Кошмары латгальской глубинки
Премьер–министр Лаймдота Страуюма посетила с визитом Латгалию. Общаясь с прессой в Даугавпилсе, глава правительства заявила, что не усмотрела в нашем регионе каких–то особенных проблем. «Не знаю, мне кажется, люди хорошо здесь себя чувствуют», — сказала Страуюма. Но так ли это на самом деле, выяснила «Вести Сегодня».
Иллюзии и горькая реальность
Хотя Страуюма сама является латгалкой по рождению, от реалий жизни на родине она, судя по всему, давно уже оторвалась. О том же, как существует Латгалия, лучше спрашивать людей, которые тянут тут повседневную лямку. И особенно яркая «картина маслом» вырисовывается здесь на селе: когда едешь на машине по загородной местности, уныние запустения бросается в глаза особенно резко.
Давайте завернем в окрестности поселка Рандене в Калкунской волости под Даугавпилсом. Место это довольно знаменитое в отечественной истории: именно тут прошли отроческие годы Яниса Райниса. Однако со времен Райниса слишком многое здесь изменилось…
Этот поселок в советскую эпоху служил центром обширного и процветающего колхоза «Ударник». Потом пришла эпоха «первоначального накопления». Тогда, в самом начале 90–х, многие местные жители начали активно скупать участки бывшей колхозной земли, сколачивать собственные хозяйства. Большинство, однако, испытало горькое разочарование: мечты об обильных урожаях, на корню скупаемых иностранцами, так и остались мечтами. Некоторые обитатели волости потеряли доступ даже к минимальным жизненным благам. Конечно, на самое дно опустились далеко не все ранденцы, но общий уровень жизни здесь стабильно невысок.
Давайте заглянем в одну живописную долину, где обитают несколько семей
Я хорошо знаком с проживающим здесь степенным шестидесятилетним Тимофеем, чья судьба оказалась характерной для многих людей, пытающихся в наше время выжить на селе. В свое время он бросил работу в даугавпилсском автопарке, вняв раздававшимся в эпоху выхода из СССР призывам ехать на село восстанавливать довоенную хуторскую систему и самостоятельно созидать свое благополучие, чтобы возродить славу латвийского крестьянина как зажиточного и рачительного хозяина. Благо имелись оставшиеся от отца дом и участок, который Алексей постарался «округлить».
Увы, довольно скоро выяснилось, что владение даже большими участками земли не гарантирует богатства и преуспевания — напротив! Тот же Алексей вынужден был последовательно отказаться сначала от автомобиля, который он уже не смог содержать, а потом на долгие годы — и от телевидения, даже от самого электричества. Зажил он с супругой Тамарой, как в Средневековье, коротая долгие зимние вечера при свете керосинки. Единственное развлечение — емкости с брагой, которую они самостоятельно гнали. Пришлось распродать почти весь скот, в то время как большая часть земли оставалась необработанной: нерентабельно. Хорошо хоть, что обширный ее участок выкупил у Алексея некий американец латвийского происхождения.
На старую работу в городе «эффективного хозяина» брать отказались, ссылаясь на потерю квалификации. К сожалению, его судьба не является здесь чем–то уникальным. Жизнь незадачливого крестьянина несколько повернулась к лучшему после того, как его дочь Олеся с мужем уехали в Испанию. Там они устроилась на работу и стали посылать деньги оставшимся дома родственникам. Благодаря этой помощи быт Алексея и Тамары чуть–чуть наладился: они подремонтировали свой домишко, заново провели электричество и телевидение.
— Ничего особенного от жизни я уже не жду, — Алексей слегка пожимает плечами, — да и сколько мне лет–то осталось? Как–нибудь доскрипим… Жаль только, что хозяйству, судя по всему, пропадать: Олеся с супругом возвращаться отказываются наотрез. Так и говорят: «Жизнь в Латгалии теперь только в страшных кошмарах может привидеться!» Печально, конечно.
Фатальный дом
По соседству с жилищем Алексея стоит еще один дом, в котором когда–то обитала вполне обычная и даже уважаемая семья: добропорядочные советские пенсионеры Валентин и Елена, их дочь Наталья, работавшая на одном из даугавпилсских предприятий, пользуясь известностью заслуженного мастера, ее муж Иван и сестра Татьяна, заканчивавшая учебу в школе.
Начало эры «демократии» оказалось для этой семьи фатальным. Сначала в тюрьму за совершенную кражу сел муж Натальи. В семью потом он уже не вернулся. Саму Наталью через некоторое время с работы уволили — по сокращению. Обидевшаяся на весь мир женщина, так и не уладив проблему с трудоустройством (в депрессивном Даугавпилсе начала 90–х это было очень трудно), предпочла плюнуть на все и уехать в загородный дом в Калкунскую волость. С собой прихватила и сына Женю. Однако в результате неосторожного обращения с огнем на кухне как–то начался пожар. Хотя все находившиеся внутри сумели вовремя покинуть помещение, с огнем они не совладали — и вскоре он уничтожил прекрасный дом, сохранившийся даже во время войны, подчистую. Приехавшим пожарным достались лишь тлеющие угли.
Стариков пенсионеров переправили на городскую квартиру, а Наталья с Женей перебралась в соседнее со сгоревшим домом здание, до этого служившее хлевом для скота. Впрочем, с тех пор как помещение сменило свое назначение, обстановка внутри не очень–то поменялась: темнота и грязь там царили неимоверные.
Единственным развлечением оставался старый телевизор, ловивший несколько латвийских программ. У телика по вечерам собирались Наталья, Алексей с Тамарой, как раз в ту пору оставшиеся без электричества. Кампания увлеченно ныряла в чужую жизнь мыльных опер. Все это время Наталья перебивалась случайными заработками да копалась у себя на огородике.
Понятно, в каких условиях жил, какое «воспитание» получал Женька, росший фактически юным Маугли. Ребенок, которым никто не занимался, бегал по округе, промышлял мелким воровством из близлежащих хуторов. Однако махнувшая на все рукой Наталья не желала уделять время воспитанию сына, и закономерный итог не замедлил проявиться: Евгений был задержан полицией во время очередной кражи. Был суд, условный срок…
Не жизнь, а существование
Несколько лет назад Наталья умерла. Однако домик в волости не остался безхозным — туда переехала ее сестра Татьяна. У нее жизнь тоже решительно не заладилась. Окончив учебу, она некоторое время пробовала для себя разные неудачные варианты трудоустройства и закончила тем, что стала девушкой по вызову.
Через некоторое время был найден новый, безошибочный способ заработка: Татьяна вместе с сожителем начали без устали делать детей. За несколько лет нарожали с полдесятка, получая за них государственные пособия по материнству. Поскольку тянуть всех на себе было невозможно, часть отпрысков была сдана родителями в приют, а с остальными Татьяна уехала в волость.
Огромным ударом и полной неожиданностью для всех родственников стало известие, что девятнадцатилетний Женька арестован по обвинению в убийстве. Некоторое время он встречался с девушкой Александрой, а преступление совершил из ревности, когда та порвала с ним отношения. Прикончив ее, он закопал тело неподалеку от автотрассы и продолжал спокойно ходить мимо почти целую неделю. Теперь он отбывает десятилетнее тюремное заключение, а его сестра и племянники продолжают влачить безрадостное существование в покосившейся избенке.
Иллюзии Атмоды
Еще дальше стоит большая усадьба, на которой проживает семидесятилетняя Аусма. Ее муж Дмитрий умер полтора года назад. Лет двадцать пять назад они тоже оказались среди тех, кто активно участвовал в переделе колхозной земли. Дмитрий, Аусма и двое их сыновей с семьями тогда с головой окунулись в «бизнес»: бросали злаки в почву, разводили скотину и птицу.
Аусма тогда мечтала о толпах подобострастных городских батраков, готовых гнуть спину «за тарелку с похлебкой». Однако мечты о частнособственническом благоденствии накрылись тазом почти сразу. Выяснился неприятный для новоявленных фермеров факт: крестьянское дело трудно вести без серьезной господдержки. Однако это самое государство в 90–х предпочло дешевые и необременительные поставки из–за рубежа, закупая у «своих» лишь зерно — правда, по таким ценам, что вскоре на тех, кто продолжал сеять в крупных масштабах, стали смотреть чуть ли не как на клинических идиотов.
Премьер–министр Андрис Шкеле провозглашал: «Нам нужны только десять процентов крестьян, только их мы будем поддерживать, чтобы обеспечить страну продуктами. Остальные пусть выживают сами».
Постепенно хозяйство Дмитрия и Аусмы захирело и пришло в полный упадок.
Сейчас дети разъехались по заграницам, а Аусма выживает благодаря пенсии.
Эпилог
Как бы ни были трагичны вышеописанные судьбы, ничего удивительного они собой не представляют. Латгальские селяне в значительной части живут в бедности, быстро сокращаясь в числе.
Только за минувший год наш регион потерял порядка 4700 своих жителей, а в целом за четверть века количество народа здесь уменьшилось с 422 до 285 тысяч человек. Поэтому когда Лаймдота Страуюма рассуждает о том, как «хорошо» чувствуют себя латгальцы, у них самих это вызывает лишь чувство тягостного недоумения.
Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ