Пора вернуться в игру в Средней Азии («Hindustan Times», Индия)
Помимо участия в VII встрече на высшем уровне стран БРИКС и XV саммите Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в российском городе Уфа, премьер-министр Нарендра Моди на следующей неделе (речь об этой неделе — прим. ред.) также посетит все пять центральноазиатских республик — Таджикистан, Туркменистан, Казахстан, Киргизию и Узбекистан. Это будет первый одновременный визит индийского премьера во все пять центральноазиатских государств с того момента, когда они обрели независимость. Этот визит может создать новое стратегическое направление политике из двенадцати пунктов «Связываясь с Центральной Азией», которую предыдущее правительство объявило в 2012 году.
Стратегическое расположение, энергетические ресурсы, конкуренция за маршруты трубопроводов, а также само число региональных и глобальных игроков давали существенные основания многим аналитикам в 1990-х годах строить теории «новой большой игры» в Центральной Азии. Вопреки намерениям и заявлениям, Индия на начальном этапе этой «игры» по сути никогда не участвовала в какой-либо конкуренции. У Индии не было прямого транспортного выхода в регион, местный рынок был слишком сложным, в итоге регион не смог привлечь внимание частных индийских компаний. В сравнении с советским периодом экономические отношения с регионом также значительно ослабли.
Однако Индии было комфортно общаться с центральноазиатскими режимами. Они предлагали стабильность в отношениях и проповедовали борьбу с религиозным терроризмом. В то же время многие в Индии полагали, что решающую роль в Центральной Азии благодаря преимуществам исторического и географического характера продолжит играть Россия. Сегодня же, когда здесь укрепил позиции Китай, нарастивший влияние с помощью торговых, энергетических, военных соглашений, а также через ШОС, Индии следует разработать новый подход к Средней Азии. К тому же события в Афганистане после 2014 года добавили новое измерение индийско-центральноазиатскими связям, особенно в контексте сложных отношений Индии с Пакистаном.
Любой провал афганского проекта станет серьёзным вызовом и для Индии, и для Центральной Азии. Относительная стабильность в Афганистане, с другой стороны, откроет для соседей огромные экономические возможности.
России, республикам Центральной Азии и Ирану уже удавалось находить общий язык в период нестабильности в Афганистане. Руководителям Центральной Азии пора обсудить динамически изменяющуюся ситуацию в Афганистане, а также выработать стратегию экономического и энергетического сотрудничества. Основываясь на прошлых связях, Индия уже подписала соглашения о стратегическом партнёрстве с Узбекистаном, Казахстаном и Таджикистаном. С возможным обретением членства в ШОС вовлечённость Индии в дела региона, вероятно, усилится.
На фоне растущего доминирования Китая и в условиях относительного ослабления российского присутствия Индия станет играть в регионе более важную роль. Ей следует воспользоваться своими быстро растущими политическими, экономическими и военными возможностями в Центральной Азии, это стратегически важно для обеспечения индийских интересов.
Регион представляет для нас важность в связи с древними культурными и цивилизационными связями, богатыми запасами энергоресурсов и стратегическим географическим расположением (Таджикистан расположен всего лишь в 20 км от Большого Кашмира). Военный объект Индии в Таджикистане расположен неподалеку от баз антииндийских террористических группировок, а также вблизи территории, на которой Китай и Пакистан осуществляют военное и экономическое сотрудничество.
Нефтегазовые ресурсы Казахстана и Туркменистана, а также России могут усилить нашу энергетическую безопасность. И Индия, и Казахстан изучают возможности импорта сырой нефти и газа из Казахстана по трубопроводам или в сжиженном виде морским путём. Углеводороды можно было бы сначала доставлять в Иран по Каспийскому морю, а затем оттуда по трубопроводу. В следующем году начнёт функционировать порт Чабахар, который Индия сооружает в Иране. Соединив эти компоненты с шоссе Зарандж—Деларам, построенным Индией в Афганистане, а также с международным торгово-транспортным коридором Север-Юг, Индия получила бы доступ к Афганистану и Центральной Азии в обход Пакистана.
Если появятся подвижки по проекту газопровода Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия (ТАПИ), то это поможет и далее укрепить связи Индии с регионом. Индия и Россия также обсуждают доставку российских углеводородов в Индию через Центральную Азию или, возможно, через Китай.
Поэтому если Индия планирует играть важную роль в регионе, она должна совместить эти инициативы со стратегией более широкого участия в делах региона. Очевидно, что Иран становится решающим фактором любой индийской стратегии вовлечённости в Центральной Азии.
Тем временем полным ходом идет реализация китайского проекта «Один пояс — один путь». В 2013 году Председатель КНР Си Цзиньпин совершил десятидневную поездку в четыре центральноазиатских государства и подписал ряд соглашений об инвестициях и предоставлении займов в сфере энергетики, торговли и инфраструктуры, которые оценили в 48 миллиардов долларов. По торговым и инвестиционным объемам Китай уже обошел в Центральной Азии Россию. Экономический спад в России, вызванный падением цен на нефть и экономическими санкциями, начал сказываться на жизни региона. Падение рубля и снижение темпов роста России привели к существенному сокращению денежных переводов в Центральную Азию, особенно в Таджикистан и Узбекистан. С уменьшением военного присутствия в Афганистане ослаб и интерес США к региону.
В этих условиях Центральная Азия ожидает от Индии более активных действий — как в стратегическом, так и экономическом плане. Это хорошо увязывается с «многовекторной» внешней политикой большинства центральноазиатских государств, в рамках которой они пытаются выстроить сбалансированные отношения с Россией и Китаем через усиление взаимодействия с Западом и региональными игроками. За визитом премьер-министра Моди будут внимательно наблюдать, а его итоги могут породить новую динамику в геополитике региона.
Автор — профессор школы международных исследований Университета имени Джавахарлала Неру, Нью-Дели