Военные тайны детства физика-металловеда Ивана Киянского
Книгу можно приобрести в санкт-петербургском и московском филиалах издательства Нестор-История. Телефон в Москве: +7 (499) 755 96 25. Телефон в Санкт-Петербурге: +7 (965) 048-04-28
Автор этой книги — Иван Алексеевич Киянский — известный физик-металловед, лауреат Государственной премии, заслуженный изобретатель СССР. Помимо научных работ, опубликовал ряд художественных произведений. Родился на Харьковшине в крестьянской семье. Отец ушел на фронт, а вскоре герой книги, вместе с матерью и четырьмя сестрами, оказался в зоне оккупации — на три голодных и долгих года. Детский взгляд точен, рассказ о той жизни далек от стереотипов. После освобождения — тоже голод, послевоенная разруха. Вокруг села — поля и овраги, где шли бои, там еще оставались оружие и боеприпасы. За ними охотились мальчишки, вымениваюшие у городских рыбаков—любителей вьшлавленную из снарядов взрывчатку на хлеб и табак, универсальную тогда валюту. Промысел рискованный, игры тоже: взрывы, гибельдрузей, тяжелая контузия. И выздоровление стараниями зиахарки.
Однако сельскую школу сын сержанта-инвалида окончил с медалью, поступил на физико—технический факультет Харьковского университета. После выпуска — секретные лаборатории: молодой ученый буквально в центре подготовки компонентов водородной бомбы. Не все его коллеги дожили до старости. Далее — Москва, аспирантура, и уже другие области исследования, которые ныне именуются палю-технологиями. Новая увлекательная книга — не только о детстве, оккупации, послевоенной деревенской жизни, быте школы, университета, научных учреждений. Главное, в ней — азарт исследовательской работы, открытий, любовь к жизни во всех ее проявлениях.
Военные тайны детства
До начала войны оставалось меньше года, но в нашей деревне (или на украинский «манер» — в нашем селе) международную ситуацию, развивающуюся точно в соответствии с генеральной линией партии большевиков, хотя бы отдаленно представляло себе только колхозное начальство. Оно же информировало своих трудящихся об очередных достижениях и планируемых победах советского народа. Основной военный тезис в их изложении сводился к необходимости ублажать Гитлера и не допускать провокаций, а также к неизбежности краткосрочной и победоносной войны с фашистами, хотя простые крестьяне в разговорах между собой были далеко не так оптимистичны. И меньше всего проявлялось оптимизма в нашей семье в любом случае, с отправлением отца на фронт (как оказалось, на отсрочку от призыва он как бывший «лишенец» не имел никаких прав) проблему выживания семьи из шести человек, пять из которых — дети, а единственный кормилец — мать, неграмотная деревенская женщина, надуманной не назовешь…
Война, которую все ждали и которой боялись, обрушилась на нашу семью с неумолимостью горной лавины. И отец, и мать были буквально раздавлены слухами и сводками с фронта, безысходностью ситуации и предчувствием большой беды. Панический страх охватил практически всех жителей нашей деревеньки, прогнать который не смогли ни круглосуточные загульные пьянки всего взрослого населения, ни уговоры председателя колхоза, перемежающиеся с угрозами расстрела за паникерство. Этот хмельной протест, «пир во время чумы», прекратился только через неделю после начала войны, когда большинство так и не протрезвевших деревенских мужиков в возрасте до 50 лет, без оркестра, под вой и причитания женщин, отправились на сборный пункт на станцию Булацеловка, а оттуда — в Харьков.
В Харькове спешно и довольно бестолково формировались крестьянские полки, которые затем так же спешно и так же бестолково по воле и приказу Главнокомандующего отправлялись на фронт, навстречу смерти. Этих неподготовленных, безоружных (оружием врага надо было завладеть в первом же бою!), одетых во что попало, голодных солдат ждала незавидная участь в первом же бою оказаться в немецком плену или бесславно погибнуть, так и не завладев желанным оружием. В первом из своих боев отцу сильно «подфартило» — он не погиб, а был всего лишь ранен, и не попал в плен, а чудом догнал отступающий военный госпиталь, который доставил его под Днепропетровск. После ускоренного «ремонта» отец и несколько его «удачливых» земляков снова оказались в строю — во вновь сформированной пехотной части, которую бросили навстречу немецкой мотопехоте, успешно форсировавшей Днепр в районе Киева.
Из ушедших на фронт из моей родной Александровки почти трех десятков мужиков живыми и почти здоровыми возвратятся чуть больше десяти, но это будет ох как не скоро и это будут уже совсем другие мужики… А тем временем линия фронта (если таковая существовала) с бешеной скоростью катилась по Белоруссии в сторону Смоленска, по Украине — через Киев к Волге, по России — к Ленинграду, практически без боя поглощая казавшиеся ранее неприступными города и укрепленные районы европейской части Советского Союза... Уже в начале сентября 1941 года немцы захватили большую часть Украины, в том числе и Харьковскую область. Село Александровка, а вместе с ним и части Красной Армии, отступавшие через него в сторону Харькова, не смогло оказать достойного сопротивления немецким моторизованным частям и довольно быстро оказалось в глубоком тылу противника. Для большинства красноармейцев, попавших в жестокий «котел» в Харькове и его окрестностях, война закончилась самым трагическим образом, но с мирным населением немецкие солдаты предпочитали жить довольно мирно. Одна из немецких ремонтно-механических частей расположилась в Александровке и в оврагах вокруг нее, да так и простояла без крупных перемещений до начала основного контрнаступления наших войск. Второй раз красноармейцы появились в нашей деревне только в 1944 году, теперь уже со стороны Харькова, а немцы исчезли так же быстро и бесследно, как и наши бойцы в сорок первом…
В связи с этим жизнь (или, вернее, очередной период выживания) среди самых настоящих врагов — немецких солдат, на оккупированной врагом территории для нашей семьи продолжалась почти три года. Если кто-нибудь думает, что многодетной крестьянской семье легче было выжить среди врагов, чем среди советских «друзей», он явно ошибается. Ошибается и тот, кто думает иначе. На самом деле, в обеих ситуациях вариант реального выживания такой семьи жизненным сценарием не предусматривается. Поэтому рассуждать о тех нечеловеческих условиях, в которых пришлось жить всем членам нашей семьи, а матери — в первую очередь, до возвращения с фронта отца, с колокольни современных представлений о личной гигиене, качестве пищи, этических нормах поведения взрослых и детей и о многих других «причиндалах», сопровождающих жизнь сытого человека в спокойное время, мне совсем не хочется. Главное — все дожили до освобождения, до новых надежд… на дальнейшее выживание.
Из этого периода нашей жизни мне бы хотелось отметить лишь несколько бытовых сцен, одним из непосредственных участников которых был я лично и которые характеризуют ситуацию лучше и точнее любых официальных документов. Одним из наиболее ярких эпизодов, навсегда запомнившихся матери и моим старшим сестрам, было неожиданно теплое и внимательное отношение немецких солдат к моей персоне. Наверное, у многих из них в Германии остались дети, и поэтому общение со мной в какой-то мере сглаживало им боль разлуки. Где-то к лету 1942 года активные боевые действия в Харьковской области уже не велись, поэтому «наши» немецкие солдаты занимались обустройством своего жилья и укрытий для боевой техники, а также пробавлялись разнообразными танковыми маневрами и учениями на отремонтированных машинах в окрестностях Александровки.
Так вот на эти самые маневры, наверное, с разрешения командира, они иногда брали и меня, единственного представителя противоборствующей стороны. Правда, их военные секреты я никому не передавал и не продавал, но свои детские удовольствия получал по полной программе — прокатиться на танке, съесть полный солдатский обед из походной кухни, а затем, по возвращении в деревню, еще и получить плитку армейского шоколада — такая жизнь мне настолько понравилась, что каждый свой день я начинал с посещения своих новых друзей. Домашние сначала волновались, а затем привыкли — знали, где меня искать к вечеру, если по каким-то причинам я «задерживался», тем более что покушать у своих «врагов-друзей» мне перепадало всегда, а дома в голодной семье лишний рот всегда в тягость, даже если этот рот и не очень большой. За мной у немецких солдат закрепилась кличка Маленький Ганс, на которую я с удовольствием отзывался, скорее даже, чем на собственное имя Ваня. В два года я уже пытался что-то лопотать по-немецки, а обращение ко мне моих немецких «дружбанов» на чужом языке понимал довольно сносно.
Однако глубокой осенью 1942 года со мной случился серьезный конфуз, который едва не стал поводом или причиной для прекращения нашего активного международного сотрудничества. Однажды, выехав на немецком танке в степь и «отработав» все запланированные на этот день упражнения, я со своими великовозрастными друзьями отдыхал и принимал пищу возле походной кухни. То ли каша была слишком жирной, то ли ее количество превысило размеры моего желудка, но буквально перед возвращением домой меня настолько неожиданно поразила диарея, что моим друзьям пришлось снять с меня мои «всепогодные» штаны и отмывать меня водой из шланга. К счастью, погода была благосклонной ко мне, я даже не простудился, а получил «обновку» — солдатские кальсоны с обрезанными штанинами, в которые меня принарядили на время обратного маршрута, и узкий солдатский ремешок, на котором все это сооружение держалось.
А дальше произошло то, что ни один из моих родственников — свидетелей этого события не смог объяснить иначе, как коллективным сумасшествием немцев от длительного пребывания в степях Украины, а именно, солдаты отправили меня домой с целлофановым (в те времена!) пакетиком, в котором лежали мои еще влажные, но тщательно выстиранные штаны! Этот случай еще долго обсуждался в нашей семье (правда, я лично участия в дискуссиях не принимал), но внятного обоснования такого поведения немецких солдат, пришедших на эту землю только убивать, в то время так и не нашлось. А ремешок, оставшийся у меня как вещественное доказательство этого события и свидетельство присутствия самой обычной человечности в людях, вынужденно делающих грязную работу чужой войны, еще много лет был самой любимой деталью моего нехитрого гардероба.
Зима 1942–1943 годов была очень снежной и морозной, поэтому моя одежка оказалась для нее не слишком подходящей. Из-за постоянных простуд меня практически всю зиму не выпускали из избы, и только весной я смог вновь встретиться со своими «друзьями-врагами». Наша дружба продолжалась практически до конца 1943 года, но прервалась неожиданно и навсегда — «моя» войсковая часть куда-то была переброшена, а на ее место прибыла такая же, но уже совсем другая. С новыми солдатами у меня контакта не получилось — «эти» немцы чувствовали приближение больших перемен на фронтах войны и не позволяли себе расслабляться.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky