Дыра Якубовича
Не знаю, бывал ли в наших краях известный телеведущий, но сегодня речь пойдёт о другом Якубовиче – офицере, дуэлянте, бунтовщике…
– А при чём тут дыра? – спросит меня удивлённый читатель. Не торопитесь, господа. Всему, как говорится, своё время.
Задолго до событий на Сенатской площади Якубович прославился поединком со своим тёзкой – поэтом и дипломатом Александром Грибоедовым. 24 ноября 1817 года на Волковом поле в Санкт-Петербурге была назначена так называемая четвертная дуэль – поединок, в котором после противников дерутся их секунданты.
Конфликт, как это нередко бывает, случился из-за женщины. Поссорившись со своим любовником – кавалергардским штаб-ротмистром Шереметевым, балерина Авдотья Истомина отправилась на квартиру к графу Завадскому, где и провела двое суток. Оскорблённый кавалергард вызвал соперника на дуэль. Секундантами выступили Якубович и Грибоедов, которые тоже решили стреляться. Однако поединок между ними в тот день не состоялся, Шереметев был смертельно ранен в живот, и вторую дуэль пришлось отложить. Противники встретились через год, в окрестностях Тифлиса. Всё закончилось относительно благополучно: Грибоедов отделался лёгким ранением в руку, но история эта наделала много шуму в великосветских кругах.
Как правило, декабристы приезжали на Кавказ после сибирской ссылки, но Якубович в этом смысле исключение. С 1818 по 1824 год он участвовал в боевых действиях на территории Кабарды, Балкарии, Карачая и Адыгеи. По свидетельству историка Кавказской войны Василия Потто, штабс-капитан Якубович командовал резервами на Малке, Баксане и Чегеме, имел вполне самостоятельный статус и подчинялся непосредственно начальнику войск в Кабарде. «Главным предметом его действий было не допускать противника на линию, ограждать кабардинцев, выселявшихся из гор, делать беспрерывные разъезды, ходить в горы и т.п. Таким образом, он был всегда в авангарде. И Якубович буквально не сходил с седла. Со своими сподвижниками, такими же храбрецами, он часто углублялся в самые недра гор, в пределы закубанцев, и разрушал малейшие замыслы противников. Рассказывают, что в 1823 году на Святую неделю он зашёл со своей партией так далеко, что добрался почти до Эльбруса... Слава о нём разнеслась по всему Кавказу, как между русскими, так и между горцами. Самые отважные наездники искали его дружбы, считая его безукоризненным джигитом. В знак почёта горцы позволяли посланным от него ездить к ним без оружия – и никто не решился бы нанести им малейшую обиду. Отчаяннейшие враги России были кунаками Якубовича, ценя его великодушные поступки, верность данному слову и зная, что жёны и дети знатнейших из них, если бы по жребию войны и достались в его руки, будут возвращены с почётом и без выкупа. Одну красавицу-княгиню, попавшую в плен, он сам оберегал, стоя по ночам на страже у её шалаша, а когда отряд его возвратился домой, сам же доставил её в горы к мужу. Признательный князь отпустил тогда с Якубовичем также без выкупа шестерых русских пленных, стал вернейшим его кунаком, переписывался с ним и не раз извещал его о сборищах закубанцев... Якубович так сроднился с обычаями горцев и образом войны их, что не отличался от них ни одеждой, ни вооружением, ни искусством в наездничестве, а отчаянной храбростью превосходил лучших князей их. При каждой встрече с черкесами он первым бросался на них и собственноручно поражал того, кто осмеливался скрестить с ним свою шашку. Его считали в горах заколдованным. Особенно впечатляющими были походы в районе Малого и Большого Зеленчуков, Урупа и Лабы».
В сражении на Большом Зеленчуке Якубович был тяжело ранен. Пуля раздробила ему череп над правым глазом, в результате чего он до конца дней носил на голове чёрную повязку. В конце 1824 года Якубович был отправлен в отпуск для операции в клинике Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Он приехал в Петербург, где вскоре сблизился с членами Северного общества декабристов. Заговорщики относились к нему по-разному. Одних подкупала его страстность и красноречие. Для других он был «резателем и тигром на словах». Якубович проявлял особенную кровожадность и высказывал настолько крайние взгляды, что декабристы просто диву давались. Он, например, вызвался лично убить императора Александра I и очень сожалел, узнав о его смерти в Таганроге. Потом предлагал ликвидировать Николая Павловича, причём сам от этой миссии отказался, говоря: «У меня доброе сердце, и хладнокровным убийцей я быть не могу».
14 декабря Якубович вёл себя не менее противоречиво. В день восстания он должен был возглавить Измайловский полк, захватить Зимний дворец и арестовать императорскую семью. В последний момент Якубович отказался выполнять это поручение, хотя на площадь всё-таки вышел.
Его поступки в тот злополучный день противоречат элементарной логике и вызывают серьёзные подозрения в невменяемости. Сначала он отговаривал Бестужева от решительных действий, потом сам повёл с Гороховой, где жил, Семёновский полк. Затем исчез с Сенатской площади, сославшись на головную боль, но вскоре снова там появился. Причём держался вблизи императора Николая I. На вопрос царя, что он тут делает, Александр Иванович понёс какую-то околесицу, говоря о себе в третьем лице: «Якубович был с ними, но узнав, что они за Константина, бросил всё и явился к вам». Государя такое признание тронуло. Он взял декабриста за руку и сказал: «Спасибо, вы ваш долг знаете». Якубович растрогался не меньше и вызвался уговорить заговорщиков сложить оружие. Однако оказавшись в рядах декабристов, он снова переметнулся на их сторону и советовал держаться до конца.
Впоследствии на допросе Якубович сознался, что не имел намерения приводить в исполнение свои угрозы и только хотел удивить товарищей отвагой. Однако он был причислен к преступникам первого разряда и приговорён к смертной казни. После помилования и смягчения приговора его сослали на каторгу в Нерчинские рудники. Здесь Якубович провёл несколько лет в тяжёлом заключении. Вышедши на поселение, декабрист основал в Малой Разводной, близ Иркутска, небольшую школу для детей и открыл мыловаренный завод. Дело пошло настолько удачно, что Якубович не только сам жил безбедно, но и помогал нуждавшимся товарищам.
Что касается пресловутой «дыры Якубовича», она связана с его службой на Кавказе. Потто рассказывает, как в верховьях Баксана отряду под командованием штабс-капитана преградила путь отвесная скала. После долгих поисков солдаты всё-таки нашли узкую лазейку: «Первые люди из предосторожности спустились на верёвках, прочие ложились боком и скатывались, как по желобу, обхватив ружьё обеими руками. Дошла очередь до батальонного командира Якубовича. Человек весьма тучный, он завяз в отверстии так, что солдаты долго не могли протиснуть его ни взад, ни вперёд. Наконец схватили за ноги и потащили волоком; на нём изодрали сюртук, оборвали все пуговицы, но всё-таки протащили. «Место сие, – говорит Ермолов в своих воспоминаниях, – так и осталось под названием «Дыра Якубовича».