяся картинка. То есть, углубления в эмоциональное состояние нет. И надо потрудиться, чтобы получить такой отклик от публики.
Культурные барьеры
– Ольга Петровна, недавно в Омск приезжал британский пианист Питер Донохоу и высказал интересную мысль о том, что больше всего хочет, чтобы классическая музыка перестала быть искусством только для элиты общества. То есть в той же Великобритании классическая музыка изначально предназначалась для богатых людей. Во Франции такое классовое разделение есть?
– Есть. К тому же существует ещё барьер финансовый. В наш оперный театр билеты дорогие, примерно от 40 до 180 евро. И сейчас дирекция занялась этой проблемой, но не снижением цен, а воспитанием молодой публики. В этом году экспериментально будут вводиться билеты за 10 евро на специальную предгенеральную репетицию. Причём именные, для конкретного человека, то есть, отдать его кому-то будет нельзя. Купить такой билет сможет молодёжь от 18 до 27 лет, чтобы они имели возможность приобщиться к высокому искусству.
– За столько лет жизни заграницей вы ко всему привыкли? Или есть какие-то различия, на которые закрыть глаза не получается до сих пор?
– Французы любят такую штуку, которую я называю «словесная ментальная эквилибристика». Они очень любят играть словами, искать в них один смысл, второй, третий, десятый... Причём происходит это во время работы, что дико отвлекает. Французы, как шампанское, им постоянно нужно взорваться и запениться, вместо того, чтобы сконцентрироваться и спокойно заниматься своими делами. Но зато они очень весёлые.
– Музыканты и вокалисты в свободное от работы время музыку вообще слушают? Или лучший друг – тишина?
– Тишина (смеётся). Я редко слушаю музыку, и, в основном, фортепьянную, чтобы расслабиться. Потому что петь в хоре, в котором 110 человек – это очень громко! У многих музыкантов начинают болеть уши. К тому же в постановках задействованы огромные декорации, получается такой эффект ванной комнаты. Представьте себе такую огромную ванную комнату, в которой 110 человек начинают вместе петь – это же ужас! Артистам иногда плохо становится физически: головокружение, тошнота. Хотя, конечно, до такого у нас людей стараются не доводить.
Откуда пыль?
– Когда вы приезжаете в Омск, то замечаете, что в нём меняется? Обычно на расстоянии самые проблемные места сильно бросаются в глаза.
– Я обычно приезжаю ко Дню города, и меня очень радует, что к этому празднику всё вокруг начинают ремонтировать. Всегда хочется, чтобы День города был чаще, чем один раз в год. Я замечаю, что в Омске строятся новые дома, появляются новые храмы. Мне нравится, что ученики музыкальных школ имеют возможность выступить в Органном или Концертном залах – это большой стимул для детей.
Не нравится то, что в Омске за последние годы стало очень много пыли. Я не помню, чтобы 20 лет назад это так сильно бросалось в глаза. Во время учёбы в Омске нам рассказывали, что до революции вокруг города высаживали лесозащитные полосы, чтобы создать естественную защиту от ветра и пыли. Но сейчас с каждым годом эти полосы вырубают, отсюда и пыль. Очень жаль, что это происходит в городе, который когда-то считался одним из самых зелёных в стране.
Знаете, я люблю приезжать в Россию. В какой-то момент я поняла, что мне это необходимо. Жить заграницей – это когда ты постоянно к чему-то пристраиваешься, приноравливаешься, приучаешься. В какой-то момент ты всё равно начинаешь задавать себе вопросы: почему ты чувствуешь себя лучше или хуже? Я только к 2000-у году поняла, что мне нужно приезжать в Россию, только после этого я могу жить дальше. Мне становится спокойнее. Поездка домой – это эмоциональная зарядка и разрядка одновременно, потому что есть какое-то внутренне напряжение из-за чужой среды, чужого языка, чужой манеры общения. Очень хочу не только приехать в Омск на его 300-летие в следующем году, но и принять участие в этом празднике. Для меня это очень важно.