Малява в обком
Прапорщик Лёшка Пряхов заступил в караул и пришёл в промзону на съём с работы заключённых. Навстречу попался старшина-сверхсрочник Генка, его товарищ и бывший сосед. На носу у того болтались перевязанные тонкой проволокой очки с вечно грязными стёклами, которые он постоянно поправлял указательным пальцем. Сам он был толстоват, краснощёк и неуклюж. Генка не был другом, скорее - приятелем. Они порой вместе выпивали, когда у обоих совпадали выходные. Теперь Генка переехал в другой дом в посёлке, потому виделись они сейчас только на службе, в караулах по охране зоны общего режима.
- Дёрнуло меня свои «Жигули» продать, - с сожалением, не здороваясь, начал рассказывать Лёха приятелю, - продал вот. А купить новые не могу…
Лёшка растерянно смотрел на грязную бетонную стенку, на которой красной пожарной краской было размашисто написано «Особый контроль». Мягкий знак в надписи стёрся, и потому фраза приобрела какой-то дурацкий смысл. Вздыхая, Лёха рассказывал про то, какая классная «шестёрка» у него была.
Генка в свою очередь приподнялся на цыпочки, поправил очки и принялся сбивчиво, но эмоционально рассказывать про то, как его недавно затопила соседка сверху.
- Я ей говорю, ты чё, коза драная, делаешь! Я ж ремонт токо-токо сделал… Диван новый в кредит взял! Люстру чехословацкую Танька купила! А ты, кукла драная, воду на меня льёшь!
Генка ещё бы долго разглагольствовал, но тут у него на груди зашипела, перемотанная синей изолентой, рация и его вызвали к оперативникам.
Лёшка же, растроганный воспоминаниями нервно кашлянул, закурил, и, глядя вдаль длинного освещённого коридора, заметил подошедшего к нему заключённого.
- Чё хотел? - затягиваясь «Космосом» и поправляя ремень с пустой кобурой, равнодушно спросил прапорщик.
- Я извиняюсь, гражданин начальник, слышал, тачка вам нужна, - глядя в сторону, спросил зек и поправил свою, сползающую со стриженой головы на глаза, чёрную шапку.
Лёха удивленно посмотрел на того. Зек был невысокого роста, худощав и как-то нагло спокоен. Он держался рукой за ухо и, дружелюбно улыбаясь, смотрел на прапорщика.
- Могу помочь, гражданин начальник…
- Как?
- Второй секретарь обкома партии - мой друг. Письмо, если хотите, ему передам. Скажете от меня, от Сани Маленького. Конкретно поможет, обещаю. Ну, а потом - сочтёмся. Думай, начальник, я не спешу…
Придя после караула домой, Лёха даже не мог есть. Он бродил взад-вперёд по квартире и тревожно размышлял о произошедшем. «И спросить то не у кого!» - с досадой думал он. Дней пять он ходил в растерянности и нерешительности. Затем, заступив в очередной караул, нашёл того, кто предлагал ему помощь. Саня Маленький работал в столярке, он стоял возле электрорубанка и разглядывал короткую доску, держа её в руках. Пахло смолой и опилками. Где-то за цехом лаяла овчарка, и было слышно, как, скрипя и громыхая, работает подъёмный кран. Кругом суетились другие заключённые, искоса и настороженно поглядывая на Лёху.
- Здорово, - тихонько сказал прапорщик и спрятал руки в карманы.
- Здорово, начальник, - бесстрастно поздоровался осуждённый и выключил станок.
- Ну ладно, давай пиши свою маляву…
Зек достал из синего ящика, висящего на стене, тетрадку и вырвал из неё листок. Затем попросил у Лёхи авторучку. Неспешно присев за верстак и красиво насвистывая «Лаванду», Саня начал что-то писать на клетчатом листке. Сложив листок пополам, осторожно протянул бумажку Лёхе. Тот быстро спрятал её в карман. Воровато достал из кителя пару плиток грузинского чая. Положил их в пустой ящик верстака и тихонько, глядя на свои сапоги, спросил:
- Дальше чего?
- А чего дальше? Придёшь в обком, спросишь такого-то и скажешь, что от меня. Отдашь маляву и объяснишь на словах, чего надо…
Лёха закурил и пошёл в караулку. Листок в кармане, казалось, жёг грудь. Сев за стол, прапорщик осторожно достал бумажку, развернул и прочитал написанное аккуратным почерком: «Очень прошу помочь в его просьбе. Саня Л.»
На следующий после караула день он с особой тщательностью побрился, надел парадную шинель и поехал в обком партии.
- Вы к кому? - безучастно спросил его немолодой милиционер на входе.
- Я в приёмную, - настороженно произнёс Лёха и достал своё удостоверение.
- По какому вопросу? - прочитав документ и негромко зевнув, спросил старшина.
- Да это… Хочу обжаловать партвзыскание…
- Вообще-то, заранее записываться надо на приём-то…
Лёха виновато развёл руками и вздохнул.
- Ладно, иди… второй этаж, прямо по коридору…
Раздевшись в гардеробе, Лёха поднялся на второй этаж и зашёл в приёмную. Сердце бешено колотилось и в голове шумело.
- Слушаю вас, - спросила, неприязненно посмотрев на него, неопределённого возраста секретарша.
- Я хотел бы обратиться по поводу партвзыскания, - негромко промолвил Лёха.
- Какого взыскания? - в голосе женщины отчётливо были слышны ноты раздражения.
- Ну… Выпил я однажды… А жена милицию вызвала… Ну, туда-сюда… Одним словом, до политотдела дошло и…
Секретарша с нескрываемым презрением посмотрела на Лёху. Затем, разглядывая свои ногти, отчётливо и чуть ли не по слогам произнесла:
- Записываться надо на приём, прежде чем идти жаловаться ко второму секретарю обкома!
- Да я не жаловаться! Я просто объяснить ему хочу, чего и как…
- Некогда Михал Ивановичу ваши объяснения слушать!
Лёха хотел сказать, что вообще-то он понимает, что дел тут и без него хватает, как вдруг неожиданно раскрылась большая, обитая чёрной блестящей клеёнкой, дверь, и на пороге кабинета появился немолодой человек с внимательным взглядом.
- Вы кто? - изумлённо спросил он Лёху.
- Михал Иванович, это прапорщик из войсковой части на приём к вам пришёл. Но он не записан, - быстро и подчёркнуто любезно пояснила секретарша.
- По какому вопросу? - не слушая её, спросил чиновник.
- Хочу обжаловать взыскание, - еле шевеля пересохшими губами, произнёс Лёха.
- Заходите, - вздохнув и пройдя к себе в кабинет, ответил партиец.
В кабинете он сел в кресло, потрогал галстук на своей шее, поморщился, словно от зубной боли и сказал:
- Развели тут бюрократию… Слушаю, говорите.
Лёха вытаращив глаза, смотрел на чиновника и не мог произнести ни слова.
- Ну, слушаю вас, говорите, - нетерпеливо повторил чиновник и внимательно посмотрел на прапорщика. С портрета, висевшего над его головой, с какой-то, казалось, скрытой ухмылкой, на Лёху поглядывал Горбачёв.
Трясущимися руками Лёха достал из кармана сложенный листок и протянул его хозяину кабинета. Тот развернул бумагу и прочитал.
- Что это? - удивленно произнёс тот.
- Письмо…, - совладав с собой и шумно выдохнув, ответил Лёха.
- Какое письмо? От кого? - привстал из-за стола чиновник.
- От Сани…Ну... От Маленького…
- От кого???
- Ну, от Сани… От Маленького… Вашего друга… Он в зоне сидит, просил вас помочь мне с машиной… Я свою-то продал, а теперь вот… - Лёха вдруг запнулся.
Чиновник обалдело смотрел на Лёху, затем хмыкнув, снял трубку телефона, стоящего на столе и, не отводя прищуренного взгляда, попросил, чтобы его немедленно соединили с политотделом дивизии, в которой служил прапорщик. Далее он как-то иронично и вместе с тем гневно, спросил кого-то:
- Вы что, там совсем обалдели у себя? Приходят ко мне ваши подчинённые с письмами от заключённых и требуют автомобиль!
У Лёхи потемнело в глазах…
- Да не печалься, ты! - успокаивал Лёху его друг, бывший сосед и теперь бывший сослуживец Генка, - пошли они все на хрен! Подумаешь, из войск выгнали! Да я бы сам ушёл, но до пенсии год остался…
Лёха сидел на кухне, курил, роняя пепел на пол, и, в отличие от друга, совершенно не пьянел.
Генка, размахивая руками и постоянно поправляя спадающие очки, рассказывал о своей загубленной молодости, поносил на чём свет стоит замполита роты и всю Сибирь.
- Подняли мы документы на того фраера, - ёрзая на табуретке, продолжал Генка, - девять статей у него… Нет, ты понял! Девять статей!
Лёха не слушал.
- Мы его спрашиваем: «Писал маляву?», а он спокойно так говорит: «Писал, ну и чё? Чё я там написал-то? Прошу помочь.…А я почём знаю, чё он там просил, чекист ваш?»
- Ладно, пойду я… - сказал Лёха и потушил сигарету.
- Лёш, да подожди ты, - не унимался Генка, - меня тоже в тот раз соседи залили, так я пошёл к ним и говорю: «Твари вы позорные, я токо-токо ремонт сделал, обои поклеил, тёщу увёз»…
Лёха в прихожей молча надевал зелёный армейский бушлат без погон, думал о чём-то своём и собирался домой.